Антибол. Сбитый летчик (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 13

— Ни. За. Что, — я тряхнул головой, во все стороны брызнул пот. — Ой, извини. Просто жди у входа. Я быстро.

Как ошпаренный, я полетел по коридору. И уже подбегая к душевой, вдруг остановился.

Даже если я смою грязь. И пот. И траву. Во что я переоденусь? Из гардероба — только то, в чём я прыгнул в дыру. А Лилит — такая фифа…

Да меня самый отсталый суслик засмеёт.

Взявшись за ручку двери, я почувствовал, как потеет ладонь. Из душевой уже доносился здоровый жеребячий ржач — команда смывала напряжение…

А ну и пофиг! — решительно рванув дверь, я влетел в полную оранжевого пара душевую.

Я, бляха медная, Тамерлан. Мне не нужен смокинг, чтобы офигенно себя чувствовать.

Обернув полотенце вокруг талии, я прошлёпал в раздевалку, прямо босиком, как был.

— Народ, у кого-нибудь есть чистая майка?

Повисла напряженная, гнетущая тишина. На мне скрестились удивлённые, вопросительные, настороженные взгляды…

Чёрт. Опять я сделал что-то не то.

— А, ладно, забудьте.

Я сделал шаг к двери.

— Стойте, тренер, — спокойный голос Уриэля вывел всех из ступора. Ребята зашевелились, задышали… — У меня есть чистая майка.

— Спасибо, — я вложил в это слово всё, что накопилось в душе за этот охренительно длинный день.

— А тренер идёт на свидание… — тоненько пропела Андромеда.

— Тили-тили-тесто… — подхватил Тарара.

— Удачи, тренер, — басом поддержал Гефест. — Не облажайтесь там.

Я проглотил комок в горле.

— Постараюсь, блин, — и добавил, чуть громче: — Отдохните, черти. Вечером тренировка.

И только когда уже шел к выходу, напялив свои старые треники и чистую майку Уриэля, понял, чего мне в раздевалке не хватало.

Там не было Руперта.

И ведь хотел повернуть к выходу, но ноги сами вынесли меня на поле…

Он был здесь.

Как заведённый, Руперт лупил по мячу.

Тот уворачивался, скалил зубы, рычал, как медведь после спячки, вцеплялся ему в бутсы… Но Руперт упрямо, раз за разом, слал его в ворота.

И ни разу не попал.

Ни разу.

Стараясь не делать резких движений, я попятился и пошел на выход. Туда, где меня ждала самая красивая девушка на свете.

Увидев меня, самая красивая девушка просто рассмеялась. Я сразу набычился. Эйфория улетучилась, эстафету приняли неуверенность под ручку с усталостью.

— Что?

— Ты явно не заходил в свой кабинет, — продолжая улыбаться, она взяла меня под руку и мы пошли.

— А нахрена? — чего я там не видел? Пустого стола? Табуреток?

— Ладно, забыли, — она на миг прижалась грудью к моему плечу.

За что я тут же простил и смех, и всё остальное.

А потом почувствовал, что с одеждой моей что-то не то.

— Знаешь, эту майку мне Уриэль одолжил, — буркнул я, офигев так, что больше ничего путного придумать не смог.

Не знаю, как она это сделала. Но что постаралась именно Лилит — к бабке не ходи.

— Думаю, он поймёт, — она даже не посмотрела на меня. Просто была уверена, что сделала всё, как надо.

Вот ведьма.

Кремовые брюки. Голубая рубашка.

Нет, хрен с ней, с рубашкой. Но КРЕМОВЫЕ БРЮКИ?..

— Это что за цвет? — строго спросил я.

— Тебе не нравится?

— Моя восьмилетняя дочка, блинский ёж, НЕ НОСИТ кремовые брюки!

— Но…

— Знаешь, как у нас говорят? — я встал с ней лицом к лицу, заложив руки за спину, чтобы не схватить за плечи и не потрясти, как молодую яблоньку. — Тачка может быть ЛЮБОГО цвета… Если она чёрная.

Лилит закатила глаза, по моему телу прошла мгновенная рябь… Чёрный костюм. Чёрная рубашка. Чёрный галстук. Зуб даю: труселя и носки тоже чёрные. Но проверять я не стал…

— Спасибо.

Она вновь взяла меня под руку.

Ну вот, другое дело. Теперь мы сочетаемся, как Брэд Пит с Анджелиной Джоли…

— Куда пойдём? — буркнул я примиряюще.

— Ты текилу любишь?

— Лучше чай. В крайнем случае, пиво.

— Ну и капризный ты мужик, тренер.

— А кому щас легко?

Усталость притаилась где-то за глазами, маленькой серой каракатицей.

Если Лилит пригласит к себе — хрен я откажусь.

Господь свидетель: и ЭТО мне было нужно. Позарез.

Это была последняя мысль перед тем, как я увидел…

— Что это, нахрен, такое?

Огромное. Больше всего похожее на краба, с ногами — пилами и клешнями, способными раскусить пополам горгонида. Легко.

— Это такси, Тим.

— Зови меня Ролло, тренер.

И оно протянуло мне здоровенную клешню.

— Так оно живое?.. — наверху панциря пристроился некрупный нарост, из которого на меня пялились глаза на стебельках. Когда я задал вопрос, один из глаз подмигнул.

Я чуть не сбежал.

Несмотря на прозрение, постигшее меня на поле. Несмотря на то, что пообещал себе принимать этот мир таким, какой он есть, я чуть не дал стрекача обратно, за знакомые и уютные стены стадиона.

Что меня остановило? Сам не знаю.

Скорее всего то, что рядом была дама.

Так что, когда краб присел на брюхо, выставив одну из ног навроде лестницы, я протянул руку Лилит и помог ей подняться к чему-то вроде упряжи на панцире. Затем взобрался сам.

А какого хрена? Она же сказала — такси. Значит, такси.

И тут краб побежал.

Мать моя женщина!

Кварталы проносились, как в ускоренной киносъёмке, дома вообще сливались в сплошное пятно.

Я ещё удивился, какие широкие тут были улицы, и как удивительно мало народу, но тут же сообразил: разгар дня. Все нормальные люди спят.

Разговаривать во время движения я поостерёгся: если в рот залетит местная муха, можно запросто отбросить копыта. Оставалось просто пялиться по сторонам, стараясь охватить взглядом как можно больше — сообразил, что выбрался со стадиона в первый раз, и города, в общем-то, ещё не видел.

Остановились резко, словно врезались в бетонную стену. Только упряжь и удержала от того, чтобы не вылететь вперёд головой в асфальт.

Соскользнув по ноге и вновь подав руку Лилит, я прочитал название заведения: «Вертел желаний».

И неуверенно посмотрел на девушку.

Выглядит так, словно здесь бордель…

— Всё в порядке, — она ободряюще улыбнулась. — Это казино.

У меня немного отлегло. Казино, так казино… Играть-то мне всё равно не на что.

И тут в сердце кольнуло.

Ёрш твою медь! Ведь в трениках лежал аванс. Золотой Макс, даденный Лукой Брази. И карточка — обратный билет домой…

Судорожно я хлопнул себя по брюкам — хотя и понимал, что всё. Капец. Не видать мне золота, как своих ушей…

Нащупав знакомый кошелёк, я охренел окончательно. То есть, он был на месте — в кармане.