Шата - Гува Ри - Страница 16

Большинство служителей пошли дальше, но с десяток людей остались проверить библиотеку. Может, и больше, но пока я насчитала столько пар ног.

Когда кто-то заворачивал к моей полке, я беззвучно скользила к другой. Потом к следующей и следующей, лавируя между книгами и служителями, словно тень. Я одновременно двигалась с ними, опережая их лишь на один удар сердца.

Ближайший служитель едва не засек меня, когда я, подтянувшись на руках, залезла на верхний ярус. Ему нужно было лишь поднять голову, но он не поднял и прошел прямо подо мной.

Прижавшись к подвесному ярусу, я проползла над шестью служителями, рыскающими туда-сюда как собаки. Меня никто не видел, не слышал.

Дверца передо мной скрипнула, и я тут же свесилась на руках и бесшумно спрыгнула поверх раскрытых книг на столе. Кто-то из служителей додумался подняться наверху, но когда он перегнулся через перила яруса и посмотрел вниз, я уже сидела под столом.

Кожаные штаны тихо скрипнули, когда я встала и незаметно пересекла зал между двумя мудрецами, стоявшими друг к другу спиной. Они не обратили внимания на смещение воздуха. Должно быть, решили, что это слабый сквозняк гуляет сквозь бывшие бойницы.

Завернув за колонну, я чуть не влетела доспехами в клетку. Вовремя отпрянув, я уставилась на это диво.

Передо мной была длинная кованая клетка, внутри которой стоял стол с резными узорами. На столе лежали три объёмные книги в золотых обложках, инкрустированных зелеными нефритами. По одной на каждую правящую династию, включая не особо пока толстую книгу под названием «Тинг». Тут покоилась вся жизнь королей: все их заслуги и тайны.

Шаги ищеек приближались, но я не могла отвести от книг взгляда.

Плохая идея, Кнарк. Очень плохая.

Когда ботинки служителя оказались в шаге от меня, и ему оставалось лишь повернуть за угол, я схватила первую попавшуюся книгу и швырнула в противоположную сторону с такой силой, что вонзившись в стеллаж, она повалила полки друг за другом, как домино.

Вместе с грохотом падающего дерева, криками служителей и топотом ног, я схватила того, кто, к своему несчастью, все же завернул за угол, и свернула ему шею. Служителю не было больно, он ничего не понял. Его глаза остекленели прежде, чем зрачки успели расшириться от ужаса.

Под нескончаемый грохот, я выбила решетку клетки с бесценными книгами, схватила одну под названием «Дагган», и оставшись абсолютно незамеченной, просочилась из библиотеки, словно меня никогда там и не было.

Стеллажи еще падали, а мои ноги уже пробежали по тенистой аллее, перепрыгнули через ограду и скрылись в грязных проулках Мудрого Города.

Постепенно крики стихли, как и звон колоколов. Когда я добежала до оживленного района, то уже слышала новые звуки: люди хулиганили в трактирах, стукались бокалами, лапали девок в подворотнях и бросали пошлые шуточки.

Подходя к центральной улице, я стянула чью-то сохнущую рубаху и обернула в нее драгоценную книгу. Меньше сияет – меньше внимания.

А людей близ таверн было много. Я аккуратно пробиралась между целующимися парочками, блюющими путниками, шутами в маскарадных костюмах и попрошайками, которые лишь прикидывались таковыми. На деле, они были искусными воришками. Ты давал им монетку, а в это время кто-то незаметно залезал в твой карман и утаскивал еще три.

Завернув в более узкий переулок, пришлось расталкивать людей локтями. Как пчелы в улье, и с таким же назойливым гулом.

Пока я продвигалась сквозь людскую кашу с ароматом пота и блевотины, почувствовала, как чья-то рука попыталась отвязать мешочек с золотом с моего пояса. Я не стала утруждать себя предупреждениями, просто сломала эту руку. Еще чьи-то пальцы хрустнули, когда попробовали выдернуть мою книгу, завернутую в рубаху. Ее владелец еще долго орал, когда я выбралась из тошнотворного переулка и скрылась в другом.

На мне будто остались следы сотен рук. Даже проведя две недели в лесу, я не чувствовала себя такой грязной. В больших городах всегда буянят, дерутся и воруют, но я надеялась, что хотя бы середина ночи разгонит людей по домам. Хотя может, они уже дома. Улица – их дом.

Тропы до моего ночлега стали чище. Чем дальше от главных дорог, тем меньше людей, меньше гомона, меньше вони. Последнее особо радовало. Обоняние Кнарка было слишком чувствительным для такого смрадного разнообразия.

На новой улочке мне встретился лишь один человек. Высокий и толстый, словно бочка, мужик подпирал стенку и неистово рыдал.

Я миновала его и направилась дальше, но жирная рука схватила меня за плечо и повернула обратно.

Занеся кулак, я отправила его в сердце незнакомца, но остановилась, едва коснувшись шерстяной жилетки, когда услышала:

– Мама проснется?

Слов почти не разобрать: жалкий простолюдин безутешно всхлипывал и слизывал языком сопли, словно ребенок.

– Чего? – оторопела я, чудом успев остановить свой удар, который бы стоил ему сердечного приступа.

– Мама… – надрывался взрослый мужик, заливаясь слезами. – Моя мама когда проснется?

Аккуратно, безболезненно для него выбравшись из крепкой хватки, я развернулась и продолжила шествие.

– Так, ты пойди разбуди ее. – посоветовала я, не оборачиваясь.

– Я будил! – еще громче заскулил тот.

– Тогда подожди, пока протрезвеет. – напоследок бросила я и нырнула в последний проулок, ведущий прямо к моей таверне

– А когда протре… – стих крик взрослого детины.

Сжимая замотанную книгу, я шла быстрым шагом и гадала, на кой она мне сдалась. Но это была та же чуйка, которая попросила не попадаться служителям на глаза. Словно тихий шепот у самого уха. Может, это приказ Бадзун-Гра? Так Кнарки его слышат? Не различая, свои это мысли или чужие?

Трактир, где был мой ночлег, кишел назойливыми гостями. У скрипучей калитки топтались пьяные завсегдатаи, лапая не менее пьяных распутниц. Свет лампад из окон падал на грязную тропу, и я все больше сокращала дистанцию между нами.

Когда до линии света осталось три шага, раздался натужный скрип. Дверь впереди отворилась, преградив мне проход и заслонив собой свет.

Я не сбавляла шаг и была готова снести любого, кто выйдет из этой двери и встанет у меня на пути, будь то пьяница, вор или целая орда рыцарей.

Передо мной выросла Бетисса. Лоб в лоб. Мы были одного роста. Все те же распущенные белые волосы, коварный взгляд и искривленные в усмешке губы.

Опешив от неожиданности, я резко затормозила и едва не снесла ведьму своим телом. Грязь из-под моих зарывшихся в землю ног забрызгала подол ее балахона, но старуха не опустила взгляд и никак не изменилась в лице.

Я потеряла долю секунды. Одну лишь долю. Моя рука только дернулась, чтобы схватить ее за глотку, когда она молниеносно подняла ладонь перед моим лицом и дунула на нее.

Последнее, что я видела, это сухое лицо старухи и пунцовую пыль, летящую с ее ладони мне в нос.

Последнее, что слышала, когда упала на спину, это: «Я дам тебе имя, мерзкая тварь. Мой последний подарок».

И я утонула в омуте смазанных лиц, загадочных картинок, незнакомых мест, лживых слов и несбывшихся обещаний.

Искаженная память лопнула, как склянка, и ее колючие осколки вонзились в глаза изнутри. Заставили их видеть закрытыми.

Веки наполнились нестерпимой болью.

Уши заложило сплошным гвалтом смеха, криков, разговоров, причитаний и ругани.

И среди всего этого неописуемого хаоса я услышала свое имя.

Глава 5

Я лежу в изумрудной траве, укрытая полуденным солнцем. Меня не найти, если только не знать, где я. Но об этом месте почти никто не знает.

Так хорошо здесь. Шустрые рыбки плещутся на поверхности озера. Я их слышу. Должно быть, радуются, что я наконец вылезла из их вод.

Как жаль, что еще разок не поплавать. Не успею обсохнуть и конец: все догадаются, где я так подолгу пропадаю. Да, и домой пора возвращаться. Мамка, наверно, уже трезвонит коровьим колокольчиком, созывает нас всех готовиться к торжеству.