Шата - Гува Ри - Страница 8

Один Кнарк мог убить сотню солдат прежде, чем его повалят, а в это время другие три Кнарка убивали тысячу. Они не ранили и не оставляли без сознания. Ни один боец не уполз с поля битвы. Каждого нашли, догнали и уничтожили.

А потом следующие легионы, и следующие, и следующие, и так два года, пока последний обученный взрослый рыцарь не пал в сражении.

Больше некого отправлять на войну, сказал Вейж, молодые воины еще не готовы, а кроме них остались лишь женщины, дети, старики, никчёмные простолюдины и трусы, попрятавшиеся по самым хитрым местам. Когда я спросила, к кому из них относился Вейж, он пришел в ярость. «Я собирался идти на войну, вступить в ряды своих друзей и братьев, но из-за слепого от рождения глаза главнокомандующий не взял меня. Так меня призвали в кузницу в Кейлин-Горда. Все два года я ковал оружие для легионеров и рыцарей. И именно благодаря этому, остался жив».

Кнаркам было безразлично, была война, не было… На следующее же полнолуние после последней проигранной битвы, у ворот крайнего дома в Юшене уже стоял Кнарк.

Люди стали собирать дань.

Так сложился новый мир. Все, кто мог, платили. Кто не мог, уходили в леса и устраивали свою жизнь там. Даже если Кнарк проходил мимо, то по какой-то причине не трогал жителей одиночных домиков. Никто не верил, что это из-за жалости. Скорее всего, думали люди, это из-за того, что деревни и города давали им все, что нужно.

Тогда и выяснилось, что Кнарки по своей природе равнодушны. Вообще ко всему. Они исполняли приказы и только, больше никаких чувств и эмоций не испытывали. Если кто-то стоял на пути – его убивали. Если же этот кто-то отходил в сторону – черные глаза его даже не замечали.

Как же избрали нового короля, спросила я. Вейж ответил, что из всех более-менее благородных семей в живых остался лишь один представитель. Его не пустили на войну, как и Вейжа, из-за врожденного дефекта – одна нога была травмирована при рождении, и он не мог ни бегать, ни сидеть на лошади – всегда ходил с тростью. Его звали Руолан Тинг, и он был братом покойной королевы Юнсу. Оставшаяся знать и простолюдины избрали его своим новым правителем.

Руолан взошел на престол, женился на девушке из знатного дома, обзавелся парой сыновей и так же, как и все, каждый месяц выплачивал Кнаркам дань за мир и покой.

Достойный ли он король, спросила я. Да, Тинг – хороший король, сказал Вейж, хотя бы потому что в его правление не было ни войн, ни восстаний. Баат смог возродиться, а благородные лорды восстановить свои поместья, дела, торговлю, вырастить молодых рыцарей и создать новые легионы. Воевать с Кнарками они боле не намерены, но любому уважающему себя господину нужны свои защитники.

Сколько было Кнарков, никто не знал. Точно больше пятидесяти, но одновременно можно было столкнуться лишь с одним или двумя. Они не ходили толпами и всегда были налегке: никаких сумок, повозок… Никто даже не знал, как и куда они уносили мешки с данью.

Еще Вейж поведал мне байку, но сразу предупредил, что не знал, правда это или выдумки. Он сказал, из всех битв во время Беспросветной никто не выжил, чтобы рассказать о навыках или стратегии противника, но после войны люди стали поговаривать, что видели странное. Мол одного из Кнарков поглотила река, причем по его воле. А за другим следовала стая гигантских волков. Еще за одним Кнарком подсмотрели, когда он разговаривал с деревом. И еще ходили сплетни, что один из них провел рукой, и гора раскололась надвое, дав ему зайти в ее чрево.

Я спросила Вейжа, верит ли он в это, он ответил отрицательно. «Страшные сказки порождают еще более страшные сказки. Страх перед Кнарками заставил людей видеть в них каких-то богов, а на самом деле, они лишь убийцы. Обученные, наделенные сверхъестественной силой и скоростью, да, но всего лишь душегубы, подчиняющиеся своему страшному хозяину», сказал он.

Откуда они появились, никто не знал. Одни верили, что Бадзун-Гра сплел Кнарков из своей тени. Другие считали, что это его дети. Кто-то думал, что они когда-то были людьми, но доказательств этому не было, ведь лица Кнарков всегда были скрыты повязками, а глаза были полностью черными – как же тут узнать бывшего человека. В конце концов, добавил Вейж, если бы Кнарки и правда были людьми, то хоть один наверняка бы дал знать о себе родным и близким. Человек не может просто перестать быть человеком. Тут я бы поспорила, да вот аргументов для этого не было. Моя память пребывала в хаосе. Я не помнила, откуда взялась.

Но никто ни разу и никогда не видел мертвого или раненного Кнарка. После битв все их тела бесследно испарялись… если они вообще были. И за все двадцать пять с лишним лет Вейж стал первым, кто увидел лежащего без сознания, да еще и раненного Кнарка.

Когда я спросила, как он вытащил шаманскую стрелу и не обжегся, Вейж негодующе посмотрел на меня и пожал плечами. Сказал, стрела как стрела. Он не почувствовал никакого жара от нее, пока вытаскивал из моего плеча. Когда он поинтересовался, почему я спрашиваю, я ответила, что вероятно мне показалось. Вейж кивнул, а я меж тем решила, что сначала выбью ответ про эту стрелу у того, кто ее вонзил, а только потом отправлю его на тот свет.

После рассказа уже изрядно опьяневшего Вейжа, я поблагодарила его за все, надела наплечники, наручи, портупею с оружием, и теперь выглядела такой, какой он нашел меня в лесу: настоящим воином. Прочное железо было частью меня. Я чувствовала связь… слияние. Рыцарские доспехи были более массивные, и покрывали почти все тело. Мои же ковались специально для меня: для моих плеч, спины и рук. Они были легкими, крепкими и позволяли двигаться ничуть не хуже, чем без них.

Проверив, насколько острые два кинжала и меч, а они могли разрубить снежинку, я накинула плащ с прожженным краем и отправилась в путь. Увидев на мне свою накидку, Ясналия было открыла рот, но потом вспомнила, что ей заплатили за молчание. Ни сказав ни слова, женщина проводила меня взглядом и продолжила полоскать одежду в ледяной реке.

Ноги утопали в снегу по щиколотку. Лесная глушь поражала своей тишиной. Лишь белки и лисы изредка нарушали зимний покой, но древние деревья, словно мудрые великаны, снисходительно прощали своих пушистых детенышей. Кажется, я много времени проводила наедине с природой. Все мне казалось знакомым и… моим. Многие люди страшились лесов, но только не я. Среди деревьев мне было гораздо спокойнее, чем среди людей. Всегда ли так было?

За пол лиги до поселения я надела очки и натянула капюшон по самый нос. Хорошо, что мантия Ясналии полностью скрывала пояс с оружием. Люди обладали таким качеством, как скудоумие, и обычно не думали, когда задавали вопросы, основанные на чистом любопытстве. А чем на мне меньше предметов для вызова любопытства, тем меньше вопросов.

Деревенька оказалась довольно крупная. Два ряда деревянных домов с заснеженными крышами стояли вдоль широкой тропы, по которой недавно проезжали груженные повозки: две глубокие борозды от колес сопровождали меня вглубь поселения.

Жители озирались, но долго внимания не заостряли. Наверно, одиночные путники не были редкостью здесь, даже такие странные как я.

Солнце уже клонилось на запад, когда моя нога ступила в местный трактир под оригинальным названием «Трактир».

Ожидания оправдались. Это была гнусная, пропахшая жиром таверна: несколько старых столиков разной формы и ржавые подсвечники, разбросанные по всему залу. Над головой – деревянные балки, держащиеся на добром слове. Слева в камине потрескивал огонь. Длинный прилавок с кучей чугунных сковородок на полках, и хозяин заведения: огромный бородач, с едва заметной сединой и большим носом. Кроме него за угловым столиком сидела пара не менее бородатых завсегдатаев.

Как только дверь захлопнулась, все с подозрением посмотрели на меня и, окинув взглядом с ног до головы, сосредоточились на лице, наполовину закрытом берилловыми очками.

– Из Эбиса? – удивился хозяин, и когда я кивнула, указал на стул за стойкой. – Повезло тебе добраться до нас в такой мороз, девочка.