Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 40

Началась работа. Тщательная, скрупулезная, неотвратимая, как ход времени. Я стоял в стороне вместе с Изей и Рекуновым и наблюдал за этой картиной.

Да, похоже, фактов у нас будет — завались.

Главное, чтобы их выслушали.

За три дня они сделали все, что было нужно, и мы вместе вернулись в столицу, где профессор и Кагальницкий засели за отчет.

Спустя два дня после возвращения я собрал свой «военный совет» в отдельном кабинете трактира Тестова. За столом, уставленным стерляжьей ухой, расстегаями и запотевшими графинами с разными интересными напитками, сидели мои главные маршалы: Кокорев, чья бородатая физиономия то и дело невольно расплывалась в хитрой улыбке, и Изя, который мысленно уже примерял на себя фрак лондонского денди.

— Ну, господа, — начал я, разложив на столе чистый лист бумаги. — Мы получили то, что хотели. — Я выложил на стол пухлую папку, присланную мне с нарочным от профессора Лаврова. — Вот, пожалуйста: подробный отчет о состоянии Варшавской дороги. С цифрами, актами, замерами и даже несколькими дагеротипными снимками самых вопиющих безобразий.

Кокорев с благоговением начал рассматривать отчет.

— И что теперь, Антоныч? — прогудел он. — С этой бумагой к самому государю пойдем?

— К государю долго, а до биржи рукой подать. Наша цель, Василий Александрович, не наказать виновных, а завладеть их имуществом.

Я взял лист бумаги и нарисовал на них две точки.

— Это — Лондон. Это — Париж. Две главные биржи, где торгуются акции. Наша задача — создать там панику. Не просто слухи, а целую лавину, которая снесет их котировки на самое дно.

— И как же мы это сделаем? — улыбнулся Кокорев, его купеческое чутье уже уловило запах большой наживы.

— В три этапа. — Я поднял палец. — Этап первый: информационная подготовка. Изя, — я повернулся к нему, — твоя дирижерская палочка ждет. Ты едешь в Лондон.

Лицо Изи расплылось в самодовольной улыбке.

— Есть там один человек в Туманном Альбионе. Его зовут Александр Герцен. Ты передашь ему вот это, — я достал из другой папки письмо о злоупотреблениях на нижегородской дороге, — и вот это, — я постучал по отчету Лаврова. — Объясняешь, что это бомба под троном Романовых. Доказательство того, как французы при покровительстве некоторых людей, облеченных властью, захватывают Россию. Он не устоит и публикует это в своем «Колоколе».

— Это же скандал во всей Европе! — ахнул Кокорев.

— Именно! — заявил я. — Это будет первый залп. Он создаст нужный фон. Покажет, что у ГОРЖД серьезные проблемы. Но этого мало. Нужен второй залп, который вызовет панику. И здесь, господа, начинается самое интересное.

Я наклонился над столом, понизив голос.

— На биржах Парижа и Лондона все друг друга знают. Всем известно, кто из брокеров работает с главными акционерами общества — с банковским домом Берингова в Лондоне и братьями Перейра в Париже. Так?

Кокорев и Изя согласно кивнули.

— И вот теперь представьте, — я впился взглядом в их лица, — в один прекрасный день, в один и тот же час, вдруг начинают массово, почти панически сбрасывать акции ГОРЖД. Не просто продавать, а выбрасывать на рынок огромные пакеты. Что подумает толпа?

— Она подумает, что крысы бегут с корабля! — выдохнул Изя. — Что раз продают — значит, знают что-то ужасное и спасают капитал! Начнется паника! Все бросятся продавать!

— Вот! — подтвердил я. — Вот тут-то вы и вступаете в игру. Вы, Василий Александрович, через своего человека в Париже. И ты, Изя, в Лондоне. Вы наймете этих самых брокеров — тех, кто работает на Перейре и Берингове.

— Постой, Антоныч, — нахмурился Кокорев. — Это самое слабое место. С какой стати они рисковать будут своими хлебным местам ради нас? Они же нас в три шеи погонят!

— А вот это, Василий Александрович, уже зона ответственности господина Шнеерсона. — Я посмотрел на Изю. — Нам не нужна их лояльность. Нам нужна их жадность. Или их страх. Мы предложим им взятку, хорошую. Или, — я хитро прищурился, — ты, Изя, копнешь под этих господ. Уж, думаю, еврейские общины тебе помогут, не бесплатно, конечно. Карточные долги? Дорогая любовница? Тайные грешки? Найди их болевую точку, и они сделают все, что мы скажем. Они всего лишь будут продавать акции, и за это получат вознаграждение.

— Таки я уже чую запах жареного! — потер руки Изя. — Дайте мне неделю и немного денег на незначительные расходы! Я сделаю им такое предложение, от которого невозможно отказаться!

— Итак, план. Изя едет в Лондон, встречается с Герценом и вербует брокера. Ваш человек делает то же самое в Париже. Затем, по моему сигналу по телеграфу, сбрасываются через брокеров ваши акции, Василий Александрович. Все решают, что это продают Перейра и Беринги. Начнется обвал. И пока все в панике продают, мы с вами через других маклеров начинаем скупать. Тихо. Спокойно. И дешево.

Я откинулся на спинку стула. Кокорев сидел багровый от возбуждения, тяжело дышал. Изя блестел глазами, как кот, добравшийся до крынки со сметаной.

— Это… это просто отменно, Антоныч, — пророкотал Кокорев. — Мы их раздавим!

— Это акт экономического террора, — поправил я его. — Мы используем их же репутацию против них самих. Это вскроется через неделю-другую, но будет уже поздно. К тому времени мы будем сидеть на огромном пакете акций, купленном за бесценок. Нам нужен контрольный пакет!

Тут Кокорев вдруг помрачнел. Он долго сидел, нахмурив свои кустистые брови, и что-то беззвучно подсчитывал, шевеля большими чувственными губами. Затем он взял со стола огрызок карандаша, обмакнул его в водку для мягкости и начал выводить столбики цифр.

— Погоди, Антоныч, погоди… — пробасил он, не отрываясь от своих столбцов. — Красиво ты все расписал, как по нотам, да только вот… Арифметика тут, однако, выходит серьезная.

Я молча ждал, пока он закончится. Изя тоже затих, с любопытством наблюдая за этим процессом. Наконец Василий Александрович, тяжело вздохнув, отодвинул от себя исписанный листок.

— Вот, гляди-ка, какая петрушка выходит. Акционерный капитал общества, насколько я помню, заявлен в триста семьдесят пять миллионов франков. Это по нынешнему курсу примерно сто миллионов рублей серебра. Акций они выпустили семьсот пять тысяч штук. Стало быть, номинальная цена одной акции — сто сорок два рубля. Так?

Изя быстренько пересчитал и кивнул. Расчеты были верны.

— Допустим, — продолжал он, тыча толстым пальцем в свои каракули, — мы обрушим их акции вдвое, ну, может быть, втрое. Это в самом лучшем случае. То есть цена упадет до шестидесяти пяти, может, до пятидесяти рублей за штуку. И вот тут нам надо скупать. Скупать много, чтобы получить весомый пакет. Я не говорю — пятьдесят, но хотя бы десятую часть, чтобы с нами начали считаться. А лучше — пятую часть.

Он снова склонился над листом.

— Десятая часть — это семьдесят пять тысяч акций. По семьдесят рублей за штуку — это, батюшки-светы, выходит больше пяти миллионов! Пять миллионов двести пятьдесят тысяч, если быть точным. А если мы хотим большой пакет, скажем, четвертую часть… то это уже больше тринадцати миллионов!

Он поднял на меня свои проницательные глаза.

— У меня, Антоныч, капиталу, как ты знаешь, миллионов восемь. Многое еще в товаре. Акций ГОРЖД у меня самого куплено всего-то тысяч на пятьсот. Для первоначального сброса, чтобы начать панику, хватит — а вот чтобы потом скупать в таких масштабах… не сдюжу я один. Денег не хватит! Мы начнем скупку, цены поползут вверх, а у нас к тому времени мошна-то и опустеет. И остаемся мы с носом — панику вызвали, а контроль не получили.

Наступила тишина. Кокорев был прав. Я увлекся стратегией и тактикой, но упустил из виду главный ресурс любой войны — финансы. Мои собственные средства, добытые на амурских приисках, далеко не миллионы, и даже вместе с капиталом Кокорева их не хватит для столь грандиозной операции. Это уж не говоря о том, что изначально я вообще не собирался вкладываться в железные дороги — мне бы прииски поднять!