Кореец (СИ) - Ледов Вадим - Страница 23

— Оленина, — сказал он, нарезая ножом тонкие куски потемневшего от копчения мяса. — У меня дома коптильня. А вот это, — он извлек на свет колбасу, тёмно-красную, с вкраплениями белого жира, — от уссурийских поляков. Кабан, чеснок, перец… Пробуй, такую в Москве не найдешь.

Я молча разлил настойку по граненым стаканам. Мы чокнулись, выпили за встречу. Горло обожгло ядреной смесью, в которой женьшень смешался с чем-то ещё, терпким и пряным. Ощущение было, словно глотнул жидкого пламени — такие настойки не пьют, а испытывают.

— Силен, — выдохнул я, закусывая колбасой. Вкус был необычным — дикое мясо, сочное, с ароматом дымка и каких-то неведомых мне специй.

— То ли еще будет, — Колька кивнул, словно обещая еще более удивительные открытия. — Так что за дело такое?

Его взгляд стал серьезным, сосредоточенным. Время прелюдий закончилось, начиналась деловая часть разговора.

— Мне нужно съездить в Среднюю Азию, — сказал я без обиняков. — В Красноводск. За черной икрой.

Колькино лицо застыло на мгновение, потом медленно поползли вверх брови, складывая на лбу морщинки, как гармошку. В глазах появилось выражение, которое я не мог расшифровать — смесь удивления, недоверия и, кажется, насмешки.

— За икрой? — переспросил он. — Ты же борец, Мишка. Какая, к черту, икра?

— Был борец, — поправил я, машинально потирая затылок. Жест, ставший привычным, когда речь заходила о травме. — Да сплыл. Теперь я… бизнесмен.

Колька рассмеялся — коротко, резко, словно кашлянул. В этом смехе не было радости, лишь горькая ирония.

— В нашей стране нет бизнесменов, — сказал он, подливая настойку в опустевшие стаканы. — Есть браконьеры, спекулянты, и расхитители социалистической собственности. Все — статья. Так под какую статью ты решил подвести свою борцовскую шею?

Вместо ответа я раскрыл ему всю схему. Красноводск, браконьерская икра в фирменных баночках, немцы-покупатели, вложение в аппаратуру для музыкальной группы. И, конечно, долг Нуждину, который надо отдать через месяц, если не хочешь проблем.

Колька слушал, не перебивая, только глаза его становились все уже по мере моего рассказа, а пальцы на коленях сжимались и разжимались, как у пианиста, повторяющего гаммы. В этих движениях читалось напряжение — но не страх, а скорее профессиональный интерес человека, привыкшего оценивать риски.

— Кто такой этот Нуждин? — спросил он, когда я договорил.

— Брюс? Местный авторитет «король ипподрома». Держит тотализатор, крутит большие деньги.

— А откуда ты его знаешь? — в голосе Кольки звучал неприкрытый скепсис, словно он не верил, что его друг-спортсмен мог иметь связи в криминальном мире.

— Через Стасика Князева, футболиста, — ответил я, ощущая некоторую гордость от этого знакомства. Всё-таки в советской иерархии ценностей известный футболист стоял довольно высоко.

Колька только пожал плечами. Очевидно, футбол был ему глубоко безразличен.

Мы выпили ещё. Настойка уже не казалась такой огненной. Закусывали мясом — оно было жёстким, но ароматным, с привкусом костра и дикой свободы.

— Как поедем? — спросил Колька, и это простое «как» означало, что он согласен. Он не спрашивал «поедем ли мы», он уже принял решение.

— Поездом до Астрахани, там на пароме до Красноводска, — ответил я, чувствуя облегчение. С Колькой шансы на успех значительно возрастали. Он был человеком тайги, привыкшим к риску и умеющим выживать.

Колька кивнул, словно одобряя мой выбор.

— А обратно?

Обратно… тут и крылась главная проблема, требовавшая настоящего решения.

— Обратно тем же путем нельзя, — сказал я. — В портах таможенный досмотр, икра запрещена к вывозу. По закону о рыбных запасах её вообще через границы областей перевозить запрещено. Арендуем у местных браконьеров катер, идем по Каспию до Махачкалы и там садимся на поезд до Москвы.

Я говорил уверенно, хотя весь этот план был построен на догадках и предположениях. Я никогда не был в Красноводске, не знал тамошних порядков, не имел связей среди местных браконьеров.

— Через море? — Колька уважительно посмотрел на меня. — Масштабно мыслишь. Не боишься «случайно» утонуть в этом вашем Каспии?

— С тобой — нет, — честно ответил я. — Я ж помню, как ты по озеру Ханка на моторке гонял от погранцов.

Колька хмыкнул. Мужчины любят, когда хвалят их навыки управления транспортными средствами, будь то лодка или космический корабль. Я отпил минералки «Боржоми» — нервы требовали влаги. Сознание начало затуманиваться — не от алкоголя, а от осознания того, на что я собирался пойти ради своей музыкальной аферы.

— Маршрут-то нормальный, — сказал Колька задумчиво, возвращая меня на землю. — Но там, на Каспии… за такой товар и шлепнуть могут. Просто так, из любви к искусству грабежа. Края дикие. Бабаи непуганые с берданками.

Он говорил об этом так буднично, словно речь шла о комарах или плохой погоде. Опасность — просто еще один фактор, который надо учитывать. Как прогноз погоды или расписание поездов.

— Нас двое, — сказал я.

— Двое — это уже банда, — усмехнулся Колька. — Шансов больше.

В его глазах мелькнул озорной блеск, совсем как в детстве, когда мы придумывали очередную авантюру. И я понял — он пойдет со мной. Он даже не спрашивал, что будет с этого иметь.

— Значит, ты согласен? — уточнил я.

— Да я-то согласен, — он как-то досадливо поморщился, — просто если бы ты связался со мной до того, как стал мутить эту схему с икрой, я мог бы предложить другой вариант. Поинтереснее.

— Например? — насторожился я.

— А вот, например…

Голос его стал тише. Он покосился на дверь, хотя кто нас мог подслушать в этой общаге, кроме тараканов? Сунул руку в свою сумку и извлек… маленькую, плоскую металлическую фляжку. Такие я видел в кино про шпионов и гангстеров. Из них обычно хлещут виски перед решающей перестрелкой. Хитро глянув, протянул фляжку мне.

Я взял её в руки, и чуть не выронил, она оказалась необычно тяжелой, будто там ртуть налита. Металл холодил ладонь.

— Что там?

Колька усмехнулся моей растерянности. Забрал фляжку, отвинтил крышку и осторожно высыпал содержимое на газету «Советский спорт», расстеленную на столе вместо скатерти. На статью о подготовке к спартакиаде народов СССР посыпался… песок. Желтый, тусклый, тяжелый. Горка песка на сером газетном листе. Сюрреализм чистой воды.

Он поймал мой недоуменный взгляд.

— Не догнал? Золотишко. Песочек мытый. Здесь почти кило. Процентов восемьдесят-девяносто чистого металла. Штук на десять потянет. Минимум.

«И лет на десять строгача», — мелькнуло у меня в голове. А вслух я сказал:

— Однако… Серьезный аргумент. Только куда его девать? В скупку не понесешь.

Мысли запрыгали, как блохи. Золото! Не икра какая-то скоропортящаяся, а вечный металл. Десять тысяч сразу! Это же… это же своя студия! Это лучшие музыканты! Это взлет ракетой! Но и статья тяжелая… Вот она, развилка. Налево пойдешь — с пустыми карманами останешься. Направо — может, и с полными, но недолго. Как в той сказке, которую Мишкин дед любил рассказывать: и хочется, и колется, и мамка не велит. А не выбрать ничего — тоже выбор. Самый дурацкий.

— А твой Стасик не поспособствует? Можно организовать регулярные поставки, — Колька развивал свою мысль, не замечая моих колебаний. Или замечая, но игнорируя их.

В его глазах снова горел тот самый огонь. Золотая лихорадка. Старая, как мир, болезнь. Я видел ее у многих в прошлой жизни. У людей, готовых поставить на кон все — семью, репутацию, свободу — ради призрачного блеска успеха.

— Мне кажется, он зассыт… — я задумчиво поковырял пальцем горку золотого песка, превратив её в бесформенную кляксу. От прикосновения осталось ощущение металлической шероховатости на подушечках пальцев. — В любом случае, отменять операцию с икрой поздно. Деньги получены, связи задействованы, механизм запущен. Если я откажусь, Стас со мной больше и разговаривать не станет. И наоборот, если сложится с икрой, откроются перспективы к сотрудничеству. Может и золотишко твоё удастся пристроить.