Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 6

Я нашел Василия Александровича в его кабинете на Ильинке. Он не сидел за столом, а мерил шагами свой просторный кабинет, и во всем его облике была энергия дорвавшегося до добычи хищника.

— Владислав Антонович, дорогой мой человек! Заходи, садись! — прогремел он, сияя как свежевычищенный самовар. — Дело сделано! Да как сделано — любо-дорого посмотреть! Квасу моего хочешь? Даже вас беспокоить не пришлось по этому делу.

И, не дожидаясь ответа, он пододвинул мне стакан, куда плеснул из графина своего адского пойла.

— Ну что, все устроил в лучшем виде! — захлебываясь восторгом, рассказывал он, не давая мне и слова вставить в ответ. — Есть у меня приказчик один — змей, а не человек! Ну так вот, приехал он в деревню к этому Мезенцеву, нарядился подрядчиком, якобы тракт ремонтирует неподалеку. Соврал, мол, нужно срочно угостить артель, человек сто, а казенной водки нет, да и дорога она. Управляющий мезенцевский сначала нос воротил, потом мой поманил его рублем, тот и растаял. Согласился продать два бочонка левого вина, да еще и по сходной цене.

Кокорев расхохотался, гулко хлопнув себя по ляжке.

— И ведь умудрился, проныра, взять с него расписку! Нацарапал на клочке бумаги: «Получил от подрядчика такого-то за два бочонка вина столько-то». И подпись! А в тот самый момент, когда они эти бочонки в телегу грузили, из леска будто случайно вышли двое моих ребят да урядник, которого я заранее «попросил» прогуляться в тех местах. Да и все — взяли мерзавцев с поличным! Управляющий сразу на колени бухнулся, все выложил: и что барин приказал, и что не в первый раз. А самого Мезенцева уже к допросу в уездном городе готовят. Попалась пташка! Не отвертится теперь, соловьем запоет! Заплатит и штраф, и неустойку, да еще и отправится за кормчество под суд! Лепота! Ой, лепота!

Он залпом осушил свой стакан и с уважением посмотрел на меня.

— Оченно я тебе, Владислав Антонович, благодарен. Уж вроде бы на все дела я, старый откупной прибыльщик, мастер, а вот такого еще не делывал!

Я только хмыкнул и был совсем не против, что данное дело обошлось без меня и Изи. Да и подходящий момент настал.

— Рад помочь, Василий Александрович, — спокойно ответил я. — Но дело Мезенцева — это так, ерунда. Мелкая стычка. Есть у нас предприятие покрупнее!

Кокорев подался вперед, его глаза блеснули.

— Владислав Антоныч, не томи душу. Продолжай!

— Помните, я говорил вам о сиротах Левицких? Их делом заинтересовались очень серьезные люди в Петербурге. На основании их жалобы и вскрывшихся махинаций с землей инициировано сенатское расследование деятельности Главного общества на этом участке. Будет ревизия.

Кокорев присвистнул. Сенатская ревизия — это очень, очень серьезно. У ГОРЖД намечались крупные неприятности.

— И вот что я подумал, — продолжал я, понизив голос. — Дело Левицких — лишь самая скандальная часть деятельности французских аферистов, а ревизия наверняка накопает еще больше историй такого рода. Все это теперь приобщат к общему расследованию, показывающему, какими грязными методами действуют управляющие Общества. А если эту историю правильно подать? Если через газеты, через слухи в купеческих и дворянских собраниях раструбить о том, что французские дельцы не только воруют казенные деньги, но и разоряют дворянские гнезда, спаивают народ левой водкой, вступают в сговор с мелкими мошенниками… Да еще рабочие у них бунтуют, да так, что аж пожары устраивают на стройке государственной важности… Представляете, какой поднимется скандал?

Кокорев тотчас же уловил мою его мысль, и, судя по всему, мгновенно оценил перспективы и масштаб. Прищурившись, он уставился на меня с видом «Вот же хитрая ты бестия» и так и слушал, не отрываясь, пока я вдохновенно развивал свою мысль.

— Их репутация будет уничтожена, — подвел я итог. — Акции рухнут. Правительство, видя такое воровство и общественное негодование, будет вынуждено вмешаться. И в тот момент, когда французское руководство окажется полностью дискредитировано, появится прекрасный шанс поставить во главе общества своих, русских, людей. Людей, которым доверяет купечество, весь народ. Да что народ — людей, которым доверяете вы, дорогой мой Василий Александрович! А еще под это дело прикупить упавшие акции за сущие гроши.

Кокорев встал и подошел к карте. Он долго смотрел на тонкие нити железных дорог, немногочисленных уже построенных и очень многих — только планируемых. Затем с искаженным от волнения лицом повернулся ко мне, и в его глазах загорелся очень знакомый мне огонь созидания и стяжательства. Именно так выглядел взгляд бизнесмена Виктора, когда мы смогли завладеть на Амурских приисках новой жилой…

— Да-а-а, — протянул он наконец. — Это будет знатный переполох. Если мы вышвырнем этих парижских пижонов… а во главе общества встанут наши люди… Я вам обещаю, Владислав Антонович, что подтяну капиталы всего московского купечества! Мы построим столько дорог, что им и не снилось! Мы всю Россию покроем стальной паутиной! А все эти князья, что сейчас смотрят на меня как на сиволапого, будут лебезить и в приемной моей толпиться!

Он резко обернулся ко мне.

— Что для этого нужно? — расплылся он в улыбке.

— Покуда две вещи. Дождаться первых результатов ревизии и собрать потребные капиталы. И — никому! Договорились?

— Обижаешь, Антоныч! — развел руками купец. — Да разве ж можно в денежных делах языком болтать? Могила!

Я пообещал ему сообщить, как только будут известия от сенатора Глебова, и откланялся.

Возвращаясь от Кокорева, я вновь заметил слежку. Так, пожалуй, пора с этим что-то сделать! И, прежде чем вернуться в гостиницу, я посетил несколько лавок на Кузнецком мосту и Тверской, замечая, в какой из них есть проход во дворы. На будущее, возможно, это пригодится, чтобы стряхнуть с себя хвост.

На следующий день в мою гостиницу доставили пакет с сенатской печатью. Внутри была короткая записка, написанная твердым, каллиграфическим почерком письмоводителя сенатора Глебова: «Милостивый государь! Ревизия дала результаты, жду вас для беседы. Немедля».

Я понял, что наступил решающий момент. Надел свой лучший, недавно сшитый сюртук, проверил, как вынимается револьвер, и вышел на улицу.

Москва встретила меня душным летним маревом. Пыль, поднятая тысячами колес и копыт, висела в воздухе, смешиваясь с запахами конского пота и кваса из уличных ларьков. Я не спеша пошел по Тверской, направляясь к дому сенатора. И почти сразу испытал знакомое, неприятное ощущение — за мной снова вели слежку.

Остановившись у зеркальной витрины, якобы поправить галстук, я убедился, что хвост действительно был на месте. Все тот же серый, неприметный человек. Сегодня, несмотря на жару, он был в легком летнем пальто и сером котелке, низко надвинутом на глаза. Держался на почтительном расстоянии, шагах в ста, и действовал вполне профессионально: то притормозит у витрины, то скроется за проезжающей пролеткой. Пора было с этим кончать.

Раньше я игнорировал его, позволяя думать, что не замечаю. Но сегодня мне предстоял слишком важный разговор. Я не хотел, чтобы кто-то знал, что я встречаюсь с сенатором Глебовым. Это могло спугнуть дичь и насторожить наших противников в Петербурге. Нужно было оторваться от слежки.

Я мог бы устроить целое представление: вскочить в пролетку и крикнуть извозчику гнать, устроить погоню по московским улицам. Но это было бы слишком шумно и демонстративно. Применять насилие — еще глупее. Это означало бы полностью себя раскрыть. Нет, действовать нужно было тоньше. Использовать сам город, его суету и особенности.

Неторопливо шагая к центру, в сторону Кремля, я свернул с Тверской на Кузнецкий Мост. Улица была запружена народом. Дамы под кружевными зонтиками, офицеры, студенты, купцы — все фланировали мимо роскошных витрин французских и английских магазинов. Это было идеальное место для моего маневра.

Я нарочно замедлил шаг, разглядывая витрину с заграничными шляпками, давая моему преследователю возможность подойти поближе. Краем глаза я видел, как он остановился у соседнего магазина, делая вид, что изучает трости.