Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 32

— Нельсон⁈

— Нельсон… Знакомая фамилия, что ли?

Ну, надо думать, что по советской Москве люди с фамилией Нельсон толпами не ходят. Так что очень даже может быть, что вышли мы на след неуловимого врага товарища Чеглока. По крайней мере — хоть внешность известна стала. А если сейчас Адорфа как следует допросить — то и еще чего выясниться может.

Могло бы.

— Как умер⁈

Ну да. Умер Адорф, прямо в камере. Нет. Не с собой покончил. И не убили. Просто умер, ни с того, ни с сего.

— На проклятья проверяли?

— Нет, ждали, когда товарищи из МУРа нам эту замечательную идею подскажут! Конечно, ни проклятий, не яда — ничего.

В общем, все, что мы получили — это описание внешности Нельсона. И то, знаете ли, хлеб, до сего момента и того не было.

Товарищ Чеглок склонился над столом, гипнотизируя бумажку, на которой Седьмых своим мелким разборчивым почерком набросал, как выглядит Нельсон со слов Адорфа.

— Лет тридцати трех-тридцати пяти. Рост ниже среднего… Адорф говорит, что с него ростом, но он сам — с сидящую собаку. Худощавый. Лицо длинное, худое. Глаза карие. Волосы темные, на голове залысины. Носит усы на окопный манер…

Короткие усы щеточкой, что под самым носом, многие на фронте в Империалистическую носили. Ухода за ними меньше, противогаз надевать не мешают, а усы — все же усы. Так что примета эта не из особых. Вон, товарищ Котовский, знаменитый комбриг, и тот такие носит. И вообще — усы и приклеить можно. От шубы какой шерсти настричь, да и приклеить. Но все же, все же…

— Ладно, — Чеглок аккуратно сложил бумажку и спрятал в карман, — Посмотрю, где этот усач еще появлялся. Если меня будут спрашивать…

— Товарищ Чеглок? — в кабинет шагнули двое военных, в шинелях и суконных буденовках с синими звездами.

— Он самый.

— Вас просят прибыть к заместителю наркома по военным и морским делам. Товарищу Фрунзе.

5

Знаменитый командарм выглядел так, как и должен выглядеть советский командир, в отличие от царских генералов. Никакой золоченой мишуры на мундире и эполетах, Никаких орденских звезд и цветных перевязей, никакой золоченой мишуры на мундире и эполетах, да, собственно, и самого мундира с эполетами не наблюдалось. Товарищ Фрунзе встретил нас в небольшом скромном кабинете, в простой гимнастерке, перетянутой узким ремешком. Я почему-то ожидал увидеть на нем «Красное знамя», полученное им еще за Колчака, но, видимо, замнаркома был человеком скромным и не хотел постоянно тыкать всем в лицо своим геройством. Да и вообще — раньше я видел его только издалека, на коне, в папахе, с бородой, так что внешность его мог представить только по мутным фото в газетах. В жизни же товарищ Фрунзе обладал округлым лицом, роскошными усами — бороду он, видимо, сбрил — и веселыми глазами, глазами открытого и душевного человека.

Он не погнушался встать из-за стола, обтянутого зеленым потертым сукном, поздоровался с нами за руку:

— Товарищ Чеглок, товарищ…?

— Кречетов, мой помощник.

— Товарищ Кречетов. Ну, меня вы, наверное, знаете? — мелькнула в глазах искорка смеха.

— Наслышаны, — серьезно кивнул мой начальник. Настолько серьезно, что сразу становилось понятно — он шутку принял и поддержал.

Два безымянных кавалериста, привезшие нас в Штаб РККА, молча сидели на стульях у двери. Потому как узкий диванчик заняли мы с Чеглоком, а больше мебели в кабинете и не было. Не на стол же к Фрунзе им садиться?

Что-то жизнерадостность замнаркома меня немножко на несерьезный лад настраивает… Надо бы собраться, навряд ли он нас сюда позвал байки о войне потравить. Что-то случилось, что-то наверняка серьезное…

— К делу, товарищи агенты. Сразу хочу предупредить — дело у меня к вам характер носит такой… щекотливый… Вроде как даже и не дело, а так, личная просьба… Очень уж вопрос вроде бы несерьезный…

Тут товарищ Фрунзе коротко выдохнул, как перед сабельным ударом, и рубанул напрямую:

— Вещь у меня пропала, товарищи. Прошу вас ее найти.

— Что за вещь? — деловито спросил Чеглок, — Вид, приметы? Когда украдена?

Фрунзе погладил подбородок, похоже, по привычке, оставшейся от ношения бороды:

— Вот какая закавыка, товарищ Чеглок… Она вроде как и не украдена вовсе?

— Потеряна?

— И не потеряна…

Я, слушая их разговор, несколько растерялся. Пропала, но не украдена и не потеряна — это как? Сломана, что ли? Так мы вроде бы не мастера по ремонту… кстати, чего?

— Товарищ Фрунзе, — я подавил желание поднять руку, как в школе, перед вопросом учителю, — Что за вещь-то?

Михаил Васильевич — о, вспомнил его имя-отчество — в отличие от школьного учителя, на вопрос с места ругаться не стал, снова потер подбородок.

— Был у меня талисман один, с детства он у меня… Сразу скажу — не волшебный он, как, к примеру, тумар, а просто так, памятная вещица. Подковка маленькая, из бронзы отлитая. Вот такого размера.

Судя по расстоянию между пальцами Фрунзе, подковка подошла бы разве что коту. Да те и без подков топают иногда, как будто у них копыта…

— Всю жизнь она со мной, и Сибирь прошел я с ней, и Крым, а вот в Москве она возьми, да и пропади.

— Так, может, украли ее все же? — спросил Чеглок, — Мало ли, может, кто и подумал, что волшебный это талисман, удачу приносит, да и позавидовал…

— Я б тоже так подумал, товарищ Чеглок, у нас тут… — Фрунзе кашлянул, — В общем, есть у меня, среди моих людей…

Слово «моих» он подчеркнул голосом, как бы говоря, что это не просто люди, доставшиеся ему в подчинение, а прямо-таки — ЕГО люди, возможно, прошедшие с ним те самые Сибирь и Крым. Люди, которым он доверяет, как себе.

— … есть те, кто заговором на поиск краденого владеет.

Есть такие заговоры, встречаются и люди, что ими владеют. Были бы они ценным подспорьем в нашей работе, да вот только, во-первых, заговор этот чаще всего работает тогда, когда СВОЮ вещь ищут. Вещь, украденную у родственника — уже так-сяк, у соседа или односельчанина — со скрипом. А вещь незнакомца — считай, что и не найдет. Были у нас такие заговоры, в сборнике для служебного пользования НКВД, да толку от них почти не было. Ну а во-вторых — воры, они тоже не дураки, и свои заговоры имеют, на сокрытие украденного. Так что тут — сила на силу, дока на доку, кто кого переколдует. Хотя… Если это — люди Фрунзе, то для них такой поиск — считай, что личное дело. Должны были найти.

— Да вот только, видите ли, в чем дело… Когда Макар попробовал мою подковку найти…

Один из сидевших у двери коротко наклонил голову в буденовке, как бы давая знать, что вот он — этот самый Макар, и да, он пробовал вещь искать. В моей голове внезапно и не к месту всплыло воспоминание, что буденовки сначала фрунзевками называли, потому что они впервые в его войсках пошли. А потом как-то все на Буденного съехало.

— … не получилось у него ничего. Причем, по словам Макара, так не получилось, как будто не крал ее никто.

Еще один недостаток всяких заговоров — они чересчур конкретные. Заговорят тебя от свинца и железа — пуля обойдет, сабля соскользнет, зато камнем брошенным голоу проломит и мяу сказать не успеешь. Нацелен заговор на поиск краденого — и, скажем, потерянное или забытое нипочем не найдет.

— И на поиск потерянной вещи заговор тоже использовался. Опять не сработало, как будто и не терялась она вовсе.

Да, вот теперь хитрушка понятна. Как в той сказке — не голая и не одетая, не пешком и не верхом… Не украдена и не потеряна. И нету. Как исчезла?

— Рекомендовали вас, товарищ Чеглок, как человека сведущего во всякой чертовщине. Ну не могу понять, куда ж мой талисман делся⁈

— Домового просили?

— Просили, не вернулась.

Чеглок потер подбородок, явно заразившись этим движением от Фрунзе.

— Где последний раз видели?

— На Лубянке, как раз перед зданием ОГПУ. С замнаркома НКВД встречались, по служебным вопросам.

— Ну, навряд ли замнаркома у вас ее стибрил, — пошутил Чеглок.