Женщины - Ханна Кристин - Страница 21

Девочка медленно вытянула руку и взяла леденец за тонкую белую палочку. Осторожно поднесла его ко рту и, не отрывая глаз от Фрэнки, лизнула.

Потом лизнула еще.

И еще.

Фрэнки ждала, что девочка улыбнется, но этого так и не случилось. Фрэнки слишком хорошо понимала, какую травму нанесли этому ребенку. Все больше вьетнамских деревень подвергалось обстрелам, некоторые были сожжены. Все больше вьетнамцев погибало, и дети оставались совершенно одни. Масштабы трагедии были огромны.

Фрэнки поднялась.

Вдруг девочка вытянула руку и коснулась ее ноги.

Фрэнки опять села.

В глазах девочки блестели слезы.

Фрэнки взяла ребенка на руки и стала медленно покачивать, напевая колыбельную из своего детства, через какое-то время девочка заснула. Фрэнки смотрела на эту раненую девочку, слишком маленькую для своего возраста, такую одинокую и такую беззащитную. Сердце ее разрывалось из-за Мэй и других детей, чьи жизни разрушила война. Она гладила горячий лоб девочки и продолжала петь, сдерживая слезы.

— Макграт? Вертушка возвращается. Нам пора. — В дверях стоял Джейми.

Она положила спящую девочку на циновку и поцеловала в щеку со шрамом.

— Сладких снов, Мэй, — с болью сказала она.

Вставая, Фрэнки потеряла равновесие. Ноги подкосились.

Джейми тут же подбежал, чтобы поймать ее. Она схватилась за его руку, но не смогла посмотреть в глаза.

— Фрэнки…

Самой ей было не справиться. Она повернулась, он прижал ее к себе. Из глаз у нее текли слезы, терялись в просторах его хлопковой футболки.

Он ничего не говорил, только держал ее, пока она сама не отстранилась.

— Спасибо, — сказала она, вытирая слезы.

— Эта девочка запомнит твою доброту, — сказал он. — Когда-нибудь она вырастет, начнет бегать, прыгать и играть.

Фрэнки смогла только кивнуть, эти слова много для нее значили. Откуда он знал, что именно это ей нужно было услышать?

Они вышли во двор. Сияло солнце, дети смеялись и бросали друг другу мяч, который привезли медики. На грунтовую дорогу неподалеку сел вертолет, вращающиеся лопасти прибили к земле слоновую траву, подняв облако красной пыли.

Команда медиков подбежала к вертолету и забралась внутрь. Фрэнки снова села у открытой двери и свесила ноги за борт. Она достала «Полароид», сделала снимок, потом второй и третий, каждый раз она вытаскивала пустую карточку и махала ей, пока не проступит изображение. В этом было что-то механическое, никакого восторга она не испытывала.

Недалеко от них другой вертолет разбрызгивал над джунглями гербициды.

До Тридцать шестого они добрались без приключений, в лагере было тихо.

Удивительно тихо: никто не бежал из неотложки в предоперационную или хирургию, в приемном покое не было ни одного пациента, по территории не разъезжали машины «скорой помощи», дождь не лил стеной, кругом не текли реки грязи. Фрэнки, Этель, Барб и Джейми направились в столовую, девушки взяли сэндвичи и несколько банок газировки, Джейми захватил себе пиво.

На пляже с десяток парней без рубашек играли в волейбол. Из колонок играла музыка, откуда-то доносился стук молотков — возводились новые здания. Далеко на холмах словно кукурузные зерна взрывались минометные снаряды. Джейми стянул рубашку, разулся и побежал к волейбольной сетке.

Фрэнки, Этель и Барб поставили на песок три раскладных стула и сели, они жевали сэндвичи и любовались сиянием белого песка и голубой воды. И голыми торсами волейболистов. Вечером здесь повесят киноэкран. Говорили, что сегодня покажут «Большой побег»[20].

Кто-то выкрутил громкость на полную. Люди стали подпевать «Улетаю на самолете»[21]. Две девушки из Красного Креста (Пончиковые куклы, так их называли) в своих форменных юбках катили по пляжу тележку с едой и напитками. Несмотря на забавное прозвище, эти девушки были крепкими орешками. Они ездили по всему Вьетнаму на чем только придется и поднимали боевой дух солдат.

— Что случилось? — спросила Барб.

Фрэнки не удивилась вопросу. Они были больше, чем лучшие подруги — она, Барб и Этель. Радикалистка, дочь фермера и хорошая девочка из хорошей семьи. В обычной жизни они могли никогда не встретиться и не стать подругами, но война свела их вместе, сделала сестрами.

— В том приюте была девочка, — сказала Фрэнки. — Она чуть не сгорела. Наши медики нашли ее на обочине… в руках мертвой матери.

Этель тяжело вздохнула.

Фрэнки все думала о Мэй, думала о том, как она, обгоревшая, лежала в канаве на руках мертвой матери.

— Ее деревню разбомбили.

Война — это одно, бомбы, летящие на деревню с женщинами и детьми — совсем другое. В «Звездах и полосах» ничего подобного не писали. Почему там не рассказывали правду?

Воцарилось молчание. Все всё понимали, но сталкиваться с этой ужасной правдой никто не хотел. Та деревня была в Южном Вьетнаме.

И бомбы были только у американцев.

Глава десятая

Август выдался жарким и дождливым, из-за слишком влажного воздуха дышать порой было трудно. Вся одежда Фрэнки отдавала плесенью и пестрела пятнами. Толком отстирать или хотя бы просушить ее просто не получалось. Как и все в лагере, Фрэнки научилась не обращать на это внимания.

В сентябре сезон дождей наконец закончился, настало время невыносимой жары. В конце каждой смены маска и медицинская шапочка были насквозь мокрыми от пота. Ангары и бараки превратились в духовки. После отдыха в клубе, просмотра фильма под звездным небом или игры в карты с подругами Фрэнки падала на кровать и тут же засыпала.

— Вставай, Фрэнк.

— Нет. — Фрэнки, натянув на голову влажную простыню, повернулась на другой бок.

Через пару секунд ее ударили в плечо:

— Поднимайся. Уже тринадцать ноль-ноль.

Фрэнки застонала и с трудом открыла глаза. Обстрел этой ночью не прекращался несколько часов подряд, от взрывов стены барака ходили ходуном, крупные капли красной грязи то и дело падали с потолка прямо на лицо.

Фрэнки прикрыла глаза рукой.

— Уйди, Этель. Мы легли всего час назад.

— Вообще-то два, — сказала Барб. — А теперь подумай, какой сегодня день.

Фрэнки приподнялась на локтях и посмотрела на календарь над кроватью Этель — все числа были зачеркнуты.

— Отъезд Этель!

— Верно, соня, — сказала Этель, снимая розовые бигуди. — Вьетнам теряет лучшую армейскую медсестру. Я возвращаюсь в большой мир. Но я не оставлю эту дыру, пока не объемся пиццы на вечеринке. И захвати купальник, Спящая красавица. Нас уже ждет вертушка.

— Купальник?

Фрэнки не верила своим ушам. Вчера они работали четырнадцать часов подряд, ни разу даже не присев. Почти все время она провела в операционной. Спина и ноги отваливались. Сегодня их единственный выходной за две недели, а они отправляются в какой-то офицерский клуб на какие-то водные процедуры.

Этель сдернула простыню, и Фрэнки осталась в футболке, трусах и длинных носках. Даже в такую жару носки были обязательным предметом одежды, ночью они защищали ноги от насекомых и разных ползающих тварей. Трусы она не снимала на ночь по той же причине.

Фрэнки через силу слезла с кровати — ноги были ватными, а ступни словно пожевали собаки, — надела красный раздельный купальник с широким поясом, сунула ноги в кроссовки и побрела в уборную.

На полпути ее догнал жуткий запах. Дым и человеческое дерьмо. У какого-то бедного новобранца выдалось дерьмовое дежурство. В буквальном смысле. Он выгребал переполненные отхожие места и сжигал их содержимое в больших металлических бочках.

По деревянному настилу она зашла в душевые. В это время дня вода всегда была почти горячей — солнце успевало ее нагреть. Нежиться под горячим душем Фрэнки не стала, только быстро ополоснулась и вытерлась полотенцем, хотя в такую жару это было необязательно.