Тьма. Том 5 (СИ) - Сухов Лео - Страница 4

— Пеплославович, сними защиту! — снова потребовал Иванов от Бубна, а я убедился, что приятель представился мне на концерте настоящим именем.

— Если я защиту сниму, эти маленькие ублюдки по всему городу разбегутся! — обиделся тот.

— А я поставлю свою защиту снаружи, оставив проход. И сторожить его будет рука опричной стражи. Если ты забыл, это пять человек в тяжёлой броне. Бубенцов, не зли меня! Или сам будешь с государем объясняться!.. — с этими словами Иванов снова долбанул по щиту, отчего тряхнуло всё здание.

Бубен запыхтел, подумав секунду-другую, однако затем мрачно согласился:

— Ставь, ладно…

Иван Иванович принялся плести какое-то заклятие, от которого снова задрожала защита Бубна. А затем снаружи раскинулся ещё один купол, чуть больше того, который поставил мой приятель. Он был плотнее, он был основательнее — и в нём имелся проход, куда сразу же встали наизготовку бойцы Иванова.

А Бубен тяжело вздохнул, шевельнул пальцами, и его купол начал рассыпаться хлопьями, выпуская вложенную в него теньку.

— Вот так-то лучше… — Иванов вошёл к нам и огляделся. — Ну надо же… А это что, неужели Мраморная? И что вы тут делаете, сударыня?

— Деда навестить приехала, — мрачно сообщила Дуня.

— Она хотела, чтобы я долги её семейки помог отдать! — не менее мрачно подтвердил Бубен.

— Долги надо отдавать, Евдокия… — покачал головой Иванов, после чего повернулся ко мне и кивнул: — Фёдор Андреевич!

— И снова здравствуйте! — согласился я, но кивать не стал и даже объяснил причину: — Кивать не буду, голова раскалывается. Ей сегодня досталось… Три раза…

— Понимаю, — не стал возражать опричник. — Вы, Фёдор, тогда посидите лучше… Удары по голове — штука неприятная. Вам бы лекарю показаться.

— Обязательно! — не стал я спорить с очевидным.

Но Иванов с Бубном уже двинулись дальше. А следом внутрь дома культуры хлынули бронированные бойцы опричной стражи. И я даже не удержался и слегка помотал головой, наплевав на боль. Просто при виде их брони вспомнилась одна игровая вселенная из мира Андрея. Про то, как из номерных убежищ выбирались наивные дурачки, мечтающие познакомиться с пост-ядерным миром.

И была там, в этой игровой вселенной, очень впечатляющая силовая броня. Так вот, у опричных бойцов Иванова она чем-то неуловимо напоминала ту, из игры. Правда, здесь её поверхность подсвечивали руны, а все трубки были спрятаны внутри. Ну а в остальном прямо видна была общность мышления!..

Следом внутрь дома культуры стали втягиваться люди в броне попроще. Ну как, попроще… Надо сказать, они тоже выглядели очень внушительно. А вот городовых внутрь не пустили. Те остались стоять во внешнем оцеплении. И даже санитарам приходилось ждать снаружи.

А я отошёл обратно к лестнице и, сев на ступеньку, принялся наблюдать. Опричники обыскали здание сверху донизу. Из подвала, из укромных уголков, были извлечены все оставшиеся в живых участники собрания. Раненых спускали вниз на носилках и передавали работникам скорой службы. Машины уносились прочь, ревя сиренами и подсвечивая проблесковыми маячками. А я так и сидел, пытаясь прийти в себя.

В какой-то момент заметил Тёму, который возник из ниоткуда в тени одного из охранников, незаметно проскочил защитный барьер — и тут же пропал, так и не покинув тень. Видимо, раньше он из-за барьера уйти из здания не мог.

Где-то через пару часов рядом со мной, протянув бутылку с водой, присела Дуня:

— Держи… Тебе по башке настучали. Тебе пить надо больше, — заявила она так уверенно, что я ей даже поверил.

Память Андрея подсказывала другое: что в моей ситуации лучше соблюдать водный баланс, а не лакать водичку как не в себя. Но я решил, что от бутылочки хуже мне не станет.

— Спасибо! — как можно искренней поблагодарил я её, сделал большой глоток и представился: — Меня Фёдором зовут.

— Ага, слышала, — кивнула Дуня. — Будем считать, что познакомились…

Какое-то время мы сидели молча. Я выпил полбутылки и больше не мог. Теперь мне захотелось в туалет. А Дуня просто сидела мрачная, подперев рукой щёку.

Общего с Бубном в ней не было ничего. У того черты лица были крупные, грубые. У Мраморной же лицо было хоть и круглое, но довольно милое. Нос вздёрнут, глаза большие, губы — очень аккуратные, пухлые.

И фигура у неё была очень женственная — песочные часы, да и только. Большая грудь, широкие бёдра и узкая талия. Готовая звезда для сцены. Кем она, к слову, и являлась.

И тем удивительней было видеть её здесь, на бетонных ступенях недостроенного дома культуры…

— Что у тебя там за история с долгом? — спросил я, чтобы не молчать.

— А? Да история как история… — поморщилась она. — Предки набрали долгов, а выплачивать приходится мне…

— У нас же вроде можно отказаться! — припомнил я. — Или там наследство настолько хорошее, что стоило рискнуть?

— Чего⁈.. Нет! — Дуня тряхнула головой. — Нет, Федь, наследство там — слёзы… Просто не я решала. Мне от этой семейки за всю жизнь перепал только отцовский сперматозоид и фамилия! Но мать почему-то упёрлась: хотела себе старое поместье отжать, когда все родственники перемерли…

— А чего они перемерли-то? — поинтересовался я. — Бубен, вон, говорит, братья у него плодились, как кролики.

Дуня прыснула и закивала:

— Даже вот согласна! Плодились! И прямо как кролики! У моего бати было три сестры, четыре брата! И там ещё двоюродных очень много. Да… И вроде бы всё хорошо… Но знаешь, как они своих детишек воспитывали?

— Как? — заинтересовался я.

— А как кролики! — ответила Дуня. — Научили жрать, испражняться, совокупляться и быстро бегать от сложностей!

— Звучит как стратегия выживания! — улыбнулся я.

— Ну да… — поморщилась Дуня. — В общем, поколение отца ещё куда ни шло: справлялось… Истории, правда, были одна краше другой. К примеру, один брат отца наплодил десять дочек, а зарабатывать не хотел, так что каждую по-быстрому, как стукнуло восемнадцать, отдал замуж… За деньги! Чтобы свои долги покрывать. Ваще, да?

— Чем это отличается от работорговли? — удивился я.

— Да ничем, блин! Разве что дочки от него уходили счастливые! Потому что в новых семьях о них хотя бы заботились! — Дуня хмыкнула. — У второго батиного брата ещё хуже: там из пяти детей в живых остался один. Да и тот в сумасшедшем доме. Ни один лекарь душ не взялся это лечить. И такая история со всеми… Мой папаша тоже воспитывать не хотел, зато наплодил от разных жён… Правда, у большинства хватило ума не связываться с этой семейкой, и только моя психованная мамаша решила получить их клятое родовое имение…

— Зачем? — удивился я.

— А я не знаю, зачем… Она потом по нему, что-то шепча, ещё два года слонялась, — Дуня снова поморщилась. — А у меня тогда жизнь под откос пошла. На неё навесили долга почти в полтора миллиона рублей, прикинь? Полтора! А она не нашла ничего лучше, как отдать меня в кабалу, потому что я петь и играть на гуслях умею! Сдала меня каким-то музыкальным управленцам… И с тех пор я только и делаю, что мотаюсь с выступлениями!..

— Ну, ты довольно знаменита, к слову… Значит, твои выступления должны неплохо приносить! — заметил я.

— Издеваешься? — Дуня уставилась на меня. — Ты не понял, да?

— А… Эм… Нет, видимо? В чём подвох? — уточнил я.

— Да я в глаза уже пять лет никаких денег не вижу! — сообщила мне Дуня. — Мать подписала такой договор, что я в кабале! И даже не знаю, что делать, понимаешь? Я выступаю каждый Божий день по два раза! Но мне говорят: «Ой! Что-то ты, Дуня, мало принесла в этом месяце! Мы, конечно, закроем две тысячи, но так ты никогда не расплатишься с долгом!». Суки!..

Девушка шмыгнула носом и упрямо выпятила челюсть:

— Вот прямо этими словами и сказали, перед тем как я сбежала… А я в тот месяц, помимо прочего, десять раз выступала на Большом стадионе Рязани!.. Ты знаешь, Федь, сколько там на Большом стадионе Рязани людей помещается?

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч зрителей! Десять выступлений — десть полных Больших стадионов! Билеты на мои выступления стоили пять рублей! Пять! Да половина от сборов почти целиком закрыла бы мой долг! Они что там, суки, занимались благотворительностью, что ли? А я что, на эту благотворительность подписывалась?