Переплетенные судьбы (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 8

Но в этом году все было по-другому. Хотя Лондон был прекрасен, как всегда, и город окутывала атмосфера радости и праздника, Волкеру он показался пустым и унылым. Какое значение могли иметь эти терранские торжества, пока Киары не было рядом?

Он повернул голову, чтобы посмотреть на планшет, стоящий на тумбочке возле его кровати, экран которого оставался темным. Сайфер лежал на кровати рядом, положив голову на передние лапы, его оптика все еще была направлена на Волкера.

Сердцебиение Волкера участилось, и тугое, горячее ощущение — нетерпение высшей степени — вспыхнуло в его груди.

Я должен был быть настойчивее с отцом. Должен был заставить его принять мою сторону, должен был заставить его спросить министра Мура.

Он в глубине души понимал, что это ничего бы не изменило: в ответе отца, когда Волкер озвучил свою просьбу, чувствовалась бесповоротность решения. Вэнтрикар отказался даже обсуждать вопрос о том, чтобы Волкер сопровождал семью министра Мура в их поездке в Америку. Дело было не только в том, что место Волкера — рядом с отцом, здесь, в межгалактическом посольстве. Министр Мур направлялся в Америку по дипломатическим делам и для выполнения некоторых из своих многочисленных обязанностей перед Объединенной Терранской Федерацией, и ему не нужен был еще один ребенок, путающийся под ногами и отвлекающий его.

Не имело значения, что Волкер был ребенком только в глазах своего отца — теперь он был таким же высоким, как Вэнтрикар, и таким же широкоплечим. Он вообще не стал бы отвлекать министра Мура: Волкер знал, как предоставить взрослым пространство, необходимое им для работы. Вот почему он большую часть времени редко разговаривал со своим отцом — Вэнтрикар был слишком занят, чтобы иметь дело с чем-то таким неприятным, как собственный ребенок.

Волкер зарычал про себя и, оттолкнувшись от окна, возобновил свои расхаживания. Бессмысленно было тратить время на беспокойство об отце. Киара была всем, что имело значение. Почему она до сих пор не позвонила? Что она сейчас делает? Как выглядел город, в котором она была — Нью-Йорк? Были ли там такие же огни, как здесь, в Лондоне?

Планшет прозвенел.

Волкер метнулся к тумбочке, по пути споткнувшись о собственные ноги. Сайфер отскочил назад с испуганным чириканьем, когда Волкер, упав на кровать, потянулся вперед, чтобы принять входящий голографический вызов, ничуть не обеспокоенный падением, хотя его сердце колотилось еще быстрее, чем раньше.

Над его планшетом появилась голограмма Киары по плечи. Ее волосы были зачесаны назад и удерживались на месте блестящей золотой повязкой на голове, из-под которой выбивалась масса упругих локонов. Ее ресницы были длинными и загнутыми, губы накрашены нежно-розовым, а в ушах были вдеты золотые кольца. На ее шее, ярко выделяясь на фоне кожи, висел камень балус.

Она была прекрасна.

— Киара, — прохрипел он, внезапно затаив дыхание.

Она одарила его широкой улыбкой.

— Волкер!

Сайфер просунул голову перед Волкером и взволнованно щелкнул.

Киара рассмеялась.

— И тебе привет, Сайфер.

Волкер отодвинул инукса в сторону. Он слишком долго ждал, чтобы поговорить с ней, увидеть ее, и не собирался позволять Сайферу завладеть всем вниманием. Сайфер закатил глаза и резко цыкнул на Волкера, прежде чем с раздражением плюхнуться обратно на край кровати.

Киара снова усмехнулась.

— Ты скучал по мне, Волкер?

Тепло залило его щеки, когда он провел пальцами одной руки по волосам, убирая пряди, упавшие на лицо. Он боялся, что его улыбка сейчас была скорее смущенной, чем учтивой.

— Совсем чуть-чуть.

Она уставилась на него.

— Совсем чуть-чуть? Хм. Тогда, может быть, мне просто пожелать спокойной ночи и завершить…

— Нет! Нет. Тебе станет легче, если я скажу, что последние несколько часов беспокойно расхаживал по комнате, ожидая твоего звонка?

Киара рассмеялась.

— Станет, потому что, думаю, я сводила своих родителей с ума тем, как часто спрашивала, когда смогу тебе позвонить.

Волкер улыбнулся, приподнялся и сел на край кровати, наклонившись к планшету.

— И это все, чем ты занималась? Если так, я все равно считаю это продуктивным.

Она усмехнулась и склонила голову набок.

— Нет, отец не давал нам покоя. Вчера мы ездили по Нью-Йорку. Жаль, что тебя не было там со мной, чтобы увидеть все это. Город так мил, когда горят все огни. Особенно в Рокфеллер-центре, где у них огромная рождественская елка. Ещё я купила подарок для тебя. В тот момент, когда я увидела его, поняла, что он идеален.

— Тебе не нужно ничего мне дарить, Киара, — тем не менее, ее заботливость согрела его кхал.

Киара вздернула подбородок и подняла брови, одарив его взглядом, который ясно говорил, что она не примет никаких аргументов по этому поводу.

— Это Рождество, — она усмехнулась. — Кроме того, я могу сказать по твоему кхалу, что ты рад.

— Я рад видеть тебя. Рождество мало что значит, пока тебя нет. В любом случае, это было вчера. А чем ты занималась сегодня?

— Мы провели весь день, готовясь к этой праздничной вечеринке, — она закатила глаза. — Она была просто ужасна. Все эти скучные министры и правительственные чиновники со своими семьями, нацепившие свои фальшивые улыбки и притворяющиеся, что рады всех видеть. Утомительно.

Она сморщила нос.

— Эдвард Беркли тоже был там. Все ходил за мной по пятам. Он все время приглашал меня на танец, и из вежливости я с ним потанцевала — один раз! И клянусь, пальцы на моих ногах будут в синяках еще несколько недель.

В животе Волкера вспыхнул огонь, и он сжал кулаки. Он не был уверен, на что злиться больше — на то, что Эдвард Беркли был в Нью-Йорке, в то время как Волкера там не было, на то, что Эдвард приставал к Киаре, или на то, что неуклюжий болван оттоптал ей ноги. Но сейчас разочарование Волкера ничего бы не изменило: его там не было, и он не хотел позволить таким эмоциям испортить это драгоценное время разговора с ней.

Сайфер фыркнул, выпустив серию сердитых щелчков. Инуксу Эдвард нравился не больше, чем Волкеру или Киаре.

— Полагаю, когда ты вернешься домой, мне придется потанцевать с тобой, — сказал Волкер. — Просто чтобы ты знала, как все должно быть на самом деле.

Черты ее лица смягчились, и она улыбнулась.

— Я бы с удовольствием потанцевала с тобой, Волкер.

Они танцевали раньше — часто на мероприятиях подобных тому, что она описывала, — но Волкеру это никогда не надоедало. Каждое мгновение с ней ощущалось как в первый раз: ни волнение, ни радость не угасали.

— Ты все еще должна вернуться в конце недели? — спросил он. — Тогда мне придется освободить время для этого танца в своем расписании. В последнее время оно у меня весьма насыщенное.

— О чем свидетельствуют несколько часов хождения взад-вперед сегодня вечером? — спросила она с ухмылкой.

— Я нарушил свое расписание ради тебя сегодня вечером, Киара, — ответил он с собственной улыбкой. — Ты не дала мне уснуть раньше времени.

— Который час?

— Четверть третьего.

Она рассмеялась.

— Ты даже не в пижаме!

Волкер откинулся назад, чтобы оглядеть себя, и усмехнулся.

— Ну, как я уже сказал, я был довольно занят. В ночной рубашке нетерпеливые расхаживания не оказали бы должного эффекта.

— Тогда, может, нам обоим надеть пижамы? Это платье чертовски чешется.

— Хорошо, но только быстро. Мне нужно отдохнуть. Впереди у меня долгий день, когда я буду смотреть в окно в мучительной скуке.

Она рассмеялась, отложила планшет, позволив ему мельком увидеть ее золотистое кружевное платье, и переключила канал только на аудио. Ее голографическое изображение исчезло.

— Не подглядывай, Волкер.

К счастью, она выключила голограмму, не заметив, как вспыхнул его кхал в ответ на ее слова. Он любил Киару с того дня, как встретил ее, задолго до того, как смог понять, что означает эта любовь, и хотя он все еще был немного неуверен во всех сложных вещах, которые она заставляла его чувствовать, он не мог отрицать, что то, как он смотрел на нее, изменилось с возрастом.