Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя - Страница 13

— За город? Только не говорите, что по выходным вы так же самоотверженно поднимаете сельскохозяйственную отрасль нашей страны, как и ее автопром.

— Вы упомянули меня и «самоотверженность» в одном предложении, — не могу не поддеть. — Где моя медаль за похвалу от «генерала»?

Он собирается что-то сказать, но его перебивает звонок телефона. Он внимательно изучает экран несколько долгих секунд — я вижу это боковым зрением, но мне хватает такта, а главное — здравомыслия, открыто не таращиться в его телефон. Но Резник все-таки сбрасывает, еще секунду сжимает губы, а потом снова переключается на меня.

— Так что у вас за городом, Франковская?

— Никакого неучтенного земельного участка и живородящей картошки нет! — сразу поднимаю руки, изображая готовность каяться во всем. — У меня даже дачи нет. Но у подруги есть прекрасный дом в тридцати километрах отсюда: все удобства, закрытый поселок и вся земля засеяна газонной травой. Нас она приглашает туда исключительно предаваться безделью.

— Что б я так жил! — смеется Резник.

И я ловлю себя на мысли, что уже второй раз за очень короткий промежуток времени вижу его смеющимся. Улыбка ему все же очень идет, хотя и она не в состоянии превратить лицо этого хищника в милого котика.

— Что? — Он замечает мой любопытный взгляд.

На языке вертится сказать ему комплимент, но вместо того, чтобы похвалить, зачем-то брякаю:

— Вот бороду бы сбрили — цены бы вам не было, Владимир Эдуардович.

— Бороду? — Проводит по ней ладонью. — Сбрить?

— Что, на святое покушаюсь?

— Чем вам борода не угодила, Майя?

Еще секунду назад готова была до самого дома с ним в шутку остро пикироваться, но это его внезапно совсем не формальное «Майя» вдруг лишает дара речи. На мгновение, но голове надо переварить, как это он так резко вдруг перепрыгнул сразу с «Франковской» на «Майю». Хотя, конечно, мы уже не в офисе, рабочий день давно закончился и можно слегка «послабить» деловой тон.

— Я просто не люблю вот этот первичный половой признак на мужском лице. Но вам совершенно не о чем беспокоиться, Владимир Эдуардович, — я выбираю более комфортную для меня форму обращения, — все мои к ней претензии лежат исключительно в плоскости личных отношений, и никак не повлияют на наши с вами офисные битвы.

— Вас в детстве обидел Дед Мороз? — подначивает Резник.

— Не в детстве, а чуть-чуть позже, — щелкаю языком, — когда вместо красивого принца положил под елку пластикового Кена.

— Так до сих пор и не принес то, что нужно?

Возможно, я что-то себе придумываю, потому что в полумраке салона тяжело рассмотреть точное направление его взгляда, но почему-то кажется, что он только что мазнул взглядом по моему безымянному пальцу. Хотя зачем? Моя-то анкета, в отличие от его, открыта, и у него есть к ней доступ.

— А почему ваша анкета закрыта? — нарочно «пропускаю мимо ушей» его вопрос, и атакую своим интересом.

— Потому что имею печальный опыт разного рода… недоразумений. — Резник намеренно берет небольшую паузу перед последним словом. Почему-то кажется, что туда просится другое, но какое — нет ни единой идеи. — А вы любопытствовали, я так понимаю?

— Моя работа — знать все обо всех, — не вижу смысла это скрывать.

— Спрашивайте, — он делает приглашающий жест подбородком, достает еще одну сигарету, вопросительным взглядом спрашивает разрешение закурить. Получив — снова очень аккуратно дымит в полуоткрытые окно. — Постараюсь вас удовлетворить, Майя.

Мы перекрещиваемся взглядами.

В горле слегка першит от двусмысленности.

И в отличие от моего первого прокола, когда я действительно ляпнула не подумав, от души, а не подбирая слова, интуиция подсказывает — он-то как раз прекрасно знал, что и как говорит.

И снова использовал мое «голое» имя.

— Как вам теперь живется здесь у нас? — выбираю самый нейтральный вопрос.

— Имеете ввиду не в столице?

Киваю.

— Еще не решил. А пока решаю — буду на выходные кататься домой.

На языке вертится закономерное: «К кому?», но я не спрашиваю. С другой стороны, пока генеральный снова смотрит в окно, чтобы выпустить дым, изучаю взглядом его правую руку — кольца на стратегически важном пальце тоже нет.

— Почему не остались в столичном офисе? Там же наверняка навар жирнее, — задаю следующий вопрос.

— Люблю вызовы, — признается вполне откровенно. И очень как будто в его духе. Ждет, когда еще спрошу, но после затянувшейся паузы, перехватывает инициативу: — Ну а как вам удается наладить баланс между личной жизнью и работой?

— Баланс? — Я позволяю себе токсичный смешок. — Боюсь, мой баланс — это отсутствие личной жизни.

Снова с опозданием понимаю, что наш разговор настырно движется в какую-то запрещенную зону.

Но машина, слава богу, подъезжает к моему ЖК.

Я торопливо выхожу, прошу не заезжать на территорию, но Резник выходит следом и подстраивается под мой шаг, держа над нами зонт.

Идем молча до самого подъезда.

Поднимаемся на крыльцо.

Я чувствую себя ужасно неловко из-за того, что этот вежливый галантный жест воспринимаю слишком интимно. Мне его теперь что — еще и на чай пригласить? Боже.

Или я просто слегка одичала, потому что чертовски давно ходила на обычные свидания? После Мэтта прошло уже десять месяцев, да и наши с ним отношения точно исключали свидания и провожания. А до этого был Кирилл — финдир сети банков, такой же трудоголик, как и я, и на свидания у нас вечно не хватало времени.

— Не дергайтесь, Майя, в гости я напрашиваться не собираюсь, — как будто угадывает мои мысли Резник. А мне вдруг становится жутко стыдно, что все они просто слишком очевидно читались на моем лице. — В котором часу вам завтра нужна машина?

— Что? — не понимаю, о чем он.

— Вы же там к подругам собирались, сокрушались, что без авто. Я пришлю водителя.

— Оу, — выдыхаю удивление через губы-трубочкой. — Нет никакой необходимости, я вполне могу…

— И я вполне могу, — перебивает своим начальственным тоном.

— В семь тридцать. — Бодаться с ним еще и за пределами офиса нет сил. И просто не хочется — почему я должна отказываться от поездки с комфортом на этом чертовом дорогущем внедорожнике, в конце концов?

Резник кивает, желает мне хорошего вечера и приятных выходных с подружками.

И уходит.

Глава шестая

Загород к Юле я всегда собираюсь как настоящий, прости господи. Мужик. Потому что готовка и все остальные женские вложения — это вообще не мое. Готовить я умею на уровне «крепкая троечка»: знаю с какой стороны держать сковороду, как не сжечь яичницу и могу мастерски настрогать оливье. Все остальное — это уже сильно по вдохновению и исключительно в отпуске. И ущербной себя по этому поводу никогда не чувствовала, справедливо рассудив, что если боженька дал мне мозги, то этими мозгами я заработаю себе и на еду, кроме всего прочего. А время после работы лучше потрачу на отдых — на все остальное его вряд ли хватит.

Я еще раз проверяю корзинку, чтобы убедиться, что ничего не забыла.

Точно, чуть не оставила в холодильнике очень привередливый сыр. Его кладу в специальный термобокс. Ну и куча разных деликатесов из итальянского магазинчика. Обычно, мы начинаем с этого, а на следующий день хочется простого земного — картошки с костра и мяса с углей. А еще Наташа наверняка притащит свои фирменные хычины — получила рецепт и технологию приготовления от какой-то из своих бабушек, и за столько лет ни разу не поддалась на Юлькины уговоры выдать секрет.

Ровно в семь тридцать, как раз когда завязываю кеды, звонит телефон.

— Майя Валентиновна? — из динамика раздается вежливый мужской голос.

— Слушаю.

— Доброе утро, я от Владимира Эдуардовича. Подъехал к вашему дому.

Я на секунду удивленно моргаю. Не то, чтобы я несерьезно отнеслась к словам Резника — как к нему в принципе можно относиться не серьезно? — но, честно говоря, была уверена, что он просто забудет. В конце концов, кто я такая, чтобы ради меня так стараться. Подумаешь, всего-лишь заноза в заднице его наполеоновских планов.