Сломленная - де Бовуар Симона - Страница 6

– Сейчас я с ним поговорю.

Я подошла к телефону. Андре остановил меня:

– Сначала успокойся. Скандал здесь не поможет.

– Но мне нужно сделать это сейчас.

– Прошу тебя, подожди.

– Отстань от меня.

Я набрала номер Филиппа.

– Отец только что сказал мне, что ты устроился на работу в министерство культуры. Поздравляю, Филипп.

– Мама, прошу тебя, – сказал он, – не надо так нервничать.

– А что мне, по-твоему, остается? Не радоваться же, что родной сын избегает меня, потому что стыдится рассказать всю правду о своей жизни.

– Я ничего не стыжусь. И имею право пересмотреть свои убеждения.

– Пересмотреть! Полгода назад ты был категорически против государственной культурной политики.

– Совершенно верно! И я попробую ее изменить.

– Ничего не выйдет! У тебя нет моего упорства. Ты будешь плясать под их дудку и сделаешь блестящую карьеру. Ты думаешь только о собственных амбициях.

Я еще что-то говорила, он кричал в трубку: «Хватит, перестань!», но я не умолкала. Он резко оборвал меня. В его голосе слышалась ненависть. Наконец он воскликнул в порыве гнева:

– Мы не так глупы, чтобы слушать упрямых стариков.

– Довольно! Чтобы ноги твоей не было в моем доме, пока я жива!

Я повесила трубку и села на диван. Пот лился градом, меня била мелкая дрожь, ноги подкашивались. Мы часто ссорились, но на этот раз ссора зашла слишком далеко – мы больше не увидимся. В гневе он был отвратителен, а его слова ранили меня до глубины сердца.

– Он оскорбил нас. Назвал упрямыми стариками. Сюда он больше не вернется. Ты тоже не должен видеться с ним.

– Ты перегнула палку. Тебе не стоило затевать этот разговор.

– Это еще почему? Он наплевал на наши чувства и предпочел карьеру родителям. Значит, нам не по пути.

– Он не хотел рвать отношения с нами. Я и сам этого не позволю. Ты не права.

– Если дела обстоят таким образом, то Филипп мне больше не сын.

Я помолчала, все еще дрожа от гнева.

– Филипп уже давно сам не свой, – сказал Андре. – Но ты не хотела этого признавать, а я все замечал. Но я никак не ожидал, что все зайдет так далеко.

– Он ничтожный выскочка-карьерист.

– Да, – неуверенно согласился Андре. – Но почему?

– Что ты имеешь в виду?

– Помнишь, в тот вечер мы говорили, что отчасти сами виноваты. Филипп не знал, чем ему заниматься. Научная карьера, которую ты ему навязывала, не сильно интересовала его. И разумеется, свою роль сыграла моя поддержка.

– Во всем виновата Ирен, – торжественно произнесла я. – Если бы он не женился на ней и не попал в то общество, все было бы по-другому.

– Но он все-таки женился. Отчасти потому, что был вынужден так поступить. Его ценности уже давно не совпадают с нашими. И этому много причин.

– Не надо его оправдывать.

– Я пытаюсь объяснить его поведение.

– Не нужно никаких объяснений. Видеть его больше не хочу. И тебе запрещаю общаться с ним.

– Не будь такой категоричной. Конечно же, он виноват. Очень сильно виноват. Но я буду общаться с ним. И ты тоже.

– Нет. И если ты встретишься с ним после всего, что он наговорил мне по телефону, я никогда не прощу тебя. Даже не говори со мной о нем.

Но мы не могли говорить ни о чем другом. Мы быстро поужинали, сказав друг другу лишь пару слов, а потом принялись за чтение. Я злилась на Ирен, на Андре, на весь мир. Поведению Филиппа нет оправдания. Он кричал, что мы – упрямые старики. Я была так уверена, что он любит нас обоих и лично меня, но оказалось, что этот парень ни во что меня не ставит. Я была для него никем – пустым местом, выброшенным на свалку хламом. Значит, и я буду относиться к нему так же. Всю ночь я задыхалась от обиды. Утром, как только Андре ушел, я вошла в комнату Филиппа, порвала все старые газеты и бумаги; в один чемодан я сложила его книги, в другой – пижамы, свитеры и все, что осталось в шкафах. При виде пустой комнаты слезы наворачивались на глаза. Я вспоминала дни и часы, которые мы провели вместе, – трогательные, грустные, прекрасные. И в то же время мне хотелось его убить. Он бросил, предал, оскорбил меня. Он смешал меня с грязью. Ему нет прощения.

Два дня мы не вспоминали о Филиппе. На третий, когда мы просматривали утреннюю почту, я сказала Андре:

– Письмо от Филиппа.

– Наверное, просит прощения.

– Пустая трата времени. Я не буду его читать.

– Прошу тебя, посмотри. Ты же знаешь, как трудно ему сделать первый шаг. Дай ему шанс.

– Никакого шанса не будет.

Я положила письмо в чистый конверт, написав на нем адрес Филиппа.

– Опусти, пожалуйста, в почтовый ящик.

Раньше на меня всегда действовали его красноречие и милая улыбка. На этот раз я устояла.

Через два дня рано утром позвонила Ирен.

– Я займу у вас не больше пяти минут. Нам нужно поговорить.

В коротком платье без рукавов простого кроя, с распущенными волосами она выглядела совсем юной и скромной. Я еще никогда не видела ее такой. Я впустила ее.

Конечно, сейчас она будет оправдывать Филиппа. Филипп очень расстроился, когда письмо вернулось к нему нераспечатанным. Он извинялся за то, что наговорил по телефону и нагрубил мне в сердцах. Я знала его характер: он был вспыльчивым и часто грубил, а потом быстро успокаивался. Теперь ему очень хотелось помириться со мной.

– Почему он не пришел сам?

– Боялся, что вы не пустите его на порог.

– Да, не пущу. Я больше не хочу его видеть. Хватит, довольно. Пусть идет на все четыре стороны.

Ирен не сдавалась. Филиппу очень не хотелось ссориться с мной. Он не ожидал, что я так разозлюсь на него.

– Он совсем с ума спятил. И скатертью дорога!

– Вы не понимаете. Папа сделал для него все, что мог. В его возрасте людей редко назначают на такие должности. И он не должен жертвовать своим будущим ради вас.

– У него было свое видение будущего. И свои идеи.

– Мне очень жаль, но сейчас он думает по-другому. Он изменился.

– Разумеется, изменился, нам это известно. Но он все равно останется при своем мнении. А пока он хочет изменить мир к лучшему и готов на все ради этого. Но он предал свои идеалы и сам это осознает. Это хуже всего, – раздраженно ответила я.

Ирен пристально взглянула на меня:

– Должно быть, вы всегда были образцом для подражания, и это дает вам право судить обо всех, причем судить свысока.

Я внутренне напряглась:

– Я старалась быть честной. И хотела, чтобы Филипп тоже был честным. Мне жаль, что вы отвергли его идеалы.

Она засмеялась:

– Можно подумать, он стал грабителем или фальшивомонетчиком.

– Учитывая его убеждения, он сделал не лучший выбор.

Ирен встала.

– И все же это смешно, такая принципиальность, – медленно произнесла она. – Отец Филиппа сильнее вас увлечен политикой, но он не порвал с сыном. В отличие от вас…

Я перебила ее:

– Вот как. То есть они снова виделись?

– Не знаю, – резко ответила она. – Но когда Филипп сообщил отцу о своем решении, о разрыве не было и речи.

– Это было до телефонного разговора. А после?

– Понятия не имею.

– Вы что, не знаете, с кем общается Филипп?

Она упрямо ответила:

– Нет.

– Ну и ладно. Мне все равно, – ответила я.

Я проводила ее до двери, прокручивая в голове наши последние слова. Может быть, она намеренно решила меня задеть – из чувства мести или от бестактности? В любом случае я понимала: она мне лжет. Точно лжет. Меня захлестывало чувство бессильной злобы. Я задыхалась от боли и обиды.

Как только пришел Андре, я спросила его:

– Почему ты не сказал мне, что снова встречался с Филиппом?

– Откуда ты знаешь?

– От Ирен. Она пришла спросить, почему я, в отличие от тебя, не общаюсь с ним.

– Я предупреждал тебя, что буду встречаться с ним.

– А я предупреждала, что никогда не прощу тебе этого. Это ты уговорил его написать мне письмо.

– Да нет же.

– Так я и поверила. Вы обвели меня вокруг пальца. Ты знаешь, что он не хотел мириться со мной, но ты пытался нас помирить у меня за спиной.