Ложная девятка. Пятый том (СИ) - Риддер Аристарх - Страница 42

Не себя самого, не пакистанских военных, взявших штурмом лагерь, когда там вспыхнуло восстание советских пленных, не свою жену, готовившую смертниц, не других полевых командиров, которые с пеной у рта истово кричали о халифате и смерти неверных и резали головы каждому, кто не хотел превращения Афганистана в средневековую религиозную диктатуру. Нет, во всем виноваты именно проклятые красные.

После прочитанной над могилами семьи суры из Корана он поклялся отомстить. И в качестве мести он выбрал один из символов проклятого Советского Союза и его гордость — а именно футбольную сборную.

— Учитель, я привел Халила, как ты и говорил, — голос Абу Мухаммада, ближайшего сподвижника Аззама и по совместительству приговоренного в Алжире наемника, оторвал бывшего проповедника от горьких размышлений о погибшей семье.

— Отлично. Оставь меня с ним наедине, — мрачно сказал Абдул-Аззам.

Спустя мгновение перед ним уже стоял Халил, с которым Абдул-Аззам познакомился всего три месяца назад. Халила ему порекомендовал лично Бен Ладен как очень большого специалиста.

Абдул-Аззам поделился с Бен Ладеном планами о захвате советской футбольной сборной, и Халил, по словам Бен Ладена, подходил для этой операции как нельзя лучше. Этот пакистанец вместе со своими людьми — а фактически у Халила была спаянная ячейка боевиков — уже несколько раз участвовал в различных боевых операциях и имел на счету чуть ли не два десятка убитых неверных. Он считался одним из лучших воинов Аллаха.

Но сегодня этот воин опозорил не только свое имя, но и имя своего отца, деда и всех остальных предков. Потому что именно Халилу, как самому опытному командиру, Абдулла Аззам поручил непосредственно захват этажа, на котором располагалась советская футбольная сборная. И именно с этой задачей Халил не справился.

Когда его воины ворвались на этаж с советскими спортсменами, то встретили там ожесточенное сопротивление. Из шести бойцов, отправленных на захват, трое так и остались лежать на том этаже. И ладно бы потери — в конце концов, каждый погибший за дело Аллаха получал место в раю.

Хуже всего было то, что проклятые русские в результате забарикадировались на последнем этаже гостиницы. И не просто забарикадировались, но и получили в свое распоряжение целых два автомата с полусотней патронов. То, что сопровождать футболистов будет пара-тройка агентов КГБ, было понятно. Но сегодня воинов Аллаха встретила целая полудюжина. Которая еще и смогла каким-то образом быстро сориентироваться и сразу же оказать сопротивление.

Да, четверо из них так и остались лежать на полу этажа, занятого советской делегацией. Но это не извиняло Халила.

— Ты хотел меня видеть? — спросил Халил Аззама, когда они остались наедине.

— Да, — ответил Аззам.

А потом, не давая ничего сделать Халилу, выхватил нож и вонзил тому в сердце. Удар не убил пакистанца сразу, так что тот успел услышать последние слова своей жизни:

— Это тебе за то, что ты разочаровал меня. Из-за тебя у воинов Аллаха могут быть большие проблемы. Наказание за твою ошибку — смерть.

Когда Халил затих, Аззам брезгливо вытер руки об одежду убитого, а потом обратил внимание на то, что Абу Мухаммед зашел в помещение. По виду сподвижника было понятно, что у того есть новости.

— Говори, — сказал Аззам.

— Учитель, испанцы просят переговоров.

— Хорошо. Мы готовы их выслушать.

Глава 20

Савелий Евсеевич Мышалов никогда не думал, что его медицинские навыки понадобятся в такой обстановке. Врач сборной СССР уже много лет работал со спортсменами, лечил растяжения, переломы, ушибы. Но сейчас на чердаке испанского отеля «Бая Фелис» ему приходилось извлекать пули и останавливать артериальное кровотечение под звуки автоматных очередей этажами ниже.

— Савелий Евсеевич, как там Валентин Козьмич? — хрипло Малофеев, прижимая окровавленную простыню к собственному плечу.

Мышалов ответил не сразу. Он склонился над Ивановым, который лежал на импровизированных носилках из гладильной доски. Лицо второго тренера сборной Советского Союза было серым, дыхание — поверхностным и прерывистым. Классические признаки обширного инфаркта.

— Стабильно тяжелое, — осторожно ответил доктор, прощупывая пульс. — Нужна экстренная госпитализация. Но сейчас…

Он не закончил. О больнице не могло быть и речи. Внизу хозяйничали ублюдки, напавшие на гостиницу, и единственный путь к медицинской помощи лежал через них.

В углу чердака, рядом с лестницей вниз, расположился импровизированный командный пункт обороны. Единственный оставшийся в строю сотрудник КГБ, приданный к сборной, изучал старую схему здания, которую нашел в одном из многочисленных пыльных ящиков часть из которых пошла на строительство баррикады, за которой и укрывались советские футболисты. В руках у майора Костенко был старый добрый автомат Калашникова. Один из тех что попал в руки кгбшнику во время короткого, но ожесточенного боя с террористами во время которого пусть и ценой собственной жизни, но его люди смогли организовать эвакуацию людей сюда, на чердак.

Кроме него на чердаке было еще двое вооруженных, администратор команды Александр Тукманов и один из трех подчиненных Мышалова, врач-травматолог из института Приорова Зураб Орджоникидзе. Оба были людьми не робкого десятка, а последний так и вовсе оказался еще и хорошим стрелком.

Для Орджоникидзе это была первая заграничная поездка в роли врача сборной Советского Союза по футболу. Зураб Гивиевич считался большим специалистом по травматологии и ортопедии. Его «клиентами» в сборной было сразу несколько футболистов, включая и Славу Сергеева. Во время лечения Сергеева у них в институте Орджоникидзе много сделал для того чтобы тот как можно быстрее смог вернуться к тренировкам.

И Зурабу Гивиевичу, как и всем остальным, не давал покоя вопрос — что же случилось с главной советской звездой? Потому что здесь, на чердаке, собралась вся советская делегация, за исключением подчиненных капитана Костенко, которые приняли свой последний бой несколько часов ранее и пали, прикрывая бегство своих подопечных сюда, на чердак. Ну и не было еще и Сергеева.

И учитывая то, что снизу постоянно слышалась стрельба и даже несколько взрывов гранат, иллюзий никто не питал, скорее всего, Слава погиб. И хуже всего было то, что если ситуация не изменится, то к нему присоединится еще целая группа советских футболистов, тренеров, врачей, массажистов, администраторов, да собственно всех, включая и тех сотрудников гостиницы «Бая Фелис», которые вместе с русскими укрылись здесь, на чердаке.

Орджоникидзе подошел к Мышалову и тихонько спросил, нужна ли тому его помощь. Савелий Евсеевич только отмахнулся какая уж тут помощь? Ничего сверх того, что уже сделано, сделать нельзя. Сейчас Иванову требовалась больница, раненым футболистам, тому же Игорю Добровольскому, который то терял сознание, то приходил в себя уже несколько раз из-за тяжелой закрытой черепно-мозговой травмы, тоже.

Вратарь сборной и киевского «Динамо» Михаил Михайлов сидел в углу с перемотанной грудной клеткой. Сразу же после того, как сборная СССР забаррикадировалась на чердаке, врачам команды пришлось в буквальном смысле спасать Михайлова из-за напряженного пневмоторакса. Спартаковец Бубнов тихонько стонал рядом из-за боли в сломанной и простреленной ноге. Зенитовец Ларионов, как и Добровольский, то приходил в себя, то снова терял сознание из-за очень похожей травмы — у него, как и у юного торпедовца, тоже была закрытая черепно-мозговая травма. Еще один молодой игрок «Торпедо», вратарь Харин, получил несколько проникающих ранений в живот и левую ногу. Только чудом пули не задели жизненно важных органов, и жизнь молодого игрока хоть и была в опасности, но прогнозы были благоприятные.

Ну и сразу несколько сотрудников гостиницы тоже лежали то тут, то там — раненые и перевязанные.

Ну а коллега капитана Костенко, старший лейтенант Бессонов, который, как и его более старший товарищ, прикрывал отступление на чердак, десять минут назад скончался от обширной потери крови.