За речкой (СИ) - Март Артём - Страница 30

Я обратил внимание именно на последнего:

— Свет в землянке есть? — спросил я у него.

Парень, согнувшийся рядом с нарами, у закругляющейся земляной стены, отошел и выпрямился.

— Так точно, товарищ сержант.

— Старший сержант, — поправил я его беззлобно.

«Старожилы», как я назвал их про себя, переглянулись. В этом их взгляде читалось явное недоумение.

— Виноват. Свет есть, товарищ старший сержант, — исправился худощавый.

— Тогда зажечь.

— Есть.

Солдат отошел и опустился в угол. Чем-то щелкнул.

Тускловатый желтый свет единственной лампочки, низко свисавшей с потолка землянки, тут же изгнал остатки темноты оттуда, куда не добивал уличный свет.

Землянка была весьма скромной. Если наберется четыре на шесть квадратов — то уже хорошо. А может, к слову, места тут было и меньше. Низкий потолок, не превышавший и двух метров, чуть не давил мне на голову.

Стены, кривовато и наскоро обшитые жердями, были кое-где подперты бревнами или толстыми досками. Потолок, кстати, тоже подпирало бревно, стоящее прямо в середине комнаты. Рядом с ним висела лампочка.

Потолок оказался бревенчатым; в нескольких местах я заметил торчащую между бревен пленку гидроизоляции.

Земляной пол почти полностью укрыли половиками из грубой мешковины и листами картона.

У стен стояли двухэтажные, грубо сколоченные из дерева нары с матрацами, набитыми сеном. Внутри каждого спального места в стене выдолбили «тумбу». По сути это были просто земляные ниши, обшитые картоном и устеленные газетами, где каждый мог хранить свои немногочисленные пожитки. Некоторые «тумбочки» бойцы скрыли от чужих глаз, повесив маленькую занавесочку.

У дальней стены ржавела маленькая печка-буржуйка, чья труба протянулась вверх, к крыше и на улицу, через нее. На печке стояли какие-то железные миски и чайник. На изгибе трубы бойцы сушили портянки и носки.

Рядом со столбом, поддерживающим крышу, стоял стол. Сложенный из двух деревянных ящиков и листа жести, он явно представлял собой «центр жизни» этого места. А заодно являл собой настоящий «творческий беспорядок». На нем стояли кружки, чашки, ложки, открытые банки консервов. На грязной газете бесстыже лежали карты с голыми бабами.

Так же, в углу я заметил большую бочку для воды, а рядом с ней таз, чтобы умываться. На стене висел самодельный, тщательно очерченный календарь с числами, выведенными трафаретным почерком. Некоторые даты были обведены. Другие — зачеркнуты.

Тут царил бы почти полный мрак, если бы не лампочка. И хотя человеческие глаза могли бы к нему привыкнуть спустя минут десять, у меня этих минут не было.

В общем и целом, атмосфера землянки была привычно спартанская и давящая. Затхлый, густой воздух полнился запахами курева, человеческого пота, пыли, креозота и металла. Но и недоеденная тушенка добавляла к этому набору свой неповторимый дух.

Но сейчас в атмосфере царило еще кое-что — напряжение. Тяжелое, давящее на бойцов. А те, кстати, так и продолжали стоять по разные стороны баррикад, у своих нар. Продолжали зыркать друг на друга суровыми, неприязненными взглядами.

— Смирно, — сказал я строго, но спокойно.

Все: и старожилы, и старики, и Матовой выпрямились по стойке смирно. Вернее, почти все.

Только один младший сержант Смыкало — тот самый бритый почти налысо парень, не стал исполнять мой приказ. Он демонстративно сунул руки в карманы, всем своим видом демонстрируя полное неподчинение. Даже старики стали поглядывать на него и колебаться — стоит ли им меня слушать или же последовать примеру их негласного лидера.

— Тебе особое приглашение нужно? — спросил я у Смыкало.

Тот мрачно посмотрел на своих, как бы ища поддержки в их глазах. Потом буркнул:

— Ты мне не командир. Я с другого отделения.

— Ну отлично, — пожал я плечами, — тогда с вещами на выход.

Смыкало нахмурился. После моего смелого разговора с Симиным младший сержант стряхнул с себя спесь, но, к сожалению, не всю. Теперь он очковал откровенно выходить против меня, но все еще выделывался, стараясь сохранить лицо перед своими дружками.

М-да, сержантик. Эту нашу с тобой «войну» начал не я. Но я ее закончу.

— Прапор сказал мне тут быть, — попытался отстоять себя Смыкало, но в открытое противостояние идти не спешил.

— Это расположение третьего разведывательного отделения, — напомнил я. — А ты из какого?

— А че я там буду делать, на жарюке? — возмутился Смыкало, наморщив блестящий от пота лоб.

— А ты из какого?

— Да откуда ж я знаю? — На лице парня отразилась мимолетная растерянность, а потом он надулся, как девчонка.

— Ну так иди ищи. С вещами на выход. Нито вынесу тебя за шкирку.

Смыкало набычился, зыркнул на своих. Впрочем, зыркнул на них и я. И мой командирский взгляд оказался посильнее. Потому что солдаты не сдвинулись с места.

— Мы все ждем, — напомнил я.

Смыкало в нерешительности бросал взгляды то на меня, то на стариков.

— Если надо, — вдруг подал голос худощавый из старожилов, — мы с Андрюхой можем помочь его того… выпроводить…

— Спасибо. Если что, я сам справлюсь, — ответил я, опуская вещмешок на землю. — Ну конечно, если товарищ младший сержант не хочет жарить жопу на улице, он может последовать приказанию старшего по званию.

На миг снова воцарилась тишина.

Потом Смыкало плюнул. Забормотал себе что-то под нос, стал по стойке «смирно».

— Вот и отлично, — сказал я, снова окинув всех в землянке взглядом. — Ну давайте знакомиться, парни. Меня звать Александром. Александром Селиховым. Меня назначили командиром разведывательного отделения. Дальше. Кто тут есть кто?

Я посмотрел на худощавого.

Это был невысокий, худой, но жилистый парень. Он стоял с голым, иссеченным тугими мышцами торсом, в одних только галифе. Лицо у него было вытянутое и скуластое. Темные, слегка отросшие волосы слиплись на лбу.

— Рядовой Махоркин, — представился он. — Игорь Владимирович. Мехвод я и…

— По должностям не обязательно, — перебил я Махоркина. — Это я потом сам узнаю. А тебя как звать?

Второй парень был крупным, широкоплечим и молчаливым. У него были рыжие волосы, широкое деревенское лицо с маленькими голубыми глазами и веснушчатый, курносый нос, совсем как у мелкого пацана. Нос серьезно контрастировал с мощным мужским подбородком, на котором неровно росла мягкая щетина.

— Ефрейтор Глебов Арсений, — проговорил он низковатым, но спокойным голосом.

— Твоя койка? — спросил я, указав на нижний ярус нар.

Там лежал китель довольно большого размера. Несомненно, он принадлежал Арсению. Да только заинтересовало меня не это. На тумбе парня я заметил целую мини-библиотеку. Там же лежал и маленький фонарик.

— Так точно. Моя.

— Книгочей, значит?

— Балуюсь, товарищ старший сержант. Ежели время имеется.

— Ха… Ежели… — Зло хмыкнул ломоносый, но ухмылка тут же исчезла с его лица под моим суровым взглядом.

Потом я познакомился и со «стариками». Со всеми, кроме Смыкало. Он меня мало интересовал, по крайней мере сейчас, в данном конкретном случае.

Старики отвечали неохотно и сухо.

Ломоносый по фамилии Бычка был ефрейтором, и звали его тоже Сашей.

Рядового Звягинцева, того самого небритого паренька, звали Николаем. Невысокий, но крепкий для своих лет, он носил черные, стриженные коротким ежиком волосы, такие же черные брови и короткую же щетину. Вообще, Звягинцев не слишком походил на русского. Скорее, на кавказца. Возможно, метис. А может быть, предки просто чудили.

С Сережей Матовым я уже познакомился, поэтому на нем особого внимания заострять не стал.

Последним из моего отделения был ефрейтор Антон Пчеловеев. Крепкий, жилистый парень имел несколько ковбойский вид. Он носил расстегнутый на груди китель и панаму с собранными по бокам полями. Да только этот самый ковбойский вид ему придавала совсем не панама. Вернее, не только она. У Пчеловеева были слегка искривленные колесом ноги. Это было почти не заметно, когда он стоял ровно, но шагал солдат немножко вразвалочку. Вкупе с панамой это и делало его похожим на выходца из кинофильма про Дикий Запад.