За речкой (СИ) - Март Артём - Страница 27

Тогда я понял — абсолютным большинством жителей кишлака Дез-и-Захак были старики, женщины и дети. Ни одного здорового мужчины хотя бы старше десяти и возрастом до семидесяти я не заметил.

«Значит, воюют, — подумалось мне. — Против нас воюют. И многие из тех, кто когда-то тут жил, уже наверняка погибли».

Дальше дорога поднималась на древнюю земляную насыпь, ведущую к валу, на котором и гнездилась крепость.

Молодые преодолели этот участок пути с видимым трудом, но старались не отставать. А вот я и старики, казалось, и не заметили подъема.

Внутрь крепости мы попали не через ворота, как можно было бы подумать. Ворот у Хазар-Калы вообще не было. Вернее, были, но представляли из себя огромную полуразрушенную каменную арку. Внутри нее построили большую заглушку из массивных досок и бревен. Усилили эту конструкцию мешками с песком и камнями.

Наш путь в крепость пролегал через КПП, что стоял на месте полуразрушенной боковой стены, которая когда-то соединяла малую и большую крепостные стены.

Внутри оказалось крайне оживленно.

Бойцов было немало, и каждый занимался делом: кто-то что-то таскал, кто-то что-то ремонтировал, кто-то чистил оружие или обслуживал технику, другие рыли землянки, которых и в крепости, и в ее окрестностях было немало. Я подозревал, что в большинстве из них прятали технику.

При этом почти никто из местных не носил полной формы одежды. Большинство ограничивались галифе и майкой. Начальство шло навстречу нехитрым способом солдат спастись от жары. Пусть и вопреки уставным нормам.

Крепость выглядела огромным живым существом, которое, несмотря на кажущуюся внешнюю смерть, продолжала жить. Жить в первую очередь человеческим трудом, звуками и запахами.

И тех, и других тут было предостаточно.

К привычному запаху сухой земляной пыли примешался тяжелый дух горюче-смазочных материалов, табачный дым разной степени вонючести и вонь жареного жира. Кажется, где-то работала местная кухня.

Вместе с тем крепость постоянно ревела моторами, лязгала оружием, стучала молотками, выла ветром на высоте стен и башен, а также бесконечно галдела десятками человеческих голосов.

От уютной, я бы даже сказал, домашней атмосферы погранзаставы здесь не было ничего. Лишь сухим прагматизмом и неустанным человеческим трудом полнилось это место.

— Становись! — снова крикнул старшина.

Мы выстроились на некоем подобии плаца. Вернее, это был не сильно просторный участок чистой, утоптанной земли, свободный от припасов, стройматериалов и прочего добра.

А располагался этот плац прямо под большой пузатой башней, именно той, что уцелела, но потеряла зубцы.

— Ровняйсь! Смирно! — скомандовал маленький круглолицый прапорщик. Он осмотрел нашу шеренгу и разрешил: — Вольно…

А потом стал затирать нам привычную речь о том, куда мы попали и что все, что мы видели или проходили раньше, де было настоящим детским садом. А вот сейчас начнется служба.

Я бы мог поспорить с ним на этот счет. И судя по тому, что старшина постоянно зыркал на меня своим маленьким прищуренным взглядом, ему очень этого хотелось.

К его сожалению, желанием входить с кем-то в разные полемики я не горел.

В строю я стоял рядом с тем худоватым пареньком, которому стало плохо в вертолете. Некоторое время он переводил дыхание после короткого марш-броска в крепость. Потом в нерешительности молчал, время от времени позыркивая на меня.

Когда прапор, разгуливавший перед шеренгой, прошел в ее конец, парень вдруг решился.

— Слушай… — шипнул он мне.

Я глянул на него. Вопросительно приподнял бровь.

— Слушай… — повторил он тихо, — я хотел тебе спасибо сказать… Ну, за то, что ты мне там, в самолете помог.

— Пожалуйста, — пожал я плечами.

— Я-то вообще не из хилых, — парень сделал решительное лицо и округлил грудь, — вообще не думал, что поплыву. А тут вот как получилось… понимаешь ли, никогда не летал, а тут…

— Слушай, — я вздохнул, — я щас не в настроении, чтобы лясы точить.

Парень замешкался.

— А… Да… Прости.

Старшина прошел в обратную сторону. Прошагал мимо нас.

— Рвать они тут нас будут зубами! — угрожал он вновь прибывшим, — потому и мы их будем! Все, на… Кончились игрушки…

Когда прапорщик снова отправился в хвост, худощавый снова заладил:

— Слушай… Извини… А тебя как звать? Меня вот Гриня…

— Смирно! — раздался вдруг крик прапора.

Мы все как один вытянулись по струнке.

Все потому, что из дверного проема внизу башни, в котором, впрочем, не было никакой двери, вышел офицер.

Молодой, не старше тридцати пяти лет, он направился к нам быстрым, энергичным шагом.

Носил офицер сапоги, галифе и офицерскую рубашку с погонами. Причем я заметил, что пограничные зеленые просветы погон он закрасил черной краской.

У капитана было благородное, правильных черт лицо, светло-русые короткие волосы и римский нос. Небольшие глубоко посаженные и очень голубые глаза внимательно смотрели на только что прибывших в мангруппу бойцов.

— Товарищ капитан! — Прапор подбежал к офицеру и вытянулся по струнке, отдал честь, — группа из отряда прибыла в полном составе…

Он отчиканил своим гавкающим голосом доклад, и капитан, кивнув, сказал ему:

— Командир занят. Парней приму сам.

Затем капитан снова осмотрел всех нас суровым, оценивающим взглядом.

— Здравия желаю, бойцы!

— Здравия желаю, товарищ капитан! — ответил наш нестройный хор.

— Меня зовут Юрием Евгеньевичем Симиным. В штабе мангруппы я служу в должности заместителя начальника по политической подготовке.

Голос его, громкий, натренированный, затмевал собой звуки живущей собственной жизнью крепости.

— Старшина Омаров, как я слышал, предварительно ввел вас в курс дела, — сказал Симин и коротко зыркнул на прапорщика.

Тот не пошевелился, застыв «смирно».

— Потому, пожалуй, не будем тянуть кота за причинное место и перейдем сразу к делу.

Капитан, держивший руки за спиной, показал нам полевой планшет. Потом вчитался в какой-то документ, который этот планшет от нас прятал.

— Значит так. Кого назову, шаг вперед. Пойдете со старшиной Омаровым. Остальные — за мной. Ясно? Вопросы? Хорошо. Итак.

Симин снова глянул в планшет. Потом заговорил:

— Ефрейтор Матавой.

Из строя вышел белобрысый, который закусился со «стариками». Застыл спиной к строю.

Симин, не поднимая головы от планшета, зыркнул и на него тоже.

— Ефрейтор Бычка.

Шагнул и ломоносый.

— Рядовой Звягинцев. Ефрейтор Пчеловеев. Младший сержант Смыкало.

Замполит называл фамилии четко и отрывисто. После каждого проговоренного имени очередного бойца он поднимал на вышедшего один только глаза, не двигая лица. Как бы оценивал вновь прибывшего. Причем взгляд этот длился не более секунды.

Уже через полминуты все старики вышли вперед. Белобрысый, хотя и держал выправку, все же время от времени косился на них. Они — на него.

Когда капитан открыл было рот, чтобы назвать очередную фамилию, к нему подбежал худой сержантик откуда-то из штаба.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться!

— Чего тебе, Панамаренко? Не видишь, занят я, — сказал Симин с холодной раздраженностью в голосе.

— Товарищ капитан, но там срочная телеграмма с отряда. Радисты только передали. По политической части, видать, чего-то. Потому как меня просили к вам…

Симин мрачно задумался. Потом бросил сержантику:

— Ладно, давай сюда.

Он выхватил из рук сержанта бумажку. Сунул в карман брюк, как если бы это был не важный документ или сообщение, а записка от девчонки.

— Свободен.

— Есть!

Когда сержантик убежал, капитан продолжил:

— Так о чем эт я? Ну да. Значит так. Всем, кого назвал, проследовать за старшиной Омаровым. Вы поступаете под командование старшего лейтенанта Мухи. Сам старший лейтенант сейчас занят, выполняет боевую задачу. Но к вечеру прибудет. Тогда уж с вами разберется. А пока — слушать старшину. Вопросы? Нету. Ну тогда остальным на-ле… — капитан снова глянул в планшет. Осекся, — отставить. Зараза… Еще одного пропустил. Селихов!