Кулачные бои в легком весе - Китсон Мик - Страница 14

Глава восьмая

В переулке Джейни выдернула бандита из толпы, и он споткнулся, а я спросила:

— Ну, помнишь меня, Билли Стикс?

Теперь он еще больше раздался в плечах, а зубы у него почти совсем почернели. Он вскинул голову, ударившись затылком о красный кирпич, и взвыл:

— Какого дьявола?!

Благородство и приличия требовали подождать, пока он приготовится к бою, поднимет кулаки и встанет в стойку, но я заметила, как рука мерзавца метнулась к поясу за ножом, и больше не стала медлить. Со всей силы я атаковала его левой в челюсть, а потом наградила резким и грубым коротким ударом в лоб, распоров кожу, от чего мне на руку брызнула кровь. У меня не было бинтов, только голые кулаки — плотно сжатые, как научила меня Джейни, чтобы бить, не ломая себе кости, — но атака удалась на славу, и голова Стикса закачалась на шее, словно пытающийся встать жеребенок, которому всего час от роду.

Это было прекрасно — ощутить внезапную вспышку от удара, попавшего в цель, и увидеть, как поддается голова противника. Я словно пробила каменную стену.

Он пробормотал «сраная сука» и согнулся, и я уже приготовилась шарахнуть его сверху вниз по затылку, но тут увидела, как Джейни качает головой: ударить согнувшегося — все равно что бить лежачего, и ее это не устраивало.

Меня бы устроило. Билли Стикс все-таки был крепким парнем и почти на голову выше меня. Я отступила на шаг и дала ему выпрямиться. Он поднял кулаки. В одной руке был зажат нож. Стикс поглядел мне в глаза:

— Ты ведь мелкая цыганская сучка Билла Перри, верно?

В напряженном азарте я лишь бросила короткое «угу», шагнула в сторону и еще одним ударом справа достала его в живот, а потом, когда он начал сгибаться, встретила его апперкотом с левой. Я все время наблюдала за противником, читала его движения. Все еще сжимая в руке нож, Стикс начал отходить от стены, разинув рот, откуда веяло запахом гнилых зубов. Потом бандит бросился на меня, словно стараясь задавить широкими плечами. Я понимала, что он попытается пырнуть меня ножом, и сумела увернуться, поднырнув под руку, и его атака не достигла цели. Развернувшись, я снова ударила Стикса по затылку и ощутила костяшками его волосы и твердую кость черепа.

Он был слишком большой и устойчивый, чтобы сбить его с ног одним ударом. Оттолкнувшись от стены, Билли с ухмылкой принялся поигрывать ножом.

Джейни крикнула:

— Берегись, Энни! — Она стояла спиной к стене, набивая табаком белую чашу трубки. — Следи за ножом, малышка. Ублюдок пытается тебя зарезать, — тихо добавила она.

Мне было хорошо. Легко и весело, словно невидимая рука держала меня и направляла, позволяя атаковать Стикса со всех сторон. Мой первый настоящий бой, к тому же у противника есть нож, а я танцую и петляю вокруг него, дожидаюсь, пока он размахнется ножом как следует, так что голова чуть уходит вправо, и тут же бью — раз-два — сбоку по его большой уродливой черепушке. Брызги крови летят во все стороны.

Мне было приятно смотреть, как кровь и силы покидают противника через пробитые мной дыры. Я прыгала и скользила вокруг Стикса, словно ворона, норовящая выклевать глаза новорожденному ягненку.

Мой первый настоящий кулачный бой, да еще и против мужчины. Жаль, что Громила этого не видит.

Билли Стикс неожиданно снова оттолкнулся от стены и бросился на меня, вытянув обе руки. Он выронил нож, и тот с лязгом улетел в сточную канаву булыжной мостовой. Услышав звон лезвия, я, наверное, посмотрела вниз и на секунду опустила кулаки, и Стикс вцепился мне в глотку, прижав к стене. Он сдавил костлявые черные пальцы у меня на горле, приговаривая: «Вот сука… Сдохни…»

Все вокруг потемнело, в голове заплясали и начали взрываться желтые огоньки. Вонь от его дыхания била в нос. Лицо Стикса стало расплываться в глазах, и я почувствовала, что у меня пошла носом кровь, а ублюдок продолжал давить на горло и мычать проклятия. Его пальцы впивались все сильнее, и руки у меня бессильно повисли, словно дохлые курицы, подвешенные за шею.

И тут я увидела все. Задыхаясь и хрипя, увидела перед собой всю картину в черной рамке, подсвеченной золотистым светом.

Я видела Большого Тома, падающего под дождем, и маму, которая махала мне на прощание и кричала: «Пять гиней!», и Билла, который жевал тушеное мясо на барже, и Кэпа, и глобус, и зарево кузниц, и мою серебряную расческу из Бирмингема.

И я видела, как мой брат Томми убегает по серебрящейся от дождя булыжной мостовой от двух мужчин, расталкивая толпу, а в руке у него черный пистолет. Видела, как мама с рыданиями обнимает малышку Мерси, обернутую в саван.

И в этот миг, когда я уже была готова погрузиться в сладкий сон, раздался громкий глухой удар.

Чмокающий хруст, скрип, будто лопатой по гравию, — и Билли Стикс повалился на землю. Фонтан крови ударил у него из затылка, когда Джейни отбросила в сторону булыжник, который сжимала в окровавленных руках. Билли Стикс упал, как мешок с углем, и лежал неподвижно, словно застреленная лошадь.

— Господи Иисусе! — воскликнула Джейни, но на лице у нее была улыбка. Протянув руку, гвоздарка погладила меня по щеке: — Ты здорово отделала его, малышка Энни.

Она всегда называла меня малышкой Энни, хотя я уже была выше нее.

Потом мы убежали, оставив Билли Стикса в переулке между пабом и конюшней. Мы мчались там, где прошла толпа, по мокрым улицам, усыпанным листовками, тлеющими факелами и лошадиным навозом, но вокруг было тихо, и никто не видел, как мы проскользнули мимо конюшни и литейного завода обратно к каналу возле «Чемпиона».

Я никогда больше не думала о Билли Стиксе и не беспокоилась, убила его Джейни или нет. Мне было все равно, и я не боялась, что демоны станут терзать меня за убийство. В голове у меня остались только образы мамы, Большого Тома, Томми и детей, которые предстали перед глазами в полуобморочном золотисто-белом свете, когда меня душил Билли Стикс.

Глава девятая

Многие шахтеры в конце концов оказались в новом Билстонском работном доме. Семьи, которые не смогли заплатить за жилье во время забастовки, были объявлены на приходском совете нищими и пустились в печальный путь из порта к новому краснокирпичному зданию на Вулвергемптонской дороге, раскинувшемуся крестом посреди обширных лугов.

Энни наблюдала, как десятки оборванных детишек тянутся вереницей вверх по холму вслед за родителями. Это напомнило ей о странствиях с мамой и малышами в дни после смерти Большого Тома. Она ничего не слыхала о родных за все те годы, что провела в пивной Билла.

— Вот и замечательно, — сказал Кэп, когда бастующие наконец вернулись к работе.

Побитые и деморализованные, люди снова вкалывали в гвоздарных мастерских, шахтах и литейных цехах, не добившись ни повышения оплаты, ни сокращения рабочего дня, которых требовали. Кэп опять начал возить на своей барже гвозди, уголь и железо.

Биллу Перри заплатили два шиллинга и шесть пенсов за то, что в его дворе на время следствия хранились тела Оуэна Хьюсона и Джека Молота, а потом еще семь шиллингов и шесть пенсов за использование зала «Чемпиона Англии» для судебного заседания коронера, которое продолжалось два дня. Свидетелям на слушаниях давали за показания по два шиллинга. Доктор, который осмотрел тела и объявил, что смерть наступила в результате ударов саблей или шпагой, получил пять шиллингов.

Коронер выслушивал показания без присяжных, но в присутствии двух магистратов. Одним из них был сэр Эндрю Уилсон-Маккензи.

Коронер вынес решение, что лишение жизни было правомерным на основании Акта о бунтах 1714 года и что оба погибших на момент смерти своими действиями нарушали указанный акт. Результаты следствия отправились в архив суда королевской скамьи[7] в Бирмингеме.

В свободное от перевозки гвоздей в Ливерпуль время Кэп пообещал научить Энни читать и однажды на обратном пути из рейса привез ей книгу, которая называлась «Букварь и первая книга для детского чтения». На обложке была изображена маленькая кудрявая девочка в передничке, сидящая под яблоней.