Да, шеф! - Джонс Джинджер - Страница 8

Фрейя невольно улыбается.

Галки. Золотые ложки. Бритые яйца. Развьюченные ослы. Кипрские боги…

Ну как не полюбить такой остров?

Глава 4

Крыса

Внутри вилла Катарина восхищает своей аскетичностью. Комната Фрейи выходит на небольшой дворик, засаженный геранью, и не может похвастать ничем, кроме простой кровати, прикроватной тумбочки, платяного шкафа и комода. Пол представляет собой лоскутное одеяло из каменных плит, благодаря чему здесь не жарко в летний день. Стены выбелены, повсюду разбросаны предметы на морскую тематику: красочный маяк рядом с окном; сушеная морская звезда на комоде; морской пейзаж акриловыми красками над кроватью. Свежие полотенца на прикроватной тумбочке, общий душ и туалет в коридоре – по сути и все, что нужно.

Бросив сумку на пол, она распаковывает несколько книг, которые Хади впихнула ей перед отъездом, и раскладывает их на тумбе по размеру: кулинарные книги вниз, романы в мягкой обложке посередине, а сверху странная новинка, «Диета по гликемическому индексу». Карманный греческий разговорник, путеводитель по островам Греции – ну вот, все по порядку. Наконец Фрейя достает «Средиземноморскую кухню», тонкую книгу в переплете. Том пахнет корицей, страницы хрустят и перепачканы куркумой. На обложке фотография клефтико из баранины, посыпанного орегано и обложенного запечеными в духовке помидорами, перцем и картофелем. Фрейя открывает книгу, и в груди теплеет при виде почерка миссис К.

Фрейя поглаживает пальцем имя учительницы по домоводству и вспоминает миссис Кириакедес («пожалуйста, зовите меня миссис К.»), ее рассказы о Греции. Где оливки такие сочные и ароматные, что поэты воспевали их в стихах. Где виноградины размером с помидор, а помидоры величиной с грейпфрут. А сами грейпфруты – как футбольные мячи. О море, солнце и песке. Храни боже миссис К. – далеко не каждый взрослый захочет разбираться с проблемами чужого ребенка, когда свои дома есть, однако же в тяжелый момент учительница оказалась рядом, выслушала и поддержала. Опора и защита. Ментор и покровитель. Если в жизни что-то шло наперекосяк – а у дочери психически нездоровой матери-одиночки такое случалось часто, – она всегда могла рассчитывать на миссис К.

Именно она заметила, что ученица стала прогуливать школу. Только миссис К. обратила внимание, как Фрейя замыкается в себе, как все быстрее устает и бросает даже то, что прежде любила, например, готовку, – и решила выяснить, в чем же дело. Дружелюбие и сострадание учительницы помогли девочке открыться, объяснить, что происходит дома, рассказать, как она по сути стала опекуном собственной матери. В стенах школы Фрейя вновь смогла быть ребенком, веселиться, а не трудиться по хозяйству, принимать тяжелые решения и ставить долг превыше своих желаний. Здесь она выучила правила игры в «Монополию», клуэдо и шахматы – настольные игры не водились в трейлере семейства Баттерли. Вот бы для каждой Фрейи в мире находилась своя Константина Кириакедес!

Погрузившись в воспоминания, она краем глаза улавливает какое-то движение. Это что там шмыгнуло под кровать?!

Фрейя с визгом запрыгивает на тумбочку.

Глядь, а там крыса высовывает голову из-под плинтуса. Зверек ныряет обратно под кровать, волоча за собой отвратительный голый хвост. Когти скребут по каменному полу. Зубы точат дерево. Волна ужаса пробегает по спине Фрейи. Пауки, змеи, темнота – это все терпимо, но вот крыс она терпеть не может. Мусофобия может показаться кому-то ерундой, но стоит Фрейе увидеть вытянутую морду и жесткие усы, как рассудок отключается. На ум мгновенно приходит самое первое место работы: кишащий крысами паб, где грызуны свободно гуляли где им вздумается. В конце концов туда заглянул сотрудник санэпидемнадзора. Зашел за чизбургером и картошкой, а вышел с перекушенным кабелем ноутбука и ордером на закрытие паба.

Фрейю пугает не столько зараза, которую разносят крысы, сколько мысль о том, что эта гадина будет бегать по ней во сне. А если грызун здесь не один, а с братьями или сестрами? Или хуже того – с выводком крысят? Фрейя оглядывает комнату и ежится. Да, дыру в плинтусе можно заткнуть, но вокруг множество других щелей. Снова хрустит древесина, крохотные зубы точат плинтус. Фу. И как быть? Если начать разыгрывать сцену «барышня в беде», ее посчитают слабачкой и паникершей. Или того хуже – придет Димитрий и решит, что она просто все придумала…

Дверь со скрипом приоткрывается, в комнату заглядывает мужчина, его руки и комбинезон перепачканы чем-то похожим на кровь.

– Эй, вы в порядке?

Фрейя балансирует на краешке тумбочки и прикидывает, не развалится ли кровать, если на нее перепрыгнуть.

– Проблемы? – Незнакомец чешет заросший щетиной подбородок и окидывает взглядом грязные следы от обуви на мебели.

– Ну вообще да, у многих людей крысы вызывают проблемы, – язвит Фрейя.

Он заходит в комнату, разворачивает кепку цвета хаки козырьком назад. Зеленые глаза мерцают. Под расстегнутым комбинезоном – выцветшая серая футболка, прилипшая к телу от пота. Гость закатывает рукава, и становится виден край красно-зелено-черной татуировки.

– Крыса или мышь?

Фрейе не хватает воздуха.

– Крыса. Я видела хвост, конусообразную голову…

– Ко-ну-со?.. – хмурится гость.

– Вытянутую, – поправляется Фрейя и пытается изобразить морду грызуна пальцами.

– Клюв? Птица? – Яркие глаза сияют на фоне оливковой кожи.

– Нет же! Точно крыса!

Гость достает из заднего кармана телефон, включает фонарик и подсвечивает стену.

– Помет есть? – спрашивает Фрейя, стараясь выровнять дыхание.

Он разворачивает фонарик и светит ей в лицо.

– Вы курили?

– Нет! Я… Слушайте, я не могу здесь спать, если тут водятся крысы.

– Хмм, – медленно тянет гость, отодвигает от стены комод и поднимает бровь.

– Просто… слушайте, я понимаю, сейчас при свете и шуме крыса наверняка спряталась, но богом клянусь… – Икры начинает сводить, ноги подкашиваются. – А если они… не могли бы вы для начала заткнуть дыру в плинтусе?

– Главная беда с крысами – это секс, – вдруг заявляет гость. – Им только пять недель от роду исполняется, а они уже начинают спариваться. Секс, секс, много секса, – сообщает незнакомец, не сводя глаз с Фрейи, а она уже не представляет, куда себя деть. Кожа начинает зудеть.

– Ладно, я поняла, много секса.

– Крыса вынашивает потомство всего три недели, а потом рожает десять, а то и двадцать детенышей. Много-много.

Слова застревают в горле. Гость протягивает ей руку и жестом предлагает спрыгнуть. Фрейя невольно оглядывает его окровавленные одежды.

– Это вино, – поясняет он, подметив ее страдальческую гримасу. – Я делаю вино. Меня зовут Ксантос, мы с Димитрием близнецы.

Надо же, насколько братья разные. Димитрий высокий, светлокожий и с золотыми локонами, а вот Ксантос более коренастый, с крепкими мускулистыми ногами. Его длинные косматые волосы на несколько оттенков темнее, чем у брата. Но если присмотреться, сходство все же есть: одинаковый низкий лоб, высокие скулы и греческий нос – идеально прямой с точеными ноздрями. Фрейя неловко улыбается, хватается за протянутую руку и спрыгивает вниз.

Ладонь у Ксантоса шероховатая, испещрена небольшими неровными порезами.

– Я Фрейя, – представляется она, встав перед гостем.

– Рад знакомству, Фри-я. – Ксантос не так бегло говорит по-английски, как брат, и немного глотает гласные. – Стой, – вдруг поднимает он палец, заметив что-то за комодом. Затем с улыбкой приседает на корточки, шепчет по-гречески, подхватывает что-то с пола и показывает Фрейе маленькую коричневую песчанку.