Свои-чужие - Пэтчетт Энн - Страница 26

Берт возлагал те же надежды на всех детей в семье, даже на Джанетт, — ничего, думал он, займется бумажной работой, если, конечно, сумеет окончить школу. Ожидая от всех одного и того же, Берт намеревался показать себя справедливым и беспристрастным; а план, продуманный настолько заблаговременно, не мог, по его расчетам, не оказаться успешным хотя бы отчасти. В конце концов, Казинсы отродясь занимались правом. Прадед Берта служил юристом на Пенсильванской железной дороге, дед был судьей в выездном окружном суде. Отец Берта, Уильям Казинс, которого все звали Биллом, был знатоком земельного права, этакой благородной разновидностью поверенного, — к его услугам прибегали солидные конторы в центре Шарлоттсвилла, где он по большей части составлял контракты для друзей, скупавших участки у виргинских фермеров в ожидании момента, когда изменения в градостроительных планах позволят превратить фермы в торговые центры. Это приносило недурной доход, но в один прекрасный день по завещанию бездетного дядюшки жена Билла унаследовала права на розлив кока-колы для половины штата — и Билл удалился от дел в расцвете лет. Он полюбил стоять в гостиной у окна и, глядя через стекло на обсаженную благородными платанами подъездную дорожку, думать, как прекрасен этот мир и как было б славно, если бы он не менялся.

Берт вслед за Джефферсоном верил, что успеха в жизни добьется только тот, кто разбирается в законодательстве, так что, реши кто-нибудь из его детей стать учителем или медсестрой, ему все равно пришлось бы сначала выучиться на юриста. Берт был убежден, что человек, не смыслящий в праве, не может быть ни умен, ни сколь-нибудь интересен, и это убеждение порядком осложнило оба его брака.

Фикс на все это смотрел проще: он хотел, чтобы его девочки стали юристами, потому что у юристов водятся деньги. Чем больше заработают Кэролайн и Франни, тем меньше вероятности, что однажды они променяют мужей на кого-нибудь побогаче. Фикс верил, что история повторяется, и не пытался этого скрывать. То, что случилось однажды, запросто случится еще раз — к бабке не ходи.

И когда Кэролайн было тринадцать, а Франни десять, Фикс купил им к Рождеству по Капланову пособию для подготовки к вступительным экзаменам на юридический. Завернул в красную блестящую бумагу и отправил в Виргинию вместе с обычными, подобранными Марджори подарками — настольными играми, акварельными красками, плюшевым кроликом, свитером и двумя музыкальными шкатулками.

— Каков подарочек! — хмыкнул Берт, взяв в руки книгу Франни, покуда та копалась в обрывках оберточной бумаги в поисках какого-нибудь случайно оставшегося незамеченным подарка. — А неглупо придумано.

— Ты правда так считаешь? — спросила Беверли.

На ней был длинный, до пола, темно-зеленый бархатный халат с застежкой-молнией, сшитый ее матерью специально к Рождеству. Любая другая женщина в таком наряде выглядела бы тетехой, но Беверли даже в халате была ослепительно элегантна.

— Если будут читать по главе в месяц, — сказал Берт, просматривая содержание, — даже устать не успеют. Им пока не нужно ничего тут понимать. Тут специфический язык, пусть для начала освоятся, зато потом, если будут заниматься систематически, справятся с экзаменом на раз-два.

Его собственные планы по выращиванию в семье целой юридической фирмы пока еще находились в стадии разработки, но почин Фикса казался неплохой отправной точкой.

Кэролайн, в шерстяных носках и в красной фланелевой пижаме с оленями, мучилась несказанно: с одной стороны, следовало немедленно послать Берта куда подальше, с другой — речь шла об отцовском подарке. Она решила рассмотреть его попозже и в одиночестве, чтобы лишить Берта удовольствия видеть ее с одобренным им пособием в руках. Франни тем временем раскрыла подарок от бабушки — «Дерево растет в Бруклине» в твердой обложке. Прочитала первое предложение и поняла, что вот этой книге она и посвятит рождественские каникулы, а Капланово пособие подождет. Но чуть позже этим же утром позвонил отец, поздравил Кэролайн и Франни с Рождеством, стал говорить, как ужасно по ним скучает и как хотел бы сейчас быть с ними (девочки тут же расплакались у параллельных телефонов, Кэролайн в кухне, а Франни — сидя на полу у кровати в комнате матери и Берта), — а потом ошарашил новостью: он поступил в Юго-западный юридический колледж и с января будет учиться на вечернем отделении. У вечерников программа рассчитана на четыре года, а не на три, но ничего, Дик Спенсер тоже так учился. Конечно, лучше было бы Фиксу спохватиться пораньше, но чего уж теперь жалеть.

— Задумайся я об этом в вашем возрасте, сейчас был бы уже старшим партнером, — сказал девочкам отец. Раньше он любил петь по утрам «Юнцом я служил когда-то в конторе у адвоката». — Зато у вас полно времени впереди. Если вы начнете заниматься прямо сейчас, и я начну заниматься прямо сейчас, то летом, когда вы приедете, сможем учиться вместе.

Но Франни не хотела заниматься ни в рождественские каникулы, ни летом. Отец уже пообещал свозить их на озеро Тахо и взять напрокат понтонную лодку, чтобы с нее нырять. Кому захочется торчать вместо этого за кухонным столом и зазубривать толстенный том абракадабры?

Зато Кэролайн повесила трубку с чувством, будто только что подала документы в университет. Сунув Капланово пособие под мышку, она поднялась к себе и захлопнула дверь. Она будет учиться вместе с папой.

Франни высморкалась, вытерла глаза и вернулась в гостиную. Ее мать собирала в мусорный мешок усеявшие пол обрывки оберточной бумаги и закрученные хвостики упаковочных лент, а Берт сидел на диване с чашкой кофе и любовался рождественской картинкой: елка, красавица-жена, огонь в камине, миленькая падчерица.

— Папа поступил в юридическую школу, — сказала Франни, удобно устроившись в синем кресле со своей книжкой. — Поэтому он хочет, чтобы мы занимались тоже. Хочет, чтобы мы учились вместе с ним.

Беверли распрямилась, ее мешок был забит до отказа и невесом.

— Фикс поступил на юридический?

Берт покачал головой:

— Староват он для этого.

— Нет, — сказала Франни, радуясь, что может объяснить. — Он будет как Дик Спенсер.

Франни любила Спенсеров. Летом, когда девочки приезжали в Лос-Анджелес, Спенсеры водили всех обедать в «Лори».

Имя показалось Берту смутно знакомым. Дик Спенсер… Дик Спенсер из окружной прокуратуры, тот, что когда-то был полицейским; тот самый Дик Спенсер, что позвал его с собою на крестины. На Франнины крестины.

— Куда он поступил? — спросил Берт. Спенсер, припомнил он, закончил Калифорнийский университет.

— В Юго-западный юридический колледж, — ответила Франни, и сама изумилась тому, что запомнила это.

— Господи, — сказал Берт.

— Ну что ж, — заметила Беверли, отбрасывая с глаз золотистую прядь, — я считаю, молодец он.

— Еще бы, — сказал Берт. — Хотя будет нелегко ходить в юридическую школу каждый вечер после работы. Не представляю, где он найдет время заниматься.

Франни взглянула на отчима. Волосы ее, тоже золотистые и длинные, висели сосульками. С утра она так торопилась вниз, к подаркам, что забыла причесаться.

— А ты что, не учился в юридической школе?

— Конечно, учился, — ответил Берт. — В Университете Виргинии. Только не на вечернем отделении, а днем, как все.

— То есть тебе было проще, — сказала Франни. Она гордилась отцом, который будет делать сразу два дела. Монахини внушили ей, что Господу угодны идущие тернистым путем.

— Не сказал бы, что мне было просто, — отозвался Берт, отпивая кофе.

Кэролайн снова спустилась и прошла через гостиную в кухню за добавкой рождественского кофейного пирога — она чувствовала, что перед учебой ей необходимо подкрепиться.

— Так ваш отец поступил на юридический, — с улыбкой сказала ей Беверли. — Здорово.

Кэролайн застыла на месте, словно мать выстрелила ей в шею отравленным дротиком. Ужас на ее лице мешался с яростью. Всем стало ясно как день, что Беверли совершила страшную, непоправимую ошибку.