Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 6

Третьим пунктом нужно было разобраться с женщинами. А ещё — с родственниками. С Адияковым сейчас отношения вроде как потеплели. Общие неприятности сплотили нас. Но я уверен, стоит ему помириться с Надеждой Петровной, и вопрос о смене фамилии и поездке в Якутию всплывёт опять. А ссориться на ровном месте ой как не хотелось.

— Муля! Что мне теперь делать? — с порога воскликнул Жасминов, оторвав меня от размышлений.

— Как что? Жениться, — сказал я.

Лицо Жасминова пошло пятнами:

— Не смешно. Мне помощь нужна, а ты смеешься. Был бы ты на моём месте, тебе бы не было смешно!

— Но я не на твоём месте, — ответил я и помешал ложечкой сахар в чашке с чаем. — Ужинать будешь?

— Буду! — кивнул Жаминов. — Представляешь. Муля, проснулся я в какой-то общаге, никого знакомого, вокруг какие-то девки. Где Валентина, ни они, ни я, не знаем… Ужас, в общем.

— И ты, первое, что сделал, — вернулся домой. А потом начал думать, что тебе дальше делать, — покачал головой я и наложил ему в тарелку перловку с грибами, которую Дуся сегодня приготовила на ужин.

— Ну… — неуверенно протянул Жасминов.

— То есть тебя не судьба Валентины интересует, а только ты сам! — я посмотрел на него недобрым взглядом, поставил тарелку на стол и принялся нарезать хлеб, — а что, если бедная опозоренная девушка, не в силах выдержать такое, наложила на себя руки?

Жасминов вздрогнул и вилка со звоном упала на пол.

— К-как? — выдавил он помертвевшими губами и полез под стол доставать.

— Я просто предположил, — ответил я и аккуратно сложил кусочки хлеба на тарелку и поставил всё это дело тоже на стол. — Теоретически могла. Юные девицы очень мнительные. Особенно после такой вот потери невинности по пьяни жениха.

— Да не было у нас ничего! — взорвался Жасминов и швырнул вилку на стол так. Что она аж звякнула.

— Ты точно уверен?

Жасминов задумался. Затем неуверенно посмотрел на меня и испуганно пожал плечами.

— Вот видишь, — сказал я умудрённым голосом, — и чем ты думал, Орфей? Тебе Лили мало? Ты уже одной девушке жизнь сломал. Причём не только ей, но заодно и Гришке, и Кольке. Всем сломал. Теперь вот взялся за следующую жертву…

— Я был пьян! — возмутился он, — она воспользовалась…

— Ага, — поморщился я, — невинная девица напоила взрослого мужика и сбежала с ним, чтобы совратить. Ты сам в это веришь, Орфей?

Жасминов молчал, только сердито сопел. Крыть было нечем.

— Но даже не это самое страшное, — продолжал нагнетать я.

— А что? — прошелестел Жасминов.

— А то, что у Валентины вся родня — очень высокопоставленные люди. И ты сам можешь примерно представить, что они с тобой теперь сделают.

Губы Жасминова затряслись. Он даже про источающую умопомрачительный аромат перловку забыл.

— Что мне теперь делать, Муля? — взмолился он.

— То, что ты умеешь лучше всего, — безжалостно ответил я, — бежать.

— Куда бежать? — схватился за голову Жаминов, — господи! Я так бездарно спустил всю свою жизнь в унитаз! Что делать⁈

Он некоторое время только раскачивался и мычал под нос нечто нечленораздельное.

Дав ему немного времени пострадать и видя, что он уже хорошо так проникся, я сказал:

— Здесь есть только один выход.

— Какой? — на лице Жасминова затеплилась надежда.

— Уехать, на время.

— Куда уехать, Муля! — скривился Жасминов.

— Родственники у тебя где-то в провинции есть? — спросил я.

— Нет, я сирота, — покачал головой Жасминов.

— Плохо, — нахмурился я и спросил, — а друзья?

— Да какие у меня могут быть друзья? — удивился тот, — у таких, как я, друзей не бывает…

Он немного помолчал и добавил:

— Ну, кроме тебя…

А потом ещё добавил:

— И Беллы.

— Вот-вот, — сказал я, — и Беллы, и Музы, и Дуси… у тебя по сути в жизни, кроме соседей по коммуналке, больше никого-то и нет.

Жасминов кивнул и вздохнул.

— Поэтому тебе нужно уехать к Герасиму или к Ложкиной. В деревню. Пересидишь там какое-то время. А, когда всё уляжется — вернёшься.

— Да что я там буду делать⁈ — возмутился Жасминов. — Я же умру там со скуки!

— В деревне не соскучишься, — ухмыльнулся я, — там работы много. На всех хватит.

— Но я сойду там с ума, Муля! — нахмурился Жасминов. — Это не для меня!

— Зря ты так думаешь, — сказал я, — деревня, на свежем воздухе, овощи и фрукты, физическая работа. Ты хоть немного омолодишься и придёшь в себя. Ты свою рожу давно видел?

— А что с ней не так?

— А ты в зеркало глянь, — посоветовал я.

Жасминов вздохнул. Он знал, что после возвращения из Одессы выглядел он не очень. Все эти треволнения и стрессы сказались на нём не лучшим образом: лицо стало какое-то помятое, одутловатое, шевелюра поредела. Волосы утратили упругость и блеск.

— В деревне ты вернешь себе прежний вид, немного посвежеешь. Заодно всё тут уляжется и ты вернёшься.

— Ты прав, — тяжко вздохнул Жасминов, хотя перспектива его явно не радовала.

— Лучше тебе уехать к Ложкиной, — задумчиво сказал я, — там Пётр Кузьмич сейчас председатель сельсовета. А в клубе место вакантное. Он не потянет и то, и это. А для тебя как раз прекрасная возможность. И денег немного на первое время подзаработаешь, там же официальная зарплата. И жить стопроцентно есть где. Или даже у них в доме комнату снимешь. Но, скорей всего, Печкин тебе отдельный дом даст.

Глаза Жасминова затуманились. Он уже так устал жить в тесном чуланчике, что упоминание об отдельной комнате, и тем более доме, сделали своё дело и окончательно решило ситуацию.

— Ты прав, Муля! — выдохнул он, — решено! Еду!

— Вот и хорошо, — кивнул я, стараясь не показывать довольного вида.

— Муля, а ты немножко денег на дорогу мне подкинешь? — заискивающе спросил Жасминов. Он значительно приободрился и пододвинул тарелку с перловкой к себе, — я с первой же зарплаты тебе почтовым переводом всё верну.

— Подкину, — кивнул я.

— Ты не помнишь, Ложкина что говорила, когда там ближайший поезд на Кострому будет?

— Ты прямо сейчас хочешь ехать? — спросил я.

— А что тянуть? — ободрённый Жасминов оживал прямо на глазах и уже более активно заработал вилкой.

— Я думаю, лучше будет, если ты дня через два уедешь, — сказал я.

— А родственники… — перепугался Жасминов.

— Ты можешь пока у Веры попроситься поночевать, — отмахнулся я, — а мне надо ещё одно дельце провернуть, чтобы ты успел…

— Что успел?

— Ярослава с собой забрать, — закончил я.

— Но он…

— Он — хороший мальчик, — перебил его я, — я сейчас кое-какие дела порешаю и займусь ним. Проведу профилактическую беседу. А потом ты отвезёшь его домой, к приёмным родителям. Нельзя разлучать семьи. К тому же в деревне ему будет лучше, чем в коммуналке.

Я не сказал, что для меня будет лучше. Становиться нянькой для великовозрастного оболтуса я не намерен. Кроме того, мне банально некогда. Но и не помочь Ложкиной я не мог. Поэтому сделаю Ярославу внушение и отпущу домой. И всем будет хорошо.

— Ну, если ты уверен, что он не учудит ничего, тогда я согласен, — тяжко вздохнул Жасминов.

— А сейчас доедай давай, — сказал я, — и сходим в одно место.

— Куда? — забеспокоился Жасминов.

— Орфей, ты же литературой интересуешься? — спросил я, — великой литературой. Можно сказать, даже эпической.

— Конечно, — удивился Жасминов, — особенно люблю нашу, русскую классику. А ещё немецкую поэзию.

— Вот и замечательно, — обрадовался я, — значит, познакомишься сейчас ещё с одним произведением. Точнее, с творцом этого произведения.

— С кем это? — заинтересовался Жасминов.

— Тебе имя Эмиля Глыбы о чём-то говорит? — спросил я.

Жасминов отрицательно замотал головой.

— Жаль. Очень жаль, — печально вздохнул я, — очень талантливый драматург.

— А что он написал? — поинтересовался Жасминов.

— Великую пьесу. Что-то, связанное с мелиорацией зернобобовых, если не ошибаюсь.