Бремя власти I (СИ) - Ладыгин Иван - Страница 31

— Ну⁈ — выпалил он, вскакивая. Его голос звучал хрипло, как у меня после крика. — Где пропадал? Чем занимался? Я тут чуть с ума не сошел! Каждую минуту ждал, что ворвутся и увидят, что я — фальшивка! Какая ирония! А этот Рыльский… он ни с того ни с сего решил под дверью у меня походить. Словно сторожевая псина!

Я махнул рукой, сбрасывая пропитанный гарью и кровью кожаный броник.

— Работал, Ник. Просто работал. Разгребал некоторые проблемы, усиливал влияние, создавал репутацию… — Мой голос был глухим от усталости. Тело ныло, но приятно — как после хорошей тренировки, а не после бойни в Запределье и поедания демонического деликатеса. Источник, наполненный до краев, тихо гудел внутри, как довольный кот.

— Некоторые проблемы? Репутация? — Николай фыркнул, его взгляд скользнул по моей груди и замер. — И это что? Охотником заделался? — Он ткнул пальцем в медную пулю, тускло поблескивающую поверх ночной рубашки, в которую я уже переоделся. — И где ты был с такими пушками и клинками⁈ Как ты это… это все прятать собрался⁈ — Он обвел рукой разложенное на кровати «добро»: кольты, клинки, кожаную кирасу и коробки с патронами.

— Утром отбываем в Крым, принц, — ответил я, подходя к огромному, оббитому дорогим деревом чемодану, который уже ждал меня открытым. — А значит, всё пойдет с нами. Аккуратно сложится на самое дно. Под белье и прочую императорскую мишуру. — Я начал укладывать оружие и броню с почти ритуальной тщательностью. Каждый кольт в чехол, каждый клинок в ножны, броник — аккуратно сверху. Патроны — в специальные отделения по бокам. Это было подобно собиранию мозаики. Почти творческий процесс. — Это будет наш личный арсенал. На всякий пожарный. Крым, говорят, место южное. А демоны любят курорты.

Николай молча наблюдал за мной, его лицо выражало смесь недоверия и смутного восхищения перед наглостью простецкого плана. Когда чемодан щелкнул замком, я почувствовал, как последнее напряжение спало. Быстро смыл остатки ночных приключений в душе, развоплотил двойника, облачился в шелковую пижаму и рухнул на постель. Ткнулся лицом в подушку. Мгновение — и я уже проваливался в черную, бездонную яму сна.

А вот утро встретило нас суетой и ледяным взглядом Рыльского. Капитан императорской гвардии выглядел так, будто всю ночь не спал из-за кошмаров. Его шрам багровел на мертвенно-бледном лице, а глаза буравили меня ненавистью, приправленной специями в виде презрения к «пьяному дебоширу». Гвардейцы, выстроившиеся в коридоре, держали каменные лица, но по их аурам чувствовалось: новость о вчерашнем «позоре» императора уже облетела всех.

— Ваше величество, — скривился Рыльский, делая вид вежливости, от которой тошнило. — Дирижабль ждет. Если вы готовы покинуть… постель.

Я зевнул во весь рот, изобразив сонную негу, с удовольствием потянулся.

— Готов, Лев Павлович, готов. Везите, куда скажете. Лишь бы подальше от вашей кислой мины.

Он дернулся, как от пощечины, но промолчал. Меня это позабавило.

А дальше начались усиленные сборы: слуги метались по коридорам, кухне и складам собирая все самое необходимое, гвардейцы проверяли оружие, фрейлины расчехляли вееры и украдкой стреляли в мою сторону хитрыми глазками.

Что до Меньшиковой, то она лично пришла проводить меня и наставить на путь истинный.

— Много не пейте, ваше высочество, не бросайте тень на свою великую фамилию и ни в коем случае не смейте обижать мою девочку, иначе, видит Бог, я вас уничтожу… — тихо прошептала она мне на ухо в окружении других знатных господ. При этом регентша так отлично играла грусть из-за моего отъезда, что мне захотелось признать ее актрисой года. Ее носовой платок можно было выжимать от слез. Несколько дворян подыграли ей и с сочувствием опустили головы.

Далее я в сопровождении бравых орлов направился в город. Когда мы прибыли на место, питерская станция дирижаблей гудела, как растревоженный улей. Запах горячего масла, озона от магических двигателей и угольной пыли витал в холодном воздухе. И среди этой металлической стаи парил он — «Летучий Голландец». Махина. Роскошный, как дворец, и защищенный, как крепость. Сигарообразный корпус из темного дуба и полированной стали, три массивных баллонета фонили руническими узорами магических щитов. Императорская игрушка с огромными пушками. Это был мой дом на ближайшие дни. Я почувствовал себя мальчишкой!

Меня проводили в каюту. Хотя нет… Это была не каюта, а целые апартаменты в воздухе. Ковры, дубовые панели, хрустальные светильники, огромная кровать и даже камин. Слуги засуетились, раскладывая мои вещи. Но чемодан — тот самый чемодан — я взял из их рук с вежливой, но не допускающей возражений улыбкой.

— Это личные безделушки. Сам размещу. Спасибо.

Они покорно отступили. Я сунул тяжелый кейс вглубь огромного резного шкафа, прикрыв его дорогими, но безвкусными халатами Николая. Щелчок замка прозвучал, как первый аккорд в новой песне.

— Ну что, Ник? — мысленно обратился я к призраку, пока слуги накрывали стол для завтрака. — Море, солнце, крымское вино… и невеста. Не жизнь, а сказка! Верно?

— Сказка с подвохом, как обычно, — парировал Николай. — Анна Меньшикова… Я ее в детстве видел. Глаза, как у матери. Холодные. И умная слишком для своих лет. Будет как с Софией. Только хуже. Помяни мое слово.

— Ваше величество, — в каюту вошел старший слуга. — Завтрак подается. Омлет с трюфелями, ветчина, свежие булочки, кофе.

— Отлично, — я плюхнулся в кресло, развернув свежий номер «Петербургских ведомостей», который лежал на столе. Пока я уничтожал омлет с волчьим аппетитом, взгляд скользнул по заголовкам. И зацепился за маленькую заметку внизу третьей страницы:

«ГОЛОС СВОБОДЫ»: ЛОЯЛИСТЫ АКТИВИЗИРУЮТСЯ!

В столице и ряде губерний участились случаи распространения подпольных листовок, призывающих к свержению монархии и установлению республиканского строя. Анонимная группа, именующая себя «Либералами Истинной России» (Л. И. Р.), обвиняет регентский совет в коррупции и неспособности защитить империю от демонической угрозы, а саму монархию — в изжитости. Тайная полиция ведет розыск…'

Я фыркнул, отхлебывая крепчайший кофе из фарфоровой кружки.

— Смешно… Республика… Толпа, кричащая об иллюзорной свободе, пока не придет первый волк. Или демон. А потом они спешно начинают искать пастуха с крепкой палкой. Если ему удастся спасти пастбище, его смешают с дерьмом, чтобы не возвысился. А если потерпит неудачу, то на него понавешают всех козлов… Политическая конкуренция в этом случае — обоюдоострый клинок. Демократия служит прогрессу, не буду спорить… Но в случае больших вызовов — это неповоротливая машина. Монархия, Ник, конечно, тоже не идеал. Но это система. Иерархия. Порядок. Устойчивость… Если не косячить с наследниками. В хаосе республик сильные пожирают слабых. При царях то же самое, только честнее… — Я доел последний кусочек ветчины. — Им нужен враг? Пусть будет монархия. Главное, чтобы настоящего врага. Скверну. Они разглядели до того, как она их сожрет.

— Остапа понесло… — съязвил Николай и материализовался в соседнем кресле в виде призрака. Он явно хотел со мной подискутировать.

Но усталость, накопленная за последние безумные ночи, накрыла меня тяжелой волной. Газета выпала из рук. Я допил кофе, повалился на невероятно мягкую постель и провалился в сон почти мгновенно. Воздух под нами гудел, «Голландец» плавно несся на юг. Мир и политика могли немного подождать.

Однако, насладиться долгим сном мне не дали. Через какое-то время меня вырвало из объятий Морфея. Резкий, неприятный щелчок дверной ручки иглой оцарапал слух. Я вскочил на кровати, рука инстинктивно потянулась туда, где обычно, в прошлых жизнях, висел клинок — к стене над кроватью… Но сейчас там просто висел второй комплект пижамы.

В дверях, залитый светом палубы, стоял Рыльский. Его лицо было каменным, но в глазах плескалось все то же старое презрение, приправленное сейчас каким-то… вымученным сожалением.