Элита (СИ) - Салах Алайна - Страница 54

— Секунду подожди, пожалуйста, — я мягко высвобождаю руку из ладони Леона и прикладываю телефон к уху. — Хочу маму предупредить, что вернусь только через пару часов.

Понимающе кивнув, Леон сосредотачивает взгляд на дороге, позволив мне беспрепятственно вслушиваться в звучащие в трубке гудки.

— Да, Лия, привет, — голос мамы звучит собранно и натянуто. — Сама как раз собиралась тебе звонить.

Мои пальцы машинально находят бахрому на сумке, принимаясь её теребить. Такое начало разговора настораживает.

— Что-то случилось?

— Нужно поговорить. Ты скоро приедешь?

Я беспомощно смотрю на Леона, который, почувствовав смену планов, вопросительно смотрит на меня в ответ.

— Это срочно? — И, решив не искушать судьбу, тут же добавляю: — Буду в течение часа.

— Давай, жду.

Запустив ладонь с зажатым телефоном в карман, я расстроенно смотрю перед собой. Как же тяжело менять планы, когда так настроилась! И в особенности, когда так сильно влюблена!

— Не расстраивайся, — безошибочно считав моё состояние, Леон успокаивающе опускает руку мне на колено. — Завтра наверстаем. Или сегодня даже. — В его голосе появляется улыбка. — Зайду к тебе после десяти посмотреть ещё какой-нибудь фильм.

— Обычно после десяти я сплю без задних ног, но ты всё равно попытайся, — бормочу я, потеребив его мизинец. — Ладно, что уж теперь… Поехали.

На подъезде к дому мне почти удаётся избавиться от тревожного чувства, вызванного маминым «надо поговорить». Всё благодаря Леону, а точнее — фундаментальным надёжности и спокойствию, которые он излучает. Он старше меня всего на три года, но по какой-то причине рядом появляется непоколебимая вера в то, что всё будет хорошо. Может быть, потому Эльвиру так и качает: потому что рядом с ним она тоже ощущала опору, которую утратила с расставанием.

— Иди, если мама ждёт. — Коснувшись губами моей щеки, Леон кивает на крыльцо. — Я пока машину припаркую.

Благодарно улыбнувшись, я выскальзываю из салона и торопливо иду к двери. Окна на первом этаже не горят, что означает, что мама ждёт меня у себя в комнате.

Набросив пальто на вешалку и кое-как примотав сверху шарф, бегу вверх по лестнице. Внутри снова тревожно барабанит: а вдруг? Вдруг маме надоело быть доброй и понимающей и меня вновь ждёт укор в глазах и тонна упрёков? Вдруг семейная идиллия — это не про нас, и мне до конца жизни придётся выгрызать своё право на свободу?

С этими мыслями я стучусь в её комнату и, не дождавшись ответа, распахиваю дверь. Распахиваю и обмираю.

— Привет… — растерянно перевожу взгляд с мамы, сидящей на краю кровати, на стоящие рядом с ней чемоданы. — А… что это?

— Я уволилась, — произносит она тихо, но очень твёрдо. — Сегодня с утра с Виленом Константиновичем поговорила. Он всё понял и отпустил.

Всё ещё ничего не понимая, я смотрю на её сплетённые пальцы, лежащие на подоле серой твидовой юбки, и на плотно сжатые губы, на которых непривычно алеет слой помады.

— А… зачем? — сипло выходит из меня. — Тебе предложили работу лучше?

— Нет. Решила вернуться в наш родной город. — Глаза мамы находят мои. — Вместе с тобой.

Пол под ногами начинает вращаться с бешеной скоростью, и мне даже приходится попятиться к стене, чтобы не упасть.

— Зачем возвращаться? Я не хочу никуда возвращаться… — панически вылетает из меня. — Зачем? У меня здесь всё… Учёба, друзья… Леон.

— Если уж ты в этом гадюшнике завела друзей, то и дома сможешь, — со слабой улыбкой возражает мама. — Ты у меня умница. Тебе всё под силу…

Я мелко трясу головой, глядя перед собой.

— Нет-нет… Зачем ты это делаешь?! У меня здесь только всё наладилось… Я не хочу… Пожалуйста, не поступай так со мной…

— Думаешь, я ради себя? Думаешь, мне так легко всё бросать и снова начинать с нуля? Это всё только для тебя… — Глаза мамы стремительно краснеют. — Я слышала ваш разговор с этой сучкой. Она тебя ненавидит и хочет отомстить… Её брат уже чуть тебя не изнасиловал… Я не переживу, если с тобой что-то случится… Не прощу себе, понимаешь? А они могут… Ты же видишь, какие они, эти люди с деньгами… Не все такие, как Вилен Константинович, увы… Раздавят как муравья и даже под суд не пойдут. Ещё и тебя виноватой сделают…

— Мама, да она же просто от злости… — лепечу я, заламывая руки за спину.

— Ты же сама видела, что её братец-маньяк сделал от злости. Это что, на шутку было похоже?!

— Но что мы делать будем в той глуши? Квартиру снимать и дворы мести за копейки?!

Мама расправляет плечи, становясь выше и строже.

— У меня есть деньги. Завод перечислил после смерти папы. Я всё думала, подкоплю и хоть небольшую квартирку тебе куплю. Пусть и на окраине, но чтобы своя была. Чтобы не пришлось, как нам, по съёмным хибарам мотаться. Но на столицу тяжело мне одной накопить. Туда приедем, купим двухкомнатную в хорошем месте… В университет ты сможешь перевестись, я узнавала.

До крови прикусив губу, я смотрю себе под ноги. Происходящее кажется мне сном. Паршивым неправдоподобным сном, от которого срочно требуется очнуться.

— Я понимаю, что тебе не хочется. Что ты злишься… Что у тебя влюблённость… — продолжает мама. — Но ты должна понимать, что Леон на тебе не женится. Вилен Константинович в этом со мной согласен. Они другие, и жизнь у них другая — такая, что нам не понять. А эти тебе могут жизнь испортить… В тюрьму посадить или инвалидом сделать… — Мама беззвучно всхлипывает. — У меня кроме тебя больше никого нет… Вообще никого… Я может и плохая мать, но я очень тебя люблю. Если с тобой что-то случится, зачем мне жить?

71

В свою комнату я иду с ощущением, что грудь сдавило бетонной плитой. Ни вздохнуть, ни выдохнуть толком. Бесшумно прикрыв за собой дверь, сажусь на кровать и фокусируюсь взглядом на комоде, где лежат книги и стопка конспектов. Даже не верится, что это происходит в реальности. Безысходность такая, что хочется выть.

Вспоминается, как сильно я не хотела приезжать в этот дом и, сидя на заднем сиденье такси, забитом вещами, мысленно злилась и на Вилена Константиновича, которому взбрело в голову пристроить меня в чужеродный мажорский вуз, и на то, что семья Демидовых настолько ленива и беспомощна, что им требуется даже не одна, а целых две горничных.

Тогда я и подумать не могла, что моя первая настоящая любовь случится именно здесь, а мысль о переезде будет причинять настолько сильную боль.

Закрыв лицо руками, я пытаюсь заплакать в надежде облегчить спазмы, рвущие грудь, но глаза остаются сухими. Видимо, потому что знаю: слёзы ничего не исправят. Мама уволилась и собрала вещи, так что у меня нет варианта остаться.

Говорят, что выбор есть всегда, и он действительно есть. Вернуться с ней в маленький захолустный городок, в котором они с папой выросли, и строить жизнь заново, либо заявить маме, что отныне я сама по себе, остаться в столице и подыскивать съёмное жильё, за которое неизвестно чем платить, с учётом того, что я стала безработной.

Да и с университетом что-то нужно будет решать. Вряд ли Вилен Константинович продолжит оплачивать мою учёбу после того, как мы съедем, так что, скорее всего, придётся переводиться… Судя по тому, что он не слишком верит в моё будущее с Леоном, способствовать тому, чтобы я осталась, он не будет.

И конечно, решением номер два я разобью сердце маме.

Ладони перемещаются к вискам и с силой их сдавливают. Мама уволилась ради меня… Всё это время откладывала деньги, чтобы купить для меня квартиру… Чтобы у меня была жизнь лучше, чем у неё.

Грудь начинает саднить от учащённых вздохов, которые никак не найдут выхода. Перед глазами резко темнеет. Вскочив, я подлетаю к окну и истерично дёргаю ручку в попытке его распахнуть. Кислород… Мне нужен кислород.

Ледяной ноябрьский воздух ударяет в лицо, заставляя меня жадно ловить его и ртом, и носом. Голова плывёт, пульс натянуто барабанит под горлом.