Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 5

Однако этот идеально выстроенный на бумаге механизм в реальности постоянно давал сбои. Привыкшие годами вырезать штучные шпангоуты для фрегатов, старые адмиралтейские мастера отчаянно сопротивлялись «поточной» работе. «Что ж мы, на мануфактуре, что ли, болванки точить? Я резчик по дереву, а не дровосек!» — возмущался седой столяр, когда я требовал от скорости. Приходилось ломать их психологию. Я мог бы и в Игнатовском все это сделать, но мне тупо не хватало места — там все лесах, стройке. А ждать было некогда. Здесь же был простор. Я даже Нартова перетащил сюда, оставив в Игнатовском за старшего Федьку, Магницкий в последнее время увяз в делах Канцелярии.

Моей главной задачей стал тотальный, почти параноидальный контроль. Я лично внедрял систему приемки, безжалостно отбраковывая каждую деталь, не соответствующую эталону. А ведь мне докладывали, что система контрола Игнатовского внедряется успешно — да ни хрена! Судя по тому, что я вижу, у меня очень плохо с получением реальных сведений, а это обещало перерасти в огромную проблему.

Однажды, устроив публичный разнос начальнику кузнечного цеха, я разбил на его глазах об наковальню бракованную ось.

— Это не придирка, Матвеич, — объяснял я ему. — Это жизнь солдата. Твоя ось не доедет до Азова — пушка не выстрелит. Враг захватит юг. Все просто.

Старик хмуро кивал. Люди понимали. Они видели меня рядом, чумазого от сажи, проверяющего зазоры тем же кронциркулем, что и они, и это действовало лучше любых приказов. Мы были в одной лодке.

А Алексей был в легком шоке. Таким он меня еще не видел. Привык, чот у меня в Игнатовском все отлажено и мне надо только самыми важными вещами заниматься. А тут такой диссонанс.

Работа кипела. Тем не менее, меня не покидало гнетущее чувство неудовлетворенности. Я видел, как мы, напрягая все силы, создаем, по сути, лишь улучшенную версию технологии, известной со времен египетских фараонов. Мы делали лучшие в мире телеги, но это все еще были телеги.

Озарение, как это часто бывает, пришло посреди хаоса. В один из дней, выйдя во двор проконтролировать подвоз угля, я замер. Десяток рабочих, надрываясь и хрипя от натуги, пытались перетащить по раскисшей земле массивную чугунную станину для нового пресса. Лошади, которых они пытались припрячь, вязли в грязи по брюхо, беспомощно взбивая копытами черное месиво. Деревянные катки, подложенные под станину, мгновенно тонули. Работа стояла. Моя первая мысль была чисто менеджерской: нужно больше людей! Или построить временные лебедки… Нет, все не то. Мы тратим энергию впустую. Взгляд зацепился за дымящую трубу кузницы. Вот она, энергия, улетает в небо. А что, если эту энергию, энергию пара, поставить на колеса?

Вечером, когда вымотанный до предела Нартов принес мне на утверждение финальные чертежи колесной ступицы, я отодвинул их в сторону.

— Андрей, садись.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Петр Алексеич, нам до утра еще двадцать комплектов сдать надо…

— Сядись-садись, — повторил я.

Нартов сел и я указал ему на окно, за которым в свете факелов продолжалась изнурительная возня со станиной. Я указал на рабочих.

— Смотри. Мы создаем идеальные костыли. Мы улучшаем телегу, когда нужно отказаться от лошади вовсе. Это все — полумеры. Мы лечим симптомы, а не болезнь. Каждый раз, когда пойдет дождь, вся Империя будет вставать на колени и молиться, чтобы ее пушки не утонули в грязи. Это не инженерия. Это унижение. Да, решением было бы проложить железную дрогу, но это не одного года дело. Но у меня есть отличный выход.

Я взял чистый лист бумаги и грифель. На глазах у Нартова на бумаге начал рождаться эскиз утилитарного, грубого, почти первобытного монстра: массивная железная рама на четырех огромных, широченных колесах с мощными шипами-грунтозацепами, а в центре — площадка под паровую машину. Цель этой конструкции была в тяге.

— Мы назовем его «Бурлак», — хмыкнув сказал я, не отрываясь от чертежа. — Машина, предназначенная тащить, не ехать. Она сама потащит за собой и пушку, и зарядный ящик.

Нартов сначала загорелся.

— Мысль благая, Петр Алексеич! Мы можем… — он схватил свой грифель, начал прикидывать на бумаге. Но по мере расчетов его лицо мрачнело. Энтузиазм угасал.

— Постойте-ка… — пробормотал он. — Вес котла нашей компаунд-машины… плюс рама… плюс вода и уголь… Да она сама себя не сдвинет! Мы упираемся в предел. Чтобы сдвинуть такую массу, нам нужна машина вдвое мощнее. А это — котел вдвое больше. Замкнутый круг.

Он отложил грифель.

— Петр Алексеич, это не сработает. Наша лучшая компаунд-машина — как якорь. Она весит слишком много и не потащит за собой даже пустой зарядный ящик, не говоря уже о шестидюймовой пушке по грязи. Котел слишком тяжелый, а отдача мощности — слишком мала. Он сам себя не сможет сдвинуть.

Я не стал с ним спорить — он был абсолютно прав. За что я его ценю, так это за то, что он сходу и идеально формулирует технические задачи.

— Ты прав, — согласился я. — Значит, на данном этапе наша главная цель — не постройка «Бурлака». Наша главная, самая секретная задача — создать для него сердце. Нам нужен движитель принципиально нового типа: легкий, компактный и вдвое мощнее всего, что мы делали. «Степные тараны» решат проблему этой осени. А мы должны решить проблему всех будущих осеней. Итак, как получить больше мощности, не увеличивая вес котла?

Посреди гудящих цехов, в наступившей тишине, мы набрасывали на бумаге контуры будущего — долгосрочную, фундаментальную программу исследований. К утру на столе лежали три листа, на каждом из которых была сформулирована ключевая задача, определившая нашу работу на ближайшие месяцы.

Первое — высокотемпературный котел. Нам нужно было научиться работать с более высоким давлением пара, что давало бы больше мощности на единицу веса. Это немедленно упиралось в качество нашей лучшей сварной стали и в технологию клепки, способную выдержать такое давление.

Второе — многоцилиндровая машина. Нужно было уходить от двухцилиндровой компаунд-схемы к более сложной, но и более сбалансированной четырехцилиндровой машине, которая давала бы ровную, мощную тягу без рывков.

И третье, самое сложное — система передачи. Необходимо было спроектировать прочный редуктор, чтобы понизить обороты двигателя, и примитивный дифференциал, чтобы эффективно передавать чудовищный крутящий момент на ведущие колеса, не ломая оси при поворотах.

Если смотреть совсем оптимистично, то после зимы, к весенней распутице, вполне реально сделать. Мелькнула мысль сделать раньше и на санях-вездеходах ворваться в Азов. Фантастика, конечно, но кто знает?

Глава 3

Вымотавший до последней жилки день клонился к концу. В голове вместо мыслей — обрывки фраз, цифры, эскизы осей и ободов для «Степного тарана». Однако одно дело требовало моего личного, неотложного участия. Оно не имело отношения к грязи на дорогах, но от него зависело достаточно многое.

Подозвав одного из преображенцев, толкового парня по фамилии Зубов, несшего караул у моих покоев в Адмиралтействе, я отдал приказ.

— Зубов, садись на коня. Поезжай в дом купца Бориса Морозова. Передай хозяину, что бригадир Смирнов будет к нему с визитом к вечернему ужину. Понял?

— Так точно, ваше благородие! — гаркнул он, вытягиваясь в струну.

— Поезжай. И без лишнего шума.

Козырнув, он скрылся в коридоре. Жест сделан. В этой новой реальности, пропитанной неписаными правилами, подобный ход был необходим. Я извещал о своем прибытии, подчеркивая свой статус и давал Морозовым время подготовиться. Сомнений не было: это будет не светский визит, а скорее переговоры.

Вечером, когда сырой петербургский сумрак начал поглощать город, моя карета, подпрыгивая на неровной брусчатке, катила в сторону морозовского дома. Глядя в окно на мелькающие огни факелов и темные силуэты строящихся зданий, я размышлял. Город рос, жадно вгрызаясь в болотистую почву, и рост требовал воли государя, денег, железа, сукна — тысяч вещей, которые сейчас текли в казну и армию через одни руки. Руки светлейшего князя Меншикова. И вот сегодня я ехал к тем, кто, по всей видимости, хотел этот поток перенаправить.