Падающая башня. Огнем на огонь - Корнилова Ксения - Страница 8

– Пам-па-па-пам, – безжизненно, просто по привычке, промурлыкала себе под нос девушка. Откинула воняющее хлоркой одеяло, свесила длинные, еще больше исхудавшие ноги с больничной койки и нащупала кончиками пальцев ледяные кафельные плиты грязно-серого пола.

– Мадемуазель Жервиль? – в голосе полицейского сквозил сарказм.

«Опять ты? И чего ты сюда таскаешься?»

– Мсье… – Леони попыталась вспомнить имя.

– Я пришел сказать, что расследование приостановлено, к вам пока больше вопросов нет. Вы свободны. Но не рекомендую выезжать из города. – Слишком официально, с акцентом на «вы» и «вам», поэтому не получилось расслышать в словах хоть нотку настоящего уважения или хотя бы сочувствия. Или это больничные стены поглощали все, кроме боли и безысходности?

– Отличная новость, – улыбнулась Леони, проигнорировав слово «свободна» и впервые за последние три дня осознав, что ее подозревают в поджоге. Она почувствовала сквозняк, бросила рассеянный взгляд вниз, заметила, что так и сидит с оголенными ногами, быстро забралась обратно на кровать и укуталась одеялом. – А что выяснили? Почему начался пожар?

– Пожарные посчитали, что огонь горел в печке…

– Он всегда там горел, – кивнула девушка.

«Ну или почти всегда».

– Мы так и поняли. Он… Мсье Ле Гро… Он был что-то вроде… – полицейский скривился, пытаясь подобрать слово.

– Не «что-то вроде». И не «был» – он есть. Вы же видели его работы?

Полицейский неуверенно пожал плечами и со скучающим видом выглянул в коридор.

– Они все сгорели. Мы нашли расплавленное стекло.

– Вот как? – погрустнела Леони. – Жаль… Он их так любил.

«Так любил, что не давал им ни минутой больше двух месяцев на то, чтобы найти себе новый дом».

– Что ж… – помялся полицейский. Он явно хотел о чем-то еще спросить – не о пожаре и не об Этьене. А может, как раз о нем… Точнее, об их отношениях. Но не решался.

– Была рада познакомиться, – быстро оборвала терзания Леони и растянула губы в улыбке.

– Взаимно, – ухмыльнулся полицейский и напомнил: – Будьте на связи. По месту прописки. И телефон… не выключайте.

Леони открыла было рот, чтобы предупредить, что вряд ли стоит искать ее в прежней квартире, но передумала. Закивала китайским болванчиком и, стараясь выглядеть естественно, проследила за полетом блестящей мухи: от коридора до окна. А когда повернулась обратно, увидела только пустой дверной проем.

Не терпелось сходить к Этьену, посмотреть, не пришел ли тот в себя. Внутри робко тлела надежда, что не все потеряно. Они найдут новый дом – пусть такой же старый или даже хуже. Оборудуют там мастерскую, обустроят такую же – в мелкий цветочек – комнату для нее на втором этаже. Она будет готовить завтрак и сидеть в углу, гипнотизируя пламя печи. А может быть, Этьен научит ее так же филигранно плавить и выдувать фигурки из стекла.

Леони посмаковала эту мысль, намазала тонким слоем недоверия на прежний страх огня и попробовала на вкус.

– Пам-па-па-пам, – опять промурлыкала себе под нос. Скинула одеяло на пол, заранее взвизгнув, спрыгнула с кровати и прошлепала босыми ногами до низенькой тумбочки, где лежали принесенные сердобольной медсестрой пара фиолетовых спортивных брюк и затасканная длинная футболка грязно-розового цвета. Лучше, чем ничего – вся одежда сгорела. Их с Этьеном пожарные успели спасти, и, видимо, раздосадовавшись от того, что у него отняли самое вкусное, огонь сожрал все до последней щепочки.

Петляющий бледно-голубой коридор с чередой выцветших плакатов о вреде курения и профилактике гриппа, вытертый линолеум в ромбик в ржавых пятнах, плоские квадратные светильники, забитые трупиками мошки, на потолке. Вдалеке кадка с искусственными цветами терялась в тени. Этьен лежал на третьем этаже, а значит – нужно либо ждать лифт, либо идти по лестнице.

Хлопнула дверь, ступеньки поползли вверх. Стараясь не торопиться, Леони поднималась на третий этаж, то и дело останавливаясь: дышать еще было тяжело и больно.

– А если он очнулся? – рассуждала она вслух.

– А если… а если там сидит его… мадам, – прыснула от смеха.

– А если он вообще уже ушел? И даже не зашел к тебе, несчастная ты дуреха, – вздохнула.

Наконец – заветная табличка. Третий этаж. Палата номер триста два. Помявшись у двери, Леони постучала костяшками пальцев, как делала каждый раз, приходя в гости к мастеру, и аккуратно толкнула дверь.

– Мсь… – «Черт!» – Этьен?

Он лежал на застеленной серыми простынями кровати с закрытыми глазами.

«А может, и не было никакой женщины? И свидания не было?»

Впервые в жизни Леони осознала, как мало знает о человеке, к которому бегала по выходным последние два года. Слишком поглотили собственные проблемы, чтобы умудриться заботиться о ком-то еще. Слишком жалкой она казалась самой себе, чтобы жалеть кого-то рядом.

– Леони? – Голос тихий – так карябает ухо противный блестящий жук, заползший с поля желтых цветов.

– Ой, – от неожиданности Леони растерялась. Она не придумала, что скажет или сделает, если вдруг он будет в сознании. – Я… зашла проверить. Как вы?

Этьен едва заметно улыбнулся – эту улыбку мог разглядеть только человек, который вот уже два года оставался в мастерской и сидел часами, пялясь, как тот выдувает из стекла фигурки.

– А я… меня скоро выписывают.

– Вот как? Ты… Хорошо, что тебя не было дома. И ты… не пострадала.

«Черт, он наверно и не в курсе, что я пыталась его спасти… Или не пыталась, а спасла?» – промелькнула непрошенная горделивая мысль и тут же спряталась за брошенной полицейским фразой: «Будьте на связи…»

«Кажется, я влипла…»

Надо бы подойти поближе, но она боялась – только-только наладившиеся отношения с огнем мог окончательно разрушить вид изуродованного ожогами лица. Она пыталась понять, что чувствует, смотря на этого ставшего родным чужого мужчину в таком состоянии, но кроме обыденной жалости не ощущала ничего. Так жалеешь бабушку с клюкой, ковыляющую через дорогу. Так жалеешь пьяницу, попавшего в руки уличной шпане. Так жалеешь щенка дворняги, забившегося под крыльцо.

Сложно сказать, сколько она так простояла, прежде чем поняла, что мастер давно уснул. Скрипнул пол под ступнями, мягко открылась дверь. Щелкнул замок, едва слышно простонала дверная ручка. Незачем тут оставаться. И ждать больше нечего. Если выпишут прямо сейчас – что ж! Ей все же есть куда идти – вернуться в старую жизнь.

Вернуться и замирать от страха каждую ночь, если опять кто-то перепутает дверь, вломится и начнет избивать. Замирать от страха, когда соседи сверху устраивают пьяный дебош и того и гляди на козырек в очередной раз упадет отчаявшееся тело. Замирать от страха, от жалости к себе, от несправедливости жизни – ведь все уже было так хорошо!

Не к месту вспомнился Франсуа и его фотокамера, и смрад дыхания, когда он подходил, чтобы поправить наклон ее головы. А ведь многие говорили, что в большом городе она могла бы стать жутко популярной…

Подойдя к двери, ведущей на лестничный пролет, Леони уставилась в мутное стекло. Оттопыренные уши, покрытое веснушками лицо, разного цвета глаза. Сгорбленные плечи, вытянутая вперед тонкая шея. Острые локти и коленки вот-вот прорвут затасканную ткань одежды с чужого плеча. Леони часто задавалась вопросом, на кого похожа: на мать или на отца. И верила в то, что непременно узнала бы их, если бы увидела в кипящей толпе. Ну разве можно не узнать этот разрез глаз или вздернутый острый нос? Разве можно пройти мимо этих густых бровей?

– Леони Жервиль?

Она увидела тень в отражении стекла и сразу поняла, что будет дальше…

– Доктор вас выписывает. За вами приедут?

«Не в этой жизни», – усмехнулась про себя девушка и, растянув губы в улыбке, обернулась к подошедшей медсестре.

Ее бывшую квартиру давно отдали другому: «Не нравится? Забираем!» Выслушав от сотрудника службы социальной поддержки целую лекцию на тему «Зажрались», Леони отказалась вставать в очередь, рассеянно кивнула на предложение временно поселиться в приюте для бездомных, выдавила из себя вежливое «До свидания» и ушла.