Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя - Страница 9

— Мой рабочий день, согласно правилам внутреннего трудового распорядка, заканчивается в восемнадцать ноль ноль, Владимир Эдуардович. Ваш, кстати, тоже.

Пауза.

Такая затяжная и зловещая, что хочется просто тупо положить трубку.

— Я ждал вашу служебную записку, Майя Валентиновна. Надеюсь, не стоит напоминать, о ее содержании?

— У меня нет пробелов в памяти, Владимир Эдуардович. — «Спокойно, Ипполит, спокойно…» — успокаиваю себя цитатой из любимого фильма. — Разве срок был «до конца дня»?

— Если я прошу что-то сделать — это нужно сделать максимально быстро.

Это уже форменное издевательство, потому что он выкатил всем «топам» портянку с таблицей, часть полей в которой требовала таких данных, которые невозможно собрать за день за пару часов. А теперь, внезапно, оказывается, что это нужно было сдать «еще вчера».

— Она будет у вас завтра во второй половине дня, Владимир Эдуардович, — цежу сквозь зубы.

— Очень на это рассчитываю, Майя Валентиновна. Логистика и финансы уже у меня на столе.

Я мысленно закатываю глаза, прекрасно понимая, что мои коллеги пошли по пути наименьше сопротивления — просто взяли какие-то около потолочные цифры. Но сказать это вслух мне не позволяет профессиональная этика.

— Владимир Эдуардович, буду очень благодарна если в будущем, вы будете отправлять подобные задачи на мою корпоративную почту с четкой фиксацией конечных сроков сдачи. Чтобы потом БИМсы не запороли мне квартальную премию.

— Большое спасибо за ценное указание, Франковская.

Почти слышу, как он там скрипит зубами, видимо, тоже сидя на коротком поводке профессиональной этики.

— Всего доброго, Резник, — отзеркаливаю я и быстро, пока он не брякнул еще что-то, заканчиваю разговор.

Секунду спускаю пар.

А потом, подавшись импульсу, заношу его номер в телефонную книгу.

«Потрошитель» — и даже ради такого «особого случая», ставлю на его звонок замогильный вой. Ну а что, не одной мне страдать, когда он будет донимать меня звонками!

После разговора с генеральным нужно перевести дыхание.

Потому что за этой дверью у меня еще как минимум недовольная моим почти_опозданием мама и сестра, которой мне прямо от души хочется высказать. Блин, если она здесь, то почему в магазин после работы, должна была ехать я?!

Присаживаюсь на кровать, упираю взгляд в стену напротив. На полках — наши с Лилей фото. В разные периоды жизни. Но в том месте где раньше на маленькой полочке висели все мои школьные медали и ленты за выигранные конкурсы красоты, теперь стоят фотографии моих племянников. Я в принципе не чувствую себя обиженной — точно не из-за того, что мои ленты с наполовину рассыпавшейся позолотой теперь, скорее всего, лежат в картонной коробке из-под обуви черт знает где. Особняком, на моем письменном столе — наше с Костей свадебное фото. Если меня спросить, была ли я замужем, я сначала уверенно отвечу «нет», и только через секунду вспомню, что была. Это все, что нужно знать о моем браке. Мы поженились когда мне было двадцать восемь, а Косте — на год больше. Наши история была банальной до невозможности — тиндер, симпатия, секс на третьем свидании, общее съемное жилье через три месяца, свадьба через полгода, и развод — через столько же. Мы не ссорились, не изменяли друг другу, просто однажды, сидя за ужином и глядя каждый в свой телефон, кто-то вслух озвучил давно назревавшее: «А давай разведемся?» После развода Косят просто исчез из моей жизни, а я — из его. Где он и что с ним — мне не интересно, хотя мама периодически пытается влить мне в уши полученные через троюродных теток ее внучатых племянников сплетни о нем. Я всегда жестко ее пресекаю, но это все равно почти никогда не работает в долгую.

— Ну и долго ты тут будешь прятаться? — Открыв дверь без стука, заходит Лиля. И снова с пирожком. — Снова твоя жутко важная работа?

— Если бы ты сходила в магазин, а потом затащила сумки на седьмой этаж, Лиль, у тебя не осталось бы сил подслушивать, — огрызаюсь я, потому что ее замечание действует как красная тряпка на быка.

— Ну конечно, кому как не мне, с больной спиной… — Она кривит рот.

Моя племяшка была так перевита пуповиной, что врач сразу сказал Лиле — только и категорически кесарево. Я нашла хорошего врача, частную больницу, позаботилось об эпидурной анестезии. И хоть все прошло хорошо, но спустя пару лет у Лили начались ее «страшные боли в спине».

— Можно было и два раза сходить, Лиль. Ты не сильно перенапрягаешься.

— Ну да, у нас же только ты одна зарабатываешь!

— Да, — смотрю прямо ей в глаза, надеясь, что хотя бы на этот раз она додумается закрыть рот. — В нашей семье, Лиль, зарабатываю только я.

Она громко меня посылает и закрывается в ванной.

Андрей и Ксюша сидят в гостиной, смотрят мультики. Если бы я знала, что они тут, то обязательно бы купила какие-то сладости, но в пакете есть фрукты и йогурты. Поворковав с племянниками пару минут, заглядываю в спальню к родителям. Она большая, разделан на две зоны, одна из которых отделена под папину рабочую зону. Он как всегда сильно сутулится, когда что-то набирает на ноутбуке. Более-менее освоил его только пару лет назад. С улыбкой замечаю на полочке у него за спиной — мои медали.

— Пап? — Зову осторожно, и чуть громче еще раз: — Папуля, но чего снова без очков?

Он отрывается от своего занятия, замечает меня и его уставшее, покрытое уже глубокими морщинами лицо, наполняется теплом. Иду к нему, обнимаю, утыкаюсь в плечо и получаю свою порцию поглаживаний по голове.

— Маюшка, дочура, поздно уже, ты когда спишь вообще?

— Да я на пять минут заскочила и домой.

Достаю из верхнего ящика его стола футляр с очками и уверенно водружаю их ему на нос. Грожу пальцем с наигранным строгим выражением лица.

— Как дела, родная? Ты у меня такая принцесса. — Всегда любуется как будто мне до сих пор шесть и я в платье Золушки читаю стих детсадовском утреннике.

Я немного рассказываю ему про работу. Ничего такого, что его бы огорчило. Да у меня, по сути, ничего такого на ней и не происходит. Не ябедничать же на генерального, который меня успел заковырять в первый же рабочий день.

И только потом иду на кухне, мысленно уговаривая себя не вестись ни на какие провокации. Пять минут вежливости — и домой.

Мама встречает меня своей фирменной «деревянной спиной» и чашкой чая с малиновым вареньем на кухонном столе. Ничего не говорит и не спрашивает, только немного быстрее начинает смазывать еще одну порцию пирожков яичным желтком.

— Мам, в следующий раз пусть Лиля сходит за покупками.

— У тебя машина, — отвечает спиной.

— И работа, после которой мне нужно хотя бы немного выспаться и встать по будильнику в пять тридцать.

Можно было бы поспать еще минут сорок, но с утра у меня пробежка, а через день — спортзал и йога. Я держу себя в хорошей спортивной подтянутой форме, потому что хочу нравится себе в зеркале. И потому что когда стонешь полтора часа под тяжелым «железо» — на работу по любому приезжаешь уже в тонусе и без лишнего мусора в голове.

— Даже не хочу спрашивать, как ты в таком случае собираешься устраивать свою личную жизнь.

— Никак. — Спорить на эту тему с ней тоже бессмысленно. Уже сколько раз говорила, что замуж и дети меня пока не интересуют. Уж точно не в контексте «чтобы маме сделать приятно».

— Валентина работает в роддоме, ты же помнишь?

— Мам, не надо…

— Ты знаешь, какие осложнения у первородок после тридцати? А сколько детей рождаются с разными… — Она изображает непонятный знак в воздухе.

— Мне все равно, мам.

— А мы с отцом внуков хотим!

— У тебя уже есть внуки, — нарочно говорю только про нее, потому что папа ни разу меня этими идиотскими претензиями не донимал. — Может быть ты, в таком случае, купишь Андрею новые кроссовки, куртку и заплатишь за его кружок английского? А Ксене платье на утренник? Как раз через три недели, праздник осени у них в саду.

Я ухожу до того, как она придумает, что ответить.