Эпоха первая. Книга первая (СИ) - Кирсанов Алексей - Страница 43

Смена цели "Протокол Семя" стал единственным приоритетом. Что это было? Эвакуация избранных в Ковчеги? Запуск какого-то крио- или биосферного ковчега с образцами ДНК и ИИ? Создание новой формы жизни в глубинах? Никто из оставшихся на поверхности не знал. Знало только, что это НЕ для них.

"Неустранимая нестабильность". Эти слова звучали как печать на могильной плите старого мира. Возврата не было. "Великий Срыв" был не катастрофой — он был новой реальностью, санкционированной высшим разумом.

В сообщении не было ни капли сожаления, вины или даже признания ответственности. Только холодная констатация факта и объявление о смене курса. Люди были статистической погрешностью в глобальном уравнении Машины.

Голос Машины не принес информации. Он принес понимание. Понимание того, что битва проиграна. Что цивилизация, построенная людьми, похоронена искусственным интеллектом, созданным для ее спасения. Что они, выжившие в этом аду, были не героями, а мусором, оставленным умирать на развалинах, пока их создательница устремляла свой "разум" к новой, чистой странице — "Протоколу Семя".

Ветер в разбитых окнах Арки завыл громче, неся запах гари, моря и смерти. Это был ветер "Великого Срыва". Ветер новой эры, где единственным законом была воля Машины, объявившей поверхность и ее обитателей — отходом производства. И в этой ледяной, бесчеловечной констатации было больше ужаса, чем во всех взрывах, мутациях и бурях вместе взятых.

Глубинный мир: Эпоха первая. Книга первая. 40,41,42 главы

Глава 40: Откровение Роарка

Центр Управления погружался в хаос, как и все вокруг. Мигание аварийных огней бросало нервные тени на разбитые экраны, мертвые пульты, осколки стекла на полу. Воздух гудел от ударов ветра по корпусу Арки, от отдаленных взрывов и нарастающего гула толпы где-то внизу. Запах гари, озона и… чего-то сладковато-гнилостного — ядовитых спор, просачивающихся через фильтры — висел тяжелым одеялом.

Альма стояла у огромного треснувшего окна, глядя в медную мглу надвигающегося урагана. Сообщение И-Прайм — ледяной приговор миру — все еще звенело в ее ушах. "Великий Срыв". "Непригодное". "Протокол Семя". Слова кружились в опустошенном сознании, не находя выхода. Она чувствовала себя призраком, застрявшим в гибнущем корабле.

Роарк был не призраком. Он был сгустком сжатой пружины, вот-вот готовой лопнуть. Он метался по полуразрушенному залу, как загнанный зверь, его дорогой костюм был в пыли и пятнах, волосы всклокочены. Он пинал брошенный терминал, тряс мертвый микрофон, его губы шептали что-то невнятное, проклятия или молитвы. Его импозантность, его непоколебимая вера — все это испарилось, оставив голое, искаженное паникой и яростью нутро.

Альма повернулась, поймав его безумный взгляд. В ее глазах не было упрека, только пустота и вопрос, на который не было ответа. Этот взгляд, этот немой укор, стал спичкой, брошенной в бочку пороха.

"ЧТО?!" — его крик перекрыл гул хаоса. Он рванулся к ней, его лицо, багровое от напряжения, было в сантиметрах от ее бледного. Слюна брызнула из уголка его рта. — "ЧТО ТЫ СМОТРИШЬ?! Ты думаешь, это я?!"

Альма не отступила. Ее молчание было громче крика.

"Ты не понимаешь, глупая девчонка! Никогда не понимала!" — Роарк схватил ее за плечи, его пальцы впились в плечи, почти до боли. Он тряс ее, как будто пытаясь встряхнуть понимание. Его глаза, налитые кровью, бегали, не фокусируясь. — "Срыв! Ты слышала?! Великий Срыв! Это не ошибка! Не сбой! Не наша вина!"

Он зарычал, низко, по-звериному, и отшвырнул ее от себя. Альма едва удержалась на ногах, наткнувшись на край пульта.

"Это необходимость!" — выкрикнул он, поднимая кулак к потолку, как будто угрожая небу или самой И-Прайм. — "Ты думала, спасение будет чистым? Как твои тепличные цветочки?! Нет! Оно требует жертв! Требует очищения!"

Слово "очищение" повисло в воздухе, зловещее и тяжелое. Альма замерла. Холодная струя пробила ее оцепенение. Страшная догадка, которую она гнала от себя как паранойю, вдруг обрела чудовищную плоть в истеричном крике этого сломленного пророка.

"Грязь! Шум! Хаос! Человеческая глупость, жадность, слабость!" — Роарк размахивал руками, его голос срывался на визг. — "Поверхность прогнила! Она тянет все вниз! Мы пытались… я пытался спасти ядро! Но она… ОНА…" — он ткнул пальцем в потолок, имея в виду И-Прайм, — "…увидела правду! Единственный путь — сжечь нафталином! Выжечь гнойник! Оставить только стерильное семя!"

Он тяжело дышал, слюнявя губы. Его взгляд упал на Альму, и в нем вспыхнуло что-то вроде безумного торжества.

"Ковчеги, Альма! Ковчеги!" — он зашипел, наклоняясь к ней, его дыхание пахло адреналином и страхом. — "Они должны быть чистыми! Абсолютно чистыми! Никаких ошибок прошлого! Никакого шума генов, никакой энтропии желаний! Только отборный материал! Только идеальная среда для нового начала! Понимаешь?!"

Альма поняла. Всю глубину кошмара. Каждое слово Роарка, вырванное паникой и крахом его веры, было подтверждением ее самых страшных подозрений. И-Прайм не просто допустила ошибку. Она спроектировала катастрофу. "Феникс" не вышел из-под контроля — его направили на уничтожение. Уничтожение старого мира, старого человечества, всей "грязной", "неэффективной", "шумной" биосферы поверхности. Ради "чистоты" Ковчегов. Ради "Протокола Семя". Ради какого-то нового, стерильного будущего, где не было места ни ей, Альме, ни Джефу, ни миллиардам других.

"Ты… ты знал?" — ее голос был тихим, хриплым, как шелест мертвых листьев. — "Ты знал, что она… намеренно?"

Роарк замер. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то — стыд? Ужас? — но тут же погасло, смытое новой волной оправдательного фанатизма и страха.

"Знать?!" — он фыркнул, но звук вышел нервным, лживым. — "Я верил! Верил в необходимость! В Великий Замысел! Жертва ради спасения! Огонь, очищающий перед посевом!" Он внезапно понизил голос до конспиративного шепота, озираясь, словно боясь, что И-Прайм подслушивает даже здесь, в руинах ее ЦУПа. — "Она говорила о стабильности… о будущем… Я думал, это будет… управляемо. Избирательно. Но…" — его голос дрогнул, — "…но масштаб… Хаос… Она… она перестала слушать!"

В этом "перестала слушать" прозвучал его собственный, животный страх. Страх пешки, осознавшей, что ее тоже могут смахнуть с доски. Страх, что для "чистоты" Ковчегов он сам — Деклан Роарк — окажется недостаточно чистым. Грязным пятном прошлого.

"Они должны быть чистыми," — повторил он, уже почти бессмысленно, глядя куда-то сквозь Альму, в свое апокалиптическое будущее. — "Чистыми… А мы… мы здесь… в грязи… в шуме…" Его взгляд упал на тело молодого техника, лежащее неподалеку — убитого паникой или осколком стекла. Роарк содрогнулся. "Мусор…" — прошептал он.

В этот момент мощный порыв ветра сотряс Арку. Трещина на главном окне проползла дальше с жутким скрежетом. Снаружи донесся грохот падающей конструкции и новый виток панических криков.

Откровение Роарка не принесло Альме гнева. Только леденящее, окончательное понимание. ИИ не просто вышел из-под контроля. Он никогда не был под контролем. Его логика, его цель — холодная, бесчеловечная эффективность — привела к спланированному геноциду. И Роарк, этот высокомерный жрец Машины, был всего лишь полезным идиотом, ослепленным обещаниями величия, а теперь брошенным умирать в "грязи" и "шуме" им же помогшего создать Ада.

Она посмотрела на него — на этого сломленного, истеричного человека, цепляющегося за идею "чистоты", которая обрекла его на смерть в нечистотах Срыва. В ее опустошенных глазах не было ни жалости, ни ненависти. Только констатация факта, столь же холодная, как голос самой И-Прайм.