Топить в огне бушующем печали. Том 2 - Priest - Страница 22

Клинок Чжичуня был столь же остер, сколько мягкосердечен и чувствителен он сам. Несмотря на впечатляющее перерубание веревки воздушным лезвием с расстояния тридцати метров, у него так тряслись руки, что он сперва не смог нащупать артерию Гу Юэси, решил, что она мертва, и чуть не разрыдался в голос. В последующем фразочка «Чжичунь перепугался до слез» стала в «Фэншэнь» локальным мемом, и каждый новичок, не знавший его предыстории, думал, что речь о том, насколько сурова Гу Юэси. Чжичунь опасался, что другие будут ее обижать, а потому не только не объяснял, в чем дело, но и сам время от времени намеренно вводил окружающих в заблуждение, чтобы она казалась им еще могущественнее и грознее.

Уже получивший к тому времени повышение командир Янь просмотрел ее результаты аттестации, а потом лично отправился к начальнику Оперативного отдела с просьбой выделить ей в отряде специального назначения отдельную квоту.

Ван Цзэ, в то время всюду хвостиком следовавший за командиром Янем, полушутя рассказывал: «Шеф никогда никого ни о чем не просил, а тут вдруг ради тебя давай расстилаться перед стариной Суном – я ревную, знаете ли! Видно, попал я в немилость… Ай! Невестка, ты меня зачем мечом колотишь?! Не боишься все мозги из меня выбить? А ну как прикинусь слабоумным идиотом, начну слюни пускать, и будешь всю жизнь обо мне заботиться…»

Из-за легкомысленной шутки Ван Цзэ на тренировочном полигоне Гу Юэси выложилась по полной: во время итоговой аттестации она сломала два ребра и с сильным внутренним кровотечением попала в медпункт. Вот так, вся в кровоподтеках и ссадинах, в лежачем положении она вступила в ряды «Фэншэнь».

Вскоре она узнала, что латунный компас действительно был семейной реликвией командира Яня. За вырученные от его продажи деньги можно было бы купить жилье в самом центре города рядом с хорошей школой. Но когда Янь Цюшань увидел, что она цепляется за компас как за спасительную соломинку, он не решился просить его назад и нарочно на несколько лет «забыл», что он у нее.

Ван Цзэ беспрестанно жаловался, что в то время никак не мог одолжить компас и потому плутал столько, что наверняка несколько раз обошел вокруг земного шара – путь оказался почти таким же длинным, как очередь в «Сянпяопяо»[27], и вообще – еще чуть-чуть, и он бы научился пользоваться картой.

Гу Юэси снова вывели из мрачной темницы к свету, дали точку опоры и приняли к себе.

Вскоре, накануне Нового года, такие же, как она, не имеющие своей крыши над головой товарищи из «Фэншэнь» собрались у командира Яня – планировалось устроить в ее честь приветственную вечеринку, но в результате командир Янь превратил ее в собрание, посвященное критике и борьбе[28].

Оказалось, что эта вечно закупоренная тыква-горлянка может без остановки бранить человека на чем свет стоит: он прошелся по всему, от ее попытки самоубийства до безрассудного поведения на итоговой аттестации.

«Мы стражники, а не бешеные псы, – говорил он. – Не умеешь дорожить собственной жизнью – как сможешь дорожить жизнью чужой? Если ты, оперативница, будешь себя так вести, как тебе смогут доверять боевые товарищи и простые люди? Я вообще тогда не собирался тебя брать – если бы не… М-м!..»

Чжичунь заставил его замолчать, сунув в рот кругленький цзяоцзы[29].

Нахмуренные брови командира Яня тут же разгладились, и он невнятно пожаловался: «Горяфё».

«Вздор, – беспощадно разоблачил его Чжичунь. – Перед тем, как дать тебе, я сам попробовал – ничуть не горячо».

Потом до командира Яня дошло, он тут же покраснел, снова превратился в воспитанного и уравновешенного молчуна, и Чжичунь отправил его надувать воздушные шарики, чтобы он тратил легкие не на ругань, а на что-то полезное.

С тех пор каждый раз, когда Гу Юэси получала травму, командир Янь крепко бранил ее, но каждый Новый год у нее было место, где она могла отдохнуть, а под звон колокольчиков ей вручался особенный цзяоцзы с заварным кремом. Так продолжалось до тех пор, пока в команду не пришел новичок младше нее, который отнял у Гу Юэси место «младшего ребенка» и право на цзяоцзы с заварным кремом. Она присоединилась к Ван Цзэ и пополнила ряды ревнивцев, «впавших в немилость», заодно научившись заботиться о таких же стеснительных, бестолковых новичках, каким в свое время была она сама.

Она думала, что год за годом вечно будет гнаться за спинами старших товарищей.

Однако…

Гу Юэси пристально вглядывалась в латунный компас на кадре с камеры видеонаблюдения. Глаза ее от усталости покраснели так, что казалось, у нее вот-вот польются кровавые слезы. За три года Чжичуня не стало, а командир Янь бесследно исчез и до сих пор о нем не было ни слуху ни духу.

Действительно ли это он?

Почему он появился именно в это время в окрестностях черного рынка?

Или с ним случилось какое-то несчастье, и кто-то забрал его компас?

008

Господин Нянь, чья рука и попала в тот самый кадр на записи с камеры торговца, сейчас находился совсем рядом с Гу Юэси. Он выглядел как отчаянный авантюрист и вел себя соответствующе – храбро и дерзко: хладнокровно улизнул с Дунчуаньского черного рынка прямо под носом у «Фэншэнь», а сейчас в одиночку приехал к штаб-квартире Бюро по контролю над аномалиями в Юнъани, припарковавшись у базы отдыха в южном пригороде.

Совет Пэнлай был прерван арестом господина Юэдэ, начальник Хуан тут же ушел, даже не попрощавшись, все эти авторитеты среды «особенных» разом потеряли лицо, но никто не посмел и рта раскрыть – все боялись, как бы не вскрылись их собственные грязные делишки. Одна лишь председательница, матушка Юй, сохранила присутствие духа и вела себя как ни в чем не бывало, успокаивая других и не забывая о своих обязанностях.

После полудня матушка Юй завершила медитацию и села обедать. Перед ней, по обыкновению, был простой вареный рис и немного овощных закусок. Матушка Юй приступила к еде совершенно беззвучно и закончила трапезу ровно через четверть часа – ни секундой раньше, ни секундой позже. Помыв руки и прополоскав рот, она уселась в исполненной достоинства позе, точь-в-точь как нефритовый бодхисаттва. Рядом с ней незаметная, словно привидение, служанка открыла окно, чтобы выветрился запах еды. Тем временем догорела последняя ароматическая палочка.

Матушка Юй размеренно заговорила:

– Гость уже заждался, пригласи его войти.

Служанка сменила благовония, поклонилась и вышла. Лицо ее было красиво, с правильными чертами, однако казалось немного одеревеневшим, в движениях тоже угадывалась какая-то неестественность, а грудь не поднималась и не опускалась, будто девушка и не дышала вовсе. Сразу даже и не поймешь, что не так, но, внимательно приглядевшись, можно было заметить две тончайшие линии, что спускались от уголков ее рта к подбородку, а когда она повернулась спиной, показалась крошечная ссадина на шее, но из-под содранной кожи проглядывала не плоть и кровь, а характерный узор.

Девушка была не живым человеком, а деревянной куклой.

Вскоре удивительная деревянная служанка провела в комнату господина Няня.

Господин Нянь сперва невозмутимо осмотрелся и лишь потом обратился к хозяйке с приветствием:

– Простите за беспокойство, матушка Юй.

– Давно не виделись. Вот уж не думала, что «господин Нянь» – это ты, дитя мое. – Матушка Юй узнала его с первого взгляда и ласково улыбнулась как давнему знакомому. – Присаживайся. Принеси нам чаю, – добавила она, обращаясь к служанке.

Господин Нянь по привычке сел в углу, спина его оставалась прямой, как наточенная пика, готовая в любой момент пронзить врага. Приняв из рук деревянной служанки чашку с чаем, он поднес ее ко рту, лишь делая вид, что пьет, но на самом деле даже не смочил губы. Затем он отставил чашку в сторону, резко повернул руку и предъявил резную дощечку из окаменевшего дерева.