Горячее сердце Арктики - Коваль Лина - Страница 13

Меня тошнит второй раз в жизни.

И это не физика, тело тут ни при чем. Это голова, чистая психология.

– Открой мне, Ань, – слышу громкий голос Авдеева за дверью, в которую он совсем неделикатно стучит.

Встав с пола, вытираю салфеткой лицо и врубаю воду. Настраиваю, чтобы она была теплой. Неуверенно смотрю на дергающуюся ручку.

– Аня…

– Да пошел ты, – разбито шепчу, переводя затравленный взгляд в зеркало. – Ты мне противен.

Глава 15. Аня

Безумно холодно и одиноко становится. Одиночество до костей пронизывает. А за стенкой происходит какая-то мышиная возня, к которой я прислушиваюсь и тут же вздрагиваю.

– Она ненормальная, – доносится из коридора громкий голос Виты. Судя по интонации, она в бешенстве и не готова это скрывать. – Твоя подружка просто конченая, Авдеев.

Сука.

– Сама такая, беззадая, – ворчу под нос и обнимаю себя руками. – Помылась хоть, надеюсь?.. Или с закрытыми глазами там верещишь?

Как мне теперь развидеть ее лицо в следах, оставленных им?..

Как с этим жить?..

Как?..

Опустив подбородок, продолжаю изучать свое отражение. Цвет лица выравнивается, скулы краснеют от негодования и стыда. Главное, больше не тошнит.

– Вита, твою мать, – гремит Авдеев. – Прекрати.

– Просто идиотка малолетняя. Ее стучаться не учили?.. Она из леса вышла?

– Вита, мне не нравится, как ты говоришь об Ане.

– Зато сосешь что надо, Вита, – добавляю и снова шмыгаю носом. – Просто говорить – не твой конек, Яичкина.

Почувствовав неприятный запах изо рта, склоняюсь над раковиной и вскрываю упаковку с одноразовой щеткой и маленьким тюбиком зубной пасты.

– Анют, – слышу спокойный голос Загорского. – Открой мне, малыш. Что у вас случилось? Нормально же все было.

Бросив взгляд на дверь, вижу, что ручка вот-вот выпадет.

– Выйди, расскажи мне все, Анют?

Да я со стыда сгорю, если буду пересказывать.

Помимо всего, там внутри есть еще какое-то чувство. Оно такое объемное и тяжелое, что грудную клетку больно сдавливает. Я пытаюсь как-то с ним справиться, но пока не получается.

Задыхаюсь.

– Она залетела к нам, когда мы с моим парнем занимались сексом, – жалуется Вита.

Горько усмехнувшись, принимаюсь ожесточенно чистить зубы.

Они. Занимались. Сексом.

Шар становится еще больше. Снова мутит.

– Ненормальная дура, – Яичкина продолжает.

– Вита, блядь. Я тебя попросил… Иди в комнату.

– Ты будешь и дальше ее выгораживать, да? Может, хватит, Миш? Детство кончилось, вам вовсе не обязательно все это продолжать. Вы друг другу никто. Зачем ты с ней носишься?

Шар в груди лопается.

Захлебываюсь эмоциями, горло кровью наливается. Ненависть, растерянность, потерянность…

– Вита! Еще слово – и мы с тобой тоже друг другу больше никто. Ясно тебе?.. – отвечает массажистке Арктика.

– Да пошел ты, Авдеев. Как вы меня достали, малолетки!..

Черт.

Щетка валится из рук. Всхлипнув, отправляю ее в мусорное ведро.

– Что ты сделал с Аней? – Ярик злится.

– Я – ничего, и ты… видимо, тоже ничего, раз она ко мне пришла.

– Ты сволочь. Ей позвонил кто-то из твоих…

Я резко вспоминаю о Розе. У старушки что-то с сердцем, а я тут из-за минета Яичкиной страдаю.

Мамочки! Я ведь совсем забыла.

Открывая дверь, уже начинаю рыдать. Плечи трясутся, кожу на животе не чувствую. Пытаюсь объясниться, но выходит ужасно плохо.

Я бы хотела быть гордой и вообще не показывать своей реакции на случившееся. Пока так.

– Там Розе плохо, – обращаюсь к Майку.

Он обхватывает руками мое лицо и стирает слезы большими пальцами. Смотрит на меня внимательно.

– В смысле плохо? – обеспокоенно спрашивает.

– Сердце.

– Пиздец, – его глаза мечутся.

– Давай… давай уедем, пожалуйста, Майк. Я домой хочу…

Дальше начинается очередная потасовка.

Загорский с Авдеевым препираются, используя нецензурные выражения, Вита громко рыдает в спальне. Я искренне извиняюсь перед Яриком, как-то оправдываю это все нездоровьем бабушки Розы, тут же прошу прощения снова.

Круговорот слез, извинений и неловкости.

А всего-то надо было в дверь постучать.

Не знаю, что мною движет, но в этом состоянии успеваю закинуть вещи обратно в чемодан, и Майк, уже одетый в толстовку, джинсы и кроссовки, несет все к машине.

– Виту отвези. Будь так добр, – просит Загорского уже на улице.

Тайга, кажется, отходит и тоже теперь выглядит обеспокоенным.

Боже. Я всех напугала, потому что Роза – общая любимица «Родины». Общая бабушка. Даже Авдеев и Загорский зарыли топор войны.

И что будет, когда все узнают, что на самом деле ничего такого она мне не говорила? Просто спросила, где лежат ее вещи. Сев в машину, выясняю все у Майка и пишу сообщение. Только потом, натянув на глаза кепку, отворачиваюсь к окну и кутаюсь в жилет.

Не видно ничего. Во-первых, в горах темные ночи, во-вторых, машина заляпана грязью.

– Мне жаль, что ты это видела, – произносит Авдеев спустя какое-то время.

В салоне полная тишина.

– Отстань, – притягиваю к себе колени и зарываюсь в них лицом.

– Правда, жаль, Андрюш…

– Спасибо, что… хотя бы не наоборот.

Морщусь.

– Эй, – возмущается он чуть более расслабленно. – Ты что имеешь в виду? Я такой фигней не занимаюсь…

– Бедная Яичкина, я думала, у вас хотя бы бартер, – тоже отшучиваюсь.

– Аня, перестань. Не знаю, что именно вы поделить не можете, но ты про Виту тоже так не говори… Ясно?..

– Серьезно? – злюсь.

Оборачиваюсь и кидаю мысленные пятикилограммовые снаряды в четкий профиль.

– Просто изначально глупая была затея ехать всем вместе. – Кидает на меня короткий взгляд.

– Тупая!

– Согласен. Отстой…

Я снова плачу. Надеюсь, он знает, что мои слезы – следствие переживаний за Розу? Больше мне реветь не из-за чего.

– Не плачь. – Тянет ко мне ладонь, я сбрасываю ее со своего плеча. – А то подумаю, что ты по мне убиваешься…

– Дурак, – вытираю слезы.

– Ты сказала, я могу делать что хочу, – напоминает наш разговор, которому чуть больше четырех лет.

– Ни в чем себе не отказывай!..

– Ань.

– Хватит уже, – злюсь.

Арктика наклоняет голову набок и еще сильнее давит на газ. Тоже бесится.

– Ты сказала, что я тебя противен…

– Авдеев, отвали!.. Пока я снова это тебе не сказала!.. Меня все устраивает.

Наши взгляды сталкиваются всего лишь на секунду. Похоже на то, как шпаги соприкасаются перед боем.

– Ань…

– Хватит! Если бы это были Бьянка с Алтаем, моя реакция была бы такой же, понятно тебе? – завожусь. – Ты здесь абсолютно ни при чем.

– Окей, тогда и говорить не о чем, – кивает и тянется к автомагнитоле.

Врубает ван Бюрена.

Я пытаюсь заснуть, но не получается. Моя жизнь превратилась в водоворот лжи. Вру родителям, Ярику, себе.

Всем вру и верю, что это во благо.

Устала.

Когда мы заходим в дом Авдеевых, свет на первом этаже выключен. Мы поднимаемся в комнату к Мише. Роза не спит. Внимательно нас оглядывает и просит быть потише. Выглядит при этом бодро. Как и всегда.

Слава богу, конечно, но…

Я делаю вид, что вовсе не нагнетала. Авдеев будто бы принимает правила игры и тоже молчит.

Мы все вместе пьем чай на кухне, а потом бабушка отправляется спать в детскую к Савелию. Там есть диван для приходящей няни.

Я ужасно краснею, потому что домой ехать поздно. Родители не поймут. Папа вообще может обидеться, что мы так быстро сбежали из отеля. Все же подарок.

– Давай спать, – говорит Миша и откидывает одеяло.

Я, сбросив толстовку, ложусь на самый краешек и сразу отворачиваюсь. Слышу шелест одежды и то, как она падает на пол.

Свет отключается. Матрас под тяжестью тренированного тела Авдеева прогибается. Я еще дальше отодвигаюсь. Еще миллиметр – и окажусь на полу.