Олигарх 6 (СИ) - Шерр Михаил - Страница 47

Когда мы в последний раз обсуждали проблему разливов Амура, я вспомнил, что когда-то читал о самом высоком подъеме воды в верховьях в 1872 году. Около Албазина вода тогда стояла на 16 метров выше среднего уровня, а у Хабаровска — на семь с половиной метров.

Поэтому гидрометрические посты на Амуре нужно будет создавать сразу же, как только мы начнем движение по нему. И при первой же возможности, строить гидротехнические защитные сооружения. Хотя это перспектива далекого будущего, думать об этом нужно уже сейчас.

Но больше всего меня порадовали новости с восточносибирских каторг. Вопрос был решен радикально. Несколько месяцев назад, когда идея о будущих преобразованиях еще только витала в воздухе, Ян Карлович предложил хитрый ход.

Каторжанам, ссыльным и всем, связанным с ними, выдвинули условие: если они хотят решить вопрос по-хорошему, то никаких резких движений. Все продолжают заниматься своим делом, а специально назначенные люди в это время решают текущие вопросы.

Зверства охраны и администрации сразу же прекратились и жестко пресекаются этими людьми. Все продолжало работать, но теперь работники были не подневольными, а вольнонаемными. Им до весны предоставили выбор: записаться в казаки, остаться работать на заводах и рудниках свободными людьми по найму, перейти в другое сословие, например в вольное крестьянство, или пойти служить в нашу компанию.

Служивым также предложили варианты: остаться на своих должностях, перейти в компанию или уехать в Россию.

Это сработало на все сто. Все казенное имущество, перешедшее в собственность компании, продолжало работать, и, похоже, даже лучше. Власть в Забайкалье без эксцессов плавно переходит в компанейские и новые казачьи структуры.

В Прибайкалье изменения пока минимальны. Там сохранилось большинство прежних управленческих структур, включая Иркутскую жандармскую команду и губернского штаб-офицера жандармерии — уже известного мне подполковника Чехова.

Сохраняется и Иркутский городской солдатский батальон. Его новый командир — тоже подполковник, по фамилии Островский. Он из поляков, сохранивших верность государю во время восстания.

Те каторжане, которые, по мнению наших уполномоченных, не заслуживали помилования, уже этапированы в Канск или находятся на этапе.

Несколько сотен бывших каторжан получили свободу условно. Они отправятся осваивать самые отдаленные уголки Восточной Сибири и Дальнего Востока. Права на ошибку у них не будет, как и у всех остальных бывших ссыльно-каторжных.

Утром 15 ноября наша «золотая» экспедиция выступила в поход. Кроме моего обычного сопровождения, в ней участвуют горные инженеры. Главное действующее лицо — Лев Иванович Брусницын, наш знаменитый рудознатец. С ним идет пять человек, которых он тщательно отобрал в Иркутске.

Трое из них знакомы ему по прежней деятельности, а двое набраны по рекомендациям перых. Все идут добровольно. Два человека, засомневавшиеся в своих силах в последний момент, остались в Горбице.

А вот среди первых амурских пластунов сомневающихся не оказалось. Они все под командованием Авдея Серова идут со мной.

Перед выходом Лев Иванович еще раз поговорил с тунгусом, рассказавшим Василию о золоте Урюма. Тунгусы в будущем будут называться эвенками.

Наш собеседник, по моим меркам, еще не старик — ему около сорока пяти лет. Но по меркам нынешнего времени он действительно старик, род которого кочует где-то на севере от Горбице далеко в горах. Его имя — Тыманча, что означает «утренний».

Тыманча пришел на Шилкинский и попросил спасти его единственную больную дочь. Наши врачи быстро разобрались в ситуации и помогли десятилетней девочке. Она, скорее всего, перенесла респираторную инфекцию и была сильно истощена после болезни.

Вылечить её не составило труда. Василий специально велел привезти с Нерчинского завода яблоки и китайские мандарины. Через месяц нормального питания девочка бегала и прыгала и неожиданно попросила отца разрешить ей остаться среди русских.

В знак благодарности Тыманча рассказал Василию о желтых камнях, которые ищут некоторые русские. Такие камни он видел на Урюме и может показать, где они находятся.

Тыманча решил остаться среди нас и за несколько месяцев, проведенных среди русских, достаточно хорошо научился говорить по-русски. Проблем в общении с ним не было. Он подробно рассказал Льву Ивановичу о местности, и тот вынес окончательный вердикт.

Вечером 14 ноября Лев Иванович пришел ко мне.

— Моё окончательное мнение, Алексей Андреевич, таково, — начал он, разворачивая на столе нарисованную им схему местности. — Вот план, который я составил после бесед с Тыманчой и нашими людьми, ходившими в те места.

На плане были указаны направления и расстояния в дневных переходах, пересчитанные Львом Ивановичем в версты. Основную почтовую станцию он назвал Верхней Горбицей. По его мнению, нам нужно пройти от неё строго на северо-запад около тридцати верст до Черного Урюма и там начать поиски золота.

Тыманча видел в тех краях несколько ям под многочисленными небольшими водопадами, которые образуются весной и в сезон дождей. На дне этих ям были «желтые» камни.

— По его описанию, это самородковые гнезда, и их там достаточно много. Наша экспедиция подготовлена так, как я раньше даже представить не мог. Поэтому я уверен, что за пару недель мы дойдем до Урюма и, несмотря на зиму, сможем начать поиски золота.

Глава 24

Подготовка к экспедиции велась так, чтобы максимально исключить риски.

В Верхней Горбице создан большой запас продуктов, теплой одежды и различных инструментов. Тридцать верст до нее — это хорошая дорога, по которой можно на тройке прокатиться с ветерком, не опасаясь, что куда-нибудь улетишь. Сама почтовая станция большая и добротно построенная.

Вдоль дороги стоят хорошо заметные верстовые столбы, поставленные так, что их не повалит ветер. А если такое и случится, то возле каждого столба есть еще и большая каменная куча.

Так что сбиться с дороги здесь, по-моему, просто невозможно.

По такому же принципу дорога строится и дальше за Верхней Горбицей. Но с одной маленькой, но очень существенной поправкой.

Почтовые станции на этом участке будут через пять верст, и будут ставиться небольшие, но очень крепкие пятистенки с печками. Внутри них — запас продуктов, несколько комплектов теплой одежды, разумеется, сухие валенки и сухие дрова.

Но это в будущем. А сейчас это большие бурятские юрты.

От Верхней Горбицы, до которой мы без проблем добрались за сутки, дальше пойдем на своих двоих. В этих местах уже выпало достаточно снега, и идти на лошадях совершенно неразумно, да и наверное невозможно.

Идти на своих двоих означает передвижение на лыжах.

Иван Васильевич и мои камердинеры, как и я сам, освоили эту науку на Аляске. С этим средством передвижения хорошо знаком Тыманча, господин рудознатец, трое из его людей и шестеро пластунов. Анри еще в Пулково обучался этой премудрости и уже вполне прилично ходил на лыжах.

Остальные, в том числе и господа горные инженеры, останутся в Верхней Горбице, и их дальнейшее продвижение целиком зависит от успехов дорожников и, конечно, погоды.

Они будут сейчас помогать строить дорогу, прокладывать зимник и учиться ходить на лыжах.

Каждый из нас несет на себе запас продуктов, запасную теплую одежду и инструменты. Пока вместе с нами идут строители дороги, и проблем нет совершенно никаких.

Ради безопасности я запретил кому бы то ни было ходить и работать здесь поодиночке, а при малейшей опасности пользоваться страховочными веревками, которыми люди связаны друг с другом. Забайкальская тайга — конечно, не высокогорье, но падение здесь в какую-нибудь яму или подобное, занесенное снегом, тоже может оказаться смертельным. Да и потеряться в пурге, которая тут налетает на раз-два, вполне реально.

От Шилки мы удалились всего на каких-то тридцать верст, а насколько здесь уже другая погода!