Злой город (СИ) - Гор Александр - Страница 6

— За мечи, стрелы калёные да самострелы дивной работы тебе, э-э-э… боярин Андрей, благодарствуем.

Признал, значит, боярином? Ну, спасибо и на этом.

— Сгодятся они нам на поле бранном в походах против недругов Великого Князя Михаила Всеволодовича.

Опять за рыбу деньги!

— Дозволь слово молвить, княже?

— Говори, боярин.

— Воля, конечно, Великого Князя Михаила Всеволодовича, да вот только не к походам на недругов готовиться надобно, а обороне от самого страшного ворога, что уже этой весной вступит в пределы Черниговской Земли. Того самого, что уже разорил Рязань, наверняка уже разорил Владимир, а скоро и сюда явится. Того, от которого не будет пощады ни старому, ни малому, ни бедному, ни богатому. О татарах безбожных я реку.

Что-то недовольно забухтел под нос стоящий неподалёку от князя Алексей Валах, а сам Юрий Святославич нахмурился.

— Слышали мы здесь, в Курске, не раз, что ты и людишки из Серой слободы пугаете всех татарами. Да только Великий Князь Черниговский сказывает другое: не нужна татарам Черниговская Земля. Пришли они разорить Рязань да Владимир, а мы им без надобности. Так ему сами послы мунгальского царя Бытыя говорили. Али ты слову самого Великого Князя не веришь? Сказывай!

Вот, значит, откуда ноги растут! Что ж, не зря историки утверждали, что нашествию на Русь предшествовала не только обширнейшая разведывательная работа, но и дипломатическая. Потому Михаил Всеволодович и отказал рязанцам в помощи войсками, сославшись на формальный предлог: мол, те на Калку своего отряда не прислали, а значит, и им никакого войска на подмогу не будет.

— Слову Великого Князя верю. Не верю словам послов мунгальских. И ты, Юрий Святославич, сам убедишься в том, что им верить нельзя, когда они к апрелю месяцу городок Козельск в Черниговских землях осадят да Вшиж. А в мае в степи пойдут краем Курских земель, вдоль Дона.

— Плетей захотел, смерд, за то, что князю перечишь! — зарычал из-за княжьей спины Валах.

— Ты, князь, свидетель того, как твой воин Алексей Валах человека боярского рода оскорбил, — мрачно глянул на батюшку откупщика Андрон.

Покорёжило Юрия Святославича, но свидетелей-то полон двор. Потому и буркнул, повернувшись к Валаху.

— Виру за то заплатишь боярину Андрею. Знаешь, какую.

Слушать дальше не стал, развернулся и ушёл в княжий терем. А тысяцкий нашёл время, чтобы посетовать наместнику.

— Злопамятный человек, этот Валах. Не спустит он тебе обиды за то, что князь твою сторону принял.

— Его никто за язык не тянул, — фыркнул Андрон. — А обиду он на меня и всю Серую слободу затаил ещё с тех пор, когда его сынка из-под её стен погнали. Вот только, Фёдор Юрьевич, хотел я князю рассказать, как татары будут с вами воевать, чтобы он готов был к их хитростям. Да не получилось. Может, ты меня послушаешь? Твоё это дело — биться с супостатами, тебе про такое ведать надобно.

— Тогда пойдём в мой терем. Заодно и потрапезничаем.

Дом тысяцкого невелик. Терем небольшой, хоть и о двух этажах. А поскольку роль женщин в это время сводится к двум из трёх немецких букв «К» — «киндер» и «кирхе», минуя отданную прислуге «кюхе» — то обедали втроём. Третий — Василий Васильевич, задача которого переводить некоторые термины, в которых всё ещё «плавает» Минкин.

— Ты-то, надеюсь, Фёдор Юрьевич, веришь в то, что не избежать Курскому и Черниговскому княжествам сабли татарской?

— Я-то верю. И книги ваши про то читал. Да только князю нашему поперёк воли Черниговского никак не пойти. А тот сказал, что мунгалы ему пообещали не трогать его владений.

— А Даниилу Галицкому тоже обещали? — чуть не подпрыгнул на лавке историк, не присутствовавший на встрече Минкина с князем.

— Волынскому, — поправил воин. — Галич сейчас Черниговский. Не ведаю, были ли они у Даниила.

— Недолго тому городу осталось быть черниговским. В этом же году Михаил Всеволодович пойдёт на Литву, и тем воспользуется Даниил, чтобы отнять Галич. Вот, значит, как? Батый, зная про соперничество Михаила с Даниилом, пообещал, что не тронет их владений, и оставил им возможность ослабить друг друга в междоусобице, чтобы потом поодиночке разгромить. Скорее всего, всё-таки и с Даниилом сговорился. Не зря же потом, когда татары в его владения пришли, они там очень мало чего разорили.

Тысяцкий даже щи хлебать прекратил, слушая Василия Васильевича.

— Ну, это дело не скорое, Фёдор Юрьевич, — махнул рукой Минкин. — И под Чернигов с Курском они не в этом году придут, а через два года. Через год Переяславское княжество разорят, которое подходы к Чернигову и Киеву со стороны Дикого Поля стережёт. А уж потом — и к вам сунутся. Сначала Чернигов возьмут, а потом начнут прочие княжества, оставшиеся без войска, жечь и неволить.

— Без войска? — удивился тысяцкий.

— Да, без войска. Как ведь они действуют? Приходят они в какие-то земли и ждут, пока тамошнее войско выйдет на бой с ними в поле. Подмоги вам будет ждать неоткуда: Рязань в руинах, Владимир тоже. С Даниилом Михаил Всеволодович на ножах, Киев к тому времени тоже Даниилу отойдёт, поскольку Ярослав Всеволодович, как узнает, что его брат Георгий на реке Сить смерть от татар принял, на Владимирский стол сядет. Потому и побьют черниговское войско. Легко побьют.

— Да откуда же у них столько сил возьмётся? Я же так разумею, что и рязанцы их побили немало, и владимирцы.

— Немало. Да только Батый со всего Дикого Поля, со всех здесь неведомых стран силу собрал. И два лета будет между Волгой и Доном стоять, новых подкреплений поджидаючи. Восполнит он потери, покорит те народы, что бунтуют против него, а десятую часть их войска к своему присовокупит. Вот и выйдет, что в новый большой поход он пойдёт с такой же силой, что и на Рязань с Владимиром пришёл. Если не с бОльшим.

Тысяцкий лишь головой покачал.

— Так вот. Разбив войско, главные силы татар быстро идут к стольному городу той земли и берут его в осаду. Чтобы никто к тому городу на подмогу подойти не сумел. А прочие рассыпаются по округе, набирают полон. Сильных мужей да красивых женщин и девок. Остальных, немощных да малых, под нож. Полон им всё и делает: лестницы сколачивает, чтобы на стены лезть, мосты через реки да ручьи строит, башни осадные рубит, пОроки собирает по приказам заморских мастеров, камни для тех пОроков носит. А когда на приступ идти, то и тех татар от стрел своими телами закрывают. А поскольку войска в городе нет — погибло оно в поле — то и город быстро берут. Вот так в нашей истории и с Черниговом случилось: войско княжье побили, город взяли, а после стали разорять прочие княжества, что под рукой Михаила Всеволодовича.

— Только нету в наших летописаниях упоминаний про то, что Курск они взяли. Ни про то, что взяли, не упомянуто, ни про то, что отступились не говорится. Потому и есть надежда, что с нашей помощью можно Курск оборонить, — влез со своими «пятью копейками» историк.

Фрагмент 4

5

В Талице боярина узнали не сразу. Да и трудно было узнать в измученном ранами, посеревшем и осунувшемся от болезни человеке богатыря, некогда проезжавшем через городок по дороге в Чернигов. Но люди русские, воинские, явно недавно участвовавшие в сражениях (практически все с ранениями), да ещё и свои, рязанские, вот и пустили их за стену без лишних разговоров. Вот только Талица — городок лишь по названию, крошечный, даже князя на него не нашлось: удельный князь в соседнем Ельце сидит. Сидел, поскольку пал он в сражении при Воронеже-реке, теперь кто-то из бояр там от имени княжьего отпрыска правит, Полуницын так и не запомнил его имени.

Гонец, конечно, умчался в Елец в тот же день, а вот остатки Евпатиевой дружины два дня в городке в себя после дороги приходили, и лишь потом перебрались в «региональную столицу». В бане парились, отъедались, раны лечили.

С этими ранами вышла незадача. У местной бабки-лекарши. Ну, как бабки? Тридцачик с очень изрядным «хвостом», но по местным меркам это уже действительно бабушка. Даже седина в волосах появилась. Пришла в избу, повесила на колышек-вешалку свою рванину, перекрестилась на грубую иконку и — прямым ходом к боярину, разматывать повязку. У Крафта глаза на лоб полезли, когда он глянул на её руки.