Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 39

— Дружкой?

— Подружкой невесты, — поправился я (в разных регионах называли это по-разному, я так привык, наслушавшись от Дуси).

— Это правда? — широко распахнула глаза Белла, расцвела улыбкой и тут же выпалила:

— Так! Для такого важного дела нужен хороший ресторан! Чтобы можно было потанцевать! Я знаю такой и договорюсь с директором! А тебе, Муза нужно не белое платье, а нежно-персиковое. А я тогда сошью себе лиловое и будет очень хорошо сочетаться!

Я стоял и изо всех сил сдерживался, чтобы не заржать. Как ловко и моментально Белла переобулась в прыжке, полностью изменив мнение. Наконец, я не выдержал, и сказал:

— Белла. Я пошутил насчёт подружки невесты. Видела бы ты себя со стороны!

Белла аж покраснела и моментально надулась:

— Очень смешно! — с негодованием фыркнула она и вышла из кухни, не удостоив нас больше взглядом.

— Ну зачем ты её так, Муля, — попеняла мне Муза, — возьму я её подружкой. Всё-таки сколько лет в соседках. А кроме неё, мне и брать больше некого…

— Ты, Муза, теперь что, из комнаты этой съедешь? — спросил я.

— Да, со следующего месяца, — кивнула она и тут же просияла, — нам с Виталием взамен на наши комнаты дают квартиру. Отдельную. Она небольшая, однокомнатная, но с длинным балконом. И главное — там даже ванная есть!

Я искренне порадовался за них.

Вот интересно, после того, как я появился в теле Мули, я стал как бы катализатором для всех соседей. Мне дали квартиру. Фаина Георгиевна перебирается в квартиру получше. Герасим уехал в деревню к Нонне Душечке, у них там дом. Ложкина вышла замуж и уехала в Костромскую область, к Печкину. Жасминов сейчас тоже туда махнул, хоть и не понятно, что из этого выйдет. Лиля и Гришка на северах. По сути, из «старичков» здесь остаётся только одна Белла.

Интересно, надолго ли?

Я окинул взглядом кухню, посмотрел через открытую дверь в коридор — хоть и не нравилось мне здесь никогда, но, кажется, я буду скучать за этой коммунальной квартирой и за моими соседями.

Но жизнь идёт и не нужно оглядываться назад. Только вперёд!

А впереди у меня — новая обеспеченная жизнь. И начну я её с поездки в Югославию!

Так примерно я думал.

Но реальность иногда не совпадает с нашими чаяниями.

— Бубнов! Что это ты вытворяешь на собрании? — от изумления я аж с места подпрыгнул: Большаков, сам Большаков лично зашёл ко мне в кабинет поругаться.

Лариса и Мария Степановна, казалось, готовы были сквозь землю провалиться и поедали министра верноподданническими взглядами.

— Вы имеете в виду сыновей и сестёр «нужных» людей? — как ни в чём ни бывало, спросил я, — ну так нужно же было мне сразу сказать, что они каста неприкосновенных и с них надо пылинки сдувать и молча сносить их хамство. Кстати, а что они делать будут в Югославии?

— Бубнов, это тебя не касается, — буркнул Большаков, — что надо, то и будут делать. А ты молча это прими. Больше я с тобой эту тему поднимать не буду. Точка!

И он, не оглядываясь, вышел из кабинета.

Хорошо, хоть дверью не хлопнул. Но по виду было видно, что рассержен.

— А что за блатные? — тут же проявила любопытство Лариса.

Мария Степановна посмотрела на неё обличительно, но потом тоже не удержалась и спросила:

— А много их? И кто там конкретно?

— Десять человек, — вздохнул я и пожаловался, — на меня сын Тельняшева набросился, начал права качать.

— Что значит «права качать»? — не поняла Лариса.

— Сын того самого Тельняшева? — вытаращилась на меня Мария Степановна.

— Ага, — кивнул я и пожаловался, — а ещё была сестра Чвакина. Кстати, а кто такой этот Чвакин?

— Ты не знаешь? — удивились коллеги.

Буквально за пару минут на меня был вывален такой ворох сведений, что я в том, моём мире, даже в интернете столько бы не нашёл.

— Там их десять человек, — поморщился я, — остальных пока не знаю. Но тоже братья и сёстры, сыновья и дочери кого-то. И вот что с ними делать? Мало того, что их воткнули нам в группу, так они ещё и ведут себя ужасно.

— Ничего не поделаешь, Муля, — сказала Мария Степановна мудрым голосом.

Но я был не согласен.

Я решил бороться.

До этого я победил Александрова, победил Завадского. Так что я — сестру Чвакина не смогу победить? Или сына Тельняшева?

Не успел я вернуться к своим документам, как в дверь заглянула… Изольда Мстиславовна:

— Муля, — степенно прошелестела она, не обращая никакого внимания на застывших от изумления коллег, — пошли поможешь мне перетащить папки.

И она величественно вышла из кабинета.

Я удивился, но виду не подал. Подумаешь, папки. Видимо, в Комитете по искусствам СССР, кроме меня, таскать папки больше некому, раз Изольда Мстиславовна лично решила сходить именно за мной.

— Что случилось? — спросил я, когда мы оказались с нею в кабинете.

Она мне не ответила, только мотнула головой, мол, не здесь, и пошла в приёмную. Я последовал за ней.

В приёмной она плотно закрыла дверь и сказала:

— Муля, хочешь чаю?

— Нет, спасибо, — отказался я, хорошо зная, что чай готовить придётся ей, а потом ещё и чашки мыть.

— Тогда так поговорим, — сообщила мне Изольда Мстиславовна и уселась за свой стол. Я примостился рядом на стуле для посетителей.

— А он? — я глазами показал на дверь кабинета Большакова.

— Уехал, — махнула рукой секретарь и вернулась к разговору, — Муля! Ты что снова вытворяешь?

— Вы по поводу сына Тельняшева? — спросил я.

— Конечно.

— Изольда Мстиславовна, — вздохнул я, — я ненавижу несправедливость! Я даже Завадскому не позволил присвоить мой проект. Уже молчу про Александрова и весь этот цирк с Институтом философии. Так с чего какой-то надутый хлыщ, который вообще к этому вопросу отношения не имеет, будет меня дрессировать, как цирковую обезьянку, а я должен молчать и улыбаться?

— Муля, — тяжко вздохнула Изольда Мстиславовна, — я уверена, что ты преувеличиваешь. Эх, молодость, молодость… есть только чёрное и белое. А так в жизни не бывает…

Я посмотрел на неё. Хороший человек, Изольда Мстиславовна, конечно, но ведь и я не юноша. Я прожил в том, моём мире, больше четырёх десятков лет. И юношеский максимализм для меня давным-давно не характерен.

— Изольда Мстиславовна, — сказал я непреклонным голосом, — если вы сейчас будете меня уговаривать не трогать их, то у вас ничего не выйдет. Они не поедут в Югославию. Я так решил. Это моя принципиальная позиция. Да, я знаю, чьи они сыновья и дочери. Но мне, честно говоря, плевать. Я за день-два придумаю как, и они не поедут. Вы же меня знаете!

— Увы, знаю, — вздохнула Изольда Мстиславовна и добавила, — не надо тебе врагов наживать, Муля. Тем более таких высокопоставленных.

— А я сделаю так, что они сами не захотят, — усмехнулся я.

Мне в голову вдруг пришла прекрасная идея.

— Лучше бы ты своими проблемами занялся! — попеняла мне она.

— А какие у меня проблемы? — удивился я, — отчёты сейчас доделаю. Если буду не успевать — выйду в субботу, поработаю по вечерам. Но, вроде, всё успеваю.

— Да уж, знаю я, как ты театры инспектируешь, — хмыкнула Изольда Мстиславовна.

— Это не моё решение, — засмеялся я. — Начальница приказала.

Но Изольда Мстиславовна не поддержала моё веселье. Вместо этого она сказала:

— Ты понимаешь, что тебя, скорей всего, не выпустят из страны, Муля?

— Почему это? — нахмурился я, ведь я консультировался с Иваном Вениаминовичем по поводу возможных проблем, и он меня успокоил. Даже моя гипотетическая женитьба не была так необходима, раз у меня здесь родители и я молодой ещё. Кроме того, я руковожу проектом, а для такой категории идёт смягчение условий выезда.

— Потому что тебе скоро двадцать восемь, — сказала Изольда Мстиславовна, — я в твоём личном деле посмотрела. У тебя скоро день рождения. Очень скоро.

— И что? — не понял я.

— А то, что ты в свой день рождения сдашь членский билет и твоё членство в комсомоле автоматически прекратиться по возрасту. Ты понимаешь, что ты выбываешь из комсомола до поездки в Югославию? А беспартийных не выпускают?