Защита Чижика (СИ) - Щепетнев Василий Павлович - Страница 27

— Стандартное жилое помещение, — пояснил он. Внутри было тесно, как в купе плацкартного вагона, но рассчитано на двоих. Две узкие койки, привинченные к полу, крошечный столик, и пара полок. Никаких личных вещей, никаких следов пребывания человека. Стеллажи пустовали. Другие двери вели в такие же кубрики, но побольше — на четверых, и редко на одного. Камеры. Одиночки. Слово само вертелось на языке.

— Вместимость основного убежища, — продолжал майор, двигаясь дальше по коридору, его голос звучал глухо в этом подземелье, — рассчитана на тридцать человек при штатном заполнении. Но в случае крайней необходимости… — он сделал паузу, словно оценивая наши лица, — может разместить и пятьдесят. Временно.

Он показал на две тяжелые двери с надписями «ДГ-1» и «ДГ-2».

— Дизель-генераторы. Два агрегата. Каждый в отдельном, изолированном отсеке. Запас солярки — по пятьсот часов непрерывной работы на каждый. — Он произнес это с особым удовлетворением, как торговец, хвастающийся товаром. — Обеспечивают энергией всё: принудительную вентиляцию с фильтрацией воздуха, освещение, радиостанцию, кухонное оборудование… Ну, и прочее необходимое. Вода — из артезианской скважины. Очень глубокой. Независимый источник. Питание, снаряжение, медикаменты… — майор обвел рукой пространство, — рассчитаны на автономное существование в течение шести месяцев. Минимум.

— Питание? — переспросила Лиса, и в ее голосе прозвучала не столько надежда, сколько профессиональный интерес врача.

— Ресторан «Метрополь» здесь не откроешь, — усмехнулся майор, но усмешка была кривой, безрадостной. — Консервы. Преимущественно. Крупы, сухари, концентраты. Продукты длительного хранения. Сроки годности строго соблюдаются. Постоянно производится ротация. Как раз сегодня прибыла новая партия. А старую… увезут.

— В солдатские столовые? — не удержался я.

Майор на мгновение смутился.

— Обижаете, товарищ, — сказал он, стараясь говорить легко, но не вышло. — Старая партия… совсем не старая. Годности в полном порядке. Пойдут… — он запнулся, словно подбирая слова, — пойдут за милую душу. В пайки. Командного состава. Старших офицеров. — он быстро облизнул губы. Или показалось? Губы его действительно дернулись, как будто он мысленно пробовал на вкус этот «нестарый» паёк. Затем он повёл нас дальше, к двери с красным крестом. Медблок.

Майор открыл очередную дверь.

Два изолятора, каждый на двоих. Операционная. Зубоврачебное кресло и простенькая бормашина. Тут же кресло гинекологическое. И так далее.

— Если придется здесь работать — что ж, поработаем, — сказал я, представляя себя принимающим раненых после того, что творится наверху… — Только сначала списочек составим, чего не хватает.

Майор кивнул, не глядя на меня. Его мысли были уже в другом месте. Тогда я задал вопрос, который напрашивался с самого начала:

— А оружейная где?

Майор резко повернулся, его взгляд стал острым, колючим, как шило.

— Вы думаете, здесь есть оружейная? — спросил он тихо, но в его тоне была сталь, как в тех ставнях.

Я выдержал его взгляд. В этом подземелье, отрезанном от мира, вопрос оружия переставал быть абстрактным. Он становился вопросом власти, выживания, последней границы между порядком и хаосом.

— Без оружейной, майор, — ответил я так же тихо, глядя на кафельные стены, — всё это бессмысленно. Потайная могила. Но не убежище.

Несколько секунд тишины. Потом майор медленно кивнул. В его глазах промелькнуло что-то — уважение? Досада?

— Есть и оружейная, — произнес он сдавленно.

Он привел нас к ещё одной двери, неприметной, без опознавательных знаков. Открыл ее своим сейфовым ключом. Небольшая комната. Стойки с замками. На стойках — оружие. Не арсенал, конечно.

— Ничего особенного, — бросил майор, словно извиняясь за скромность ассортимента. — Десять АК-74. Два ручных пулемета, РПК-74. Боезапас на каждый ствол — штатный.

Я осмотрел скромный арсенал. Чистый, смазанный. Готовый к использованию. Но маловато будет для пятидесяти душ в бетонной ловушке под землей.

— Довольны? — спросил майор, и в его голосе сквозила едва уловимая ирония. Или усталость.

— Не густо, — честно ответил я. — Но, полагаю, на первое время хватит. Сколько будет способных держать оружие после… после всего? Сколько останется тех, кто захочет его держать?

Майор хмыкнул. Коротко, сухо.

— Если не хватит… — он кивнул в угол, где стояли два неприметных, но прочных ящика из крашеного зеленой краской дерева, — найдутся ещё. И в смежном хранилище два таких же. Расконсервируются по необходимости. Если таковая возникнет.

— Патроны? — уточнил я.

— В достатке, — лаконично и уже без тени сомнения ответил майор. В этом ответе была окончательность. Тема была исчерпана. Как и экскурсия.

На этом осмотр объекта «Вершина» завершился. Мы молча поднялись по тем же тридцати трем ступеням обратно, в «жилую зону», а оттуда — на воздух, который после подземелья казался пьянящим. Погрузчик работу закончил, и тишина наступила блаженная. Птички поют, бабочки летают. Майор с каменным лицом и тщательностью могильщика запер за нами все двери: убежища, подъезда, главного входа.

— Через… — он посмотрел на часы, массивные, армейские, — через двадцать минут у нас обед в столовой. Не останетесь? — спросил он, и в его голосе вдруг прозвучала какая-то человеческая нота, почти просительная. Одиночество начальника на секретном объекте.

Мы переглянулись. Остались. Во-первых, чтобы не обидеть майора, человека, показавшего нам наше возможное будущее. Во-вторых, чтобы получить представление о здешних обедах — последний кусочек реальности перед долгой дорогой. И, в-третьих, просто хотелось есть. Экскурсия пробудила животный голод.

Обед оказался неожиданно хорошим. Настоящим. Наваристый борщ со сметаной и чесночной пампушкой. Бефстроганов из неплохой говядины с рассыпчатым рисом. И в заключение — стакан прохладного компота из сухофруктов, с кислинкой, как я люблю. Всегда ли так кормят здесь, или только по случаю визита «особого контингента»? Кроме нас, за столами был старший лейтенант, лейтенант обыкновенный, и восемь нижних чинов, выражаясь языком четырнадцатого года. Солдаты, сержанты и старшины. Они сидели за своим столом, ели ту же пищу, но быстро, деловито, не поднимая глаз. Пустых щей им явно не предлагали. Здесь, на краю мира, в ожидании конца света, кормили по-человечески. Ирония судьбы или последняя привилегия? Просто служат сверхсрочники. Сверхсрочников нужно кормить. Кого ж, если не их?

Мы сели в «Волгу». Майор остался на базе, его фигура у входа казалась одинокой и навсегда привязанной к этому месту. За рулем теперь Лиса — её черёд. Машина тронулась, оставляя за собой серые корпуса «Вершины», ухоженный двор и сосны, стоящие молчаливым караулом.

— Ну, и как? — подала голос Ольга с переднего сиденья, как только мы миновали староверческое хозяйство имени Бонча-Бруевича. Голос звучал неестественно громко после тишины подземелья.

— Отрезвляюще, — ответил я. — Сразу хочется бороться за мир… ещё активнее. Перспектива «Вершины» — ну, так себе.

Три дня назад нам вручили мобилизационные предписания. Розовые листки, вшитые в военные билеты. Как объяснил референт Стельбова, товарищ Петров, человек с лицом бухгалтера и глазами следователя, порядок таков: каждый военнообязанный знает, куда являться в случае войны. Обыкновенно — в военкомат по месту жительства. Но если военкомата… ну, не станет, скажем, в результате непредвиденных обстоятельств, — он тактично кашлянул, — то являться следует в некое место «В». Нам же, в нашем особом списке, сразу указали это «некое место»: база отдыха «Вершина». Петров, поправляя очки, разъяснил сухо: база эта — одно из спецубежищ для членов семей высшего руководства страны. При определенных обстоятельствах — по сигналу — мы обязаны срочно туда перебраться. Ольга — это понятно. Мы с Надеждой — врачи, в убежище люди необходимые. Ми и Фа — без комментариев. А бабушки, — спросила Ольга. Петров замялся, перебирая бумаги. Бабушки… ну, бабушки — по ситуации. Берите и бабушек. Если успеете.