Учитель. Назад в СССР 5 (СИ) - Буров Дмитрий - Страница 18

— Ты видал? Доктор! Зови доктора, старый пень! — раздалось практически над ухом.

«Кто это?» — мелькнула ленивая мысль. Голос казался смутно знакомым, но я никак не мог вспомнить, кому он принадлежит.

— Сестричка, сюда, к нам! Доктора зови, Григорич! Очнулся Егорка-то наш, очнулся! Зови доктора! — начал вещать еще один до боли знакомый голос, который я тоже не сумел опознать.

— Успокойтесь товарищ. Доктор сейчас подойдёт.

— Чего мне сейчас, ты немедля давай! Зови доктора! — горячился невидимый собеседник. — Не видишь что ли, человек очнулся!

— Товарищ! Успокойтесь! — послышался раздражённый женский голос. — Доктор сейчас подойдет, ничего с вашим товарищем не случится. Вам же было сказано: все с ним в порядке, спит он. Что за люди пошли бестолковые! Небольшое сотрясение мозга. Все необходимые процедуры были сделаны. Сказано вам — пациент спит! Что за народ такой непонятливый! Пить надо меньшею и не будет таких проблем, — женщина не удержалась, ввернула шпильку.

— Да чтоб ты понимала! — возмутился, кажется, Митрич. Точно, Митрич! Это у него такой скрипучий громкий голос.

— Не пил он! Сказано тебе — н пил! Он человек спас понимаешь ты или нет? Да что там человека! Фронтовика! Тянул с колодца, и об камень хрясь! Голову и зашиб. А ты — пьян! Не пил он, — упрямо повторял дядь Вася. — Упал и сознание потерял.

«Очнулся — гипс», — вспомнилось мне. Я попытался понять, имеются на мне лишние части, но без рук дело не пошло, а шевелить в полную силу руки не хотели, как, впрочем, и все тело.

— Ну что, сестра, где доктор? Зову, зову, а он не идет, — подключился второй мужской голос.

— Сказано вам — ожидайте! — отрезала видимо медсестра.

«Точно, Митрич. А это Степан Григорьевич, — вспомнил я. — Интересно, кто упал? И почему я не могу открыть глаза? Почему я в больнице?» — мысли гулко стукались друг о друга, раскачивая память. В горле першило, все еще хотелось пить. Я попытался раскрыть глаза, с третьей попытки мне удалось, наконец, разлепить ресницы. Свет больно ударил по глазам, пришлось зажмуриться.

— Пи-и-ть… — просипел я, как мне показалось, достаточно громко.

— Ляксандрыч, чего? Ну, чего! — раздался надо мной взволнованный голос Митрич. «Точно, Митрич», — подтвердило сознание.

— Пить, — более членораздельно прохрипел я.

— Пить… Григорич, пить захотел! Это жеж хорошо, да?

Голос исчез и раздался где-то неподалеку от меня.

— Воды налей, заполошный. Сестричка, доктор где? — резко бросил второй голос, который Митрич назвал Григоричем.

«Григорич… завхоза…», — наморщился я, фиксируя в голове. В голове отчего-то возникла длинная взлохмаченная борода, я покрутил ее и так, и эдак, но никак не мог сообразить, почему при звуках второго голоса возникла именно бородища.

— Ожидайте. И вообще, кто вам разрешал беспокоить больного? — строго поинтересовался незнакомый женский голос. — Я вам что велела? Ожидать в коридоре. А вы?

— Да кто жеж беспокоит, сестричка? Мы жеж это… приглядываем… вот водички захотел… — принялся оправдываться Митрич.

Зажурчала вода, я облизал пересохшие губы и усилием воли разлепил ресницы. Поморщился от неприятного света, проморгался и окончательно прозрел.

— Где я? — прохрипел вслух, откашлялся и повторил. — Почему… больница… Василь… Дмитрич…

— Очнулся, Григорич. Ты гляди! Очнулся! Ну, слав богу, партии и комсомолу! Ляксандрыч! Ох, и напугал ты нас! А! Ты это чего удумал-то, а? Да ежели бы ты… нам тока в петлю и все дела! — запричитал дядь Вася.

Митрич подскочил ко мне, радостно улыбаясь, протянул стакан воды. Я попытался поднять руку, мне это удалось, только весила моя рука несколько тонн.

— Сейчас, сейчас, Ляксандрыч! — засуетился дядь Вася. — Давай подмогну, приподниму и попьешь.

— Что вы делаете, товарищ? — возмущенно рявкнула какая-то женщина.

«Медсестра», — сообразил я, разглядывая округлые коленки, край белого халата. Взгляд поднялся выше и уперся в… сердитые глаза. Красивые.

— Пить хочу, — более-мене твёрдым голосом просипел я.

— Дайте сюда, — распорядилась медсестра. — Аккуратней надо. Что вы с ним, как с покойником.

— Да типун тебе на язык, красавица! — возмутился Митрич. — Живой он, живой! Вона, живее всех живых! Пить хочет, глаза открыл! А!

— Да успокойтесь, товарищ, больного нельзя волновать. Будете шуметь, выставлю вон из палаты, — строго произнесла медсестра. — Я где сказала ждать? — чуть прикрикнула на моих сопровождающих.

— Все, все, молчу, молчу, — Митрич прикрутил громкость, обошел кровать и принялся наблюдать за тем, как девушка помогает мне напиться.

— Спасибо, — почти нормальным голосом поблагодарил девушку и попытался повернуть голову.

В глазах заплясали метелики, голова закружилась.

— Что случилось? — проглотив колючий ком в горле, поинтересовался у Митрича.

— Так это… в порядке все, Ляксандрыч, — смутился Митрич. — Упал ты, а там камень… ну и ты прямиком темечком-то и прилодился… хлрошо так… от всей души… думали с Григоричем все… отпевать придется… а ты вона, жив-здоров… Ну и напугал ты нас, Ляксандрыч! До смущения в штанах, ей-богу! Думал ужо опозорюся от ужаса-то…

— Митрич! Думай, чего говоришь! — раздался голос с другой стороны.

— Ох ты, прости, сестричка. Старый я, чего с меня взять, — заулыбался дядь Вася.

— Бывает, — хмыкнула медсестра, развернулась и вышла из палаты.

— Ты чего помнишь-то? — с тревогой заглядывая в мое лицо, уточнил дядь Вася.

— Доктор! Вот сюда, сюда. Очнулся наш товарищ! Будьте добры, гляньте, да и домой выписывайте, ежели здоров.

— Куда забирать? — раздался достаточно молодой незнакомый мужской голос.- Вы что, товарищ! Неделя! Не меньше! У него сотрясение! Я же вам все объяснил! Вы, кстати, товарищи, почему все еще здесь? Больному необходим полный покой!

— Так мы родственники! Нам можно! — высказался Степан Григорьевич. — Разрешили нам.

— Кто вам разрешил? — удивился врач. — Посещение до пяти, припозднились, вы, родственники, — строго произнес доктор.

— Так привезли жеж только… упал… головой об камень… — включился в разговор Митрич. — Нам жеж дождаться, да и домой забирать…

— Доктор, что со мной? — спросил я, едва лекарь оказался перед моими глазами.

— Добры вечер, молодой человек. Как ваше самочувствие? — проигнорировав мой вопрос, поинтересовался врач.

— Голова немного побаливает, а так нормально, — я сглотнул тошнотворный ком и честно уставился на лекаря.

— Сколько пальцев?

— Три… четыре… один…

— Хорошо, — довольно кивнул доктор, склонился надо мной, двумя пальцами приподнял правое веко, затем левое, посветил фонариком. — Так-так… угу… ага… замечательно… хорошо… отлично… — бормотал врач, осматривая мои глаза, зачем-то простукивая грудь, заглядывая в уши. Я напрягся, надеясь, что доктор не совмещает несколько медицинских специальностей, но врач вскоре закончил осмотр.

— Ну что, товарищ доктор, мне домой можно? — поинтересовался я.

Голова, конечно все еще гудела и малость побаливала, и метелики нет-нет да и появлялись перед глазами, но в целом я себя чувствовал на три с большим плюсом. А к такому мне не привыкать. Ну и дома, как говорят, стены помогают.

— Какой домой, товарищ? — изумился доктор. — У вас сотрясение, постельный режим минимум неделю, а там посмотрим.

— В смысле неделю? — я попытался подняться. — Так дело не пойдет, у меня дел гора, я классный руководитель выпускного класса, да и вообще… Юбилей Октября на носу, а мы еще лампочку Ильича не собрали на демонстрацию. Нет, доктор, выписывайте меня прямо сейчас, — решительно потребовал я.

Медсестра лет тридцати, повинуясь взгляду врача, не менее решительно, но достаточно мягко надавила на плечи, укладывая меня обратно в кровать.

— А будете буянить и нарушать режим, сделаем вам успокоительный укольчик, — с доброй улыбкой объявил врач.

Отчего-то перспектива мне не понравилась. То ли потому, что добродушный взгляд доктора делал его похожим на маньяка из триллеров, то ли из-за того, что очечки в круглой оправе скрывали глаза, потому не было возможности понять, что эскулап думает на самом деле.