Табельный наган с серебряными пулями (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 19

Двойной Нельсон.

Кто его знает, почему: двойной нельсон — это прием такой, из французской борьбы. Может, имел в виду, что тот, кто в лапы этого Нельсона попадет — уже не вырвется, прям как из борцовского нельсона? Кто знает…

2

Но вы не думайте, что я, о таком открытии узнав, прям бросил все дела и кинулся эту мерзопакость выискивать. Тут сам товарищ Чеглок его найти не может, а Степа Кречетов отыщет, ага. Не говоря уж о том, что и без всяких нельсонов работенки у МУРа хватало.

Сидим мы, значит, как-то в отделе… Ну, как «мы». Я да Цюрупа, пресвитер наш.

Товарищ Чеглок уже несколько дней как отправился самолично банду колдунов вскрывать. Внедриться к ним под видом, значит, коллеги, прибывшего из Запорожья. Правда, не помню, чтоб Запорожье какими-то колдунами славилось, но на том и упор был, что он, значит, в ремесле этом неопытен, вот и приехал умений и мастерства у старших товарищей понабраться. Честно говоря, мне эта затея сомнительно показалась: товарища Чеглока в Москве не то, что каждая собака, думаю, и половина кошек знает. Но товарищи меня успокоили, сказав, мол, не боись, Степа, наш начальник так замаскироваться может, что его родная мать не узнает, не то, что какие-то там колдуны-бандиты. Не первый раз, чай, у нас в МУРе этот прием, внедрение под видом кого-нибудь, вообще частенько использовался. Так-то оно так, но на сердце все равно неспокойно…

Коля Балаболкин в больнице лежал, рану свою боевую залечивал. Главное — при нем эту рану боевой не назвать, а то ж обидится смертельно. Ну сами посудите — в перестрелке участвовать, ни единой царапинки не получить, а потом, когда уже все закончилось — на доску с гвоздем наступить. Пробил ногу насквозь, хуже, чем любой пулей. Вроде и смешно, а вроде и подцепишь от ржавого гвоздя столбняк — и будешь корчиться, пока не закопают. Лекарства от этой заразы еще не придумали, одна надежда на врачебные заговоры, которые, знаете ли, тоже не каждый раз срабатывают. Один врач прошепчет «Заря-заряница, красная девица…» и все такое прочее — и как рукой снимет. А другой хоть изшепчись весь — никакого толку.

Хороненко в Лефортовский распределитель Петьку-Паука повез. Взяли мы его с Хороненко буквально сегодня утром, неделю охотились. Думали — какой-то особо хитрый уголовник, по ночам в квартиры влезает и все, что ни на есть ценного найдет — с собой уносит. Да так ловко, что и хозяева не просыпались. Оказывается — мальчишка, нашел где-то на улице воровской инструмент, перчатки-стенолазки, да с их помощью по стенам, как тот паук, и ползал. Даже не из голода или там нищеты, из глупого азарта. Ладно был бы беспризорником — тогда понятно. Ладно бы совсем ребенком — тогда тоже понятно, ума еще нет. Так ему ж, дураку, уже восемнадцать стукнуло! Я сам не поверил — с виду мальчишка мальчишкой. В войну такие уже ротами командовали, под пули и сабли шли, а он — игрался. Вот посидит полгодика, ума наберется…

Фелинолог наш, с котом Трефом, уехали жалобу какой-то бабки на нечисть, в доме у нее озорующую, проверять. Вот и остались мы с Цюрупой вдвоем. Он цепь от кадила ремонтирует, разорвавшееся звено запаивает, а я решил вот, пользуясь минуткой свободной, «Известия» почитать. Так-то я больше «Гудок» люблю, как там товарищ Г. П. Ухов лентяев и жуликов продирает — хорошо пишет, чертяка — но сегодня про новости хотел узнать. Там басмачи Хиву осадили, а я ж воевал в тех краях, вот и хочу узнать, дали им по усам или еще нет.

В дверь бодро постучали и, не дожидаясь ответа, к нам в отдел вошли штаны.

3

Понятное дело, не сами — хотя после шубы, бегавшей по Тверской, я бы не удивился — штаны вошли вместе с хозяином. Просто настолько это были замечательные штаны, что сразу же притягивали к себе все внимание.

Широченные галифе, пошитые из ярко-зеленого сукна, похоже, когда-то стянутого с бильярдного стола, бросались в глаза так, что и не сразу обращаешь внимания на того, кто в них пришел.

Невысокий, даже где-то щупловатый парнишка, моего, наверное, возраста. Помимо галифе вошедший носил старое, вытертое осеннее пальто, совершенно не подходящее по сезону, и лисью шапку, до крайности похожую на чучело лисы, когда-то виденное мною в охотничьем магазине — такая же клокастая, облезлая и даже, вроде бы, так же разит нафталином.

— ОБН? — весело спросил вошедший, нимало не смущаясь своего клоунского вида.

— Он самый, — встал я из-за стола, — А вы, товарищ, кто таков будете?

— Я — Вася, — протянул тот руку, — Вася Березкин. Я к вам из Рязани приехал.

— Степан Кречетов.

Пресвитер махнул было рукой с паяльником, но глухо закашлялся. Вот еще беда с человеком, чахотка его бьет, на фронте подцепленная. И, как и со столбняком — ни лекарств, ни заговоров, разве что травы, да еще собачий жир, говорят, помогает. Только где ты в зимней Москве жирных собак сыщешь?

— Какими судьбами к нам? Заявление о преступлении?

— Неа. Сейчас… Погоди…

Вася из Рязани достал из-за пазухи белую тряпочку, развернул ее и протянул мне помятые бумажки. Я взял их, уже чувствуя, что ничего хорошего в них не увижу.

И как в воду глядел.

Согласно этим бумажкам товарищ Березкин направлен к нам в МУР в командировку. От уголовного розыска города Рязань.

4

Рязанский товарищ как будто походя сломал запор на двери, через которую к нам в отдел хлынули ранее где-то прятавшиеся события.

Сначала товарищ Цюрупа допаял, наконец, свое кадило и решил его опробовать и заодно разогнать в помещении возможно накопившихся эфирников. Когда б им накопиться, если сам же пресвитер регулярно их отсюда гоняет? Но, как говорит товарищ Семашко — болезнь легче предупредить, чем лечить. Цюрупа взмахнул кадилом, с инвентарным номером, написанном на боку свинцовым суриком…

И тут же закашлялся рязанский Вася, не успев рассказать, чего он в Москву, собственно, командировался.

Мы напряглись.

Дым от освященного ладана — вещь ароматная и кому-то, конечно, может и не понравиться, но у нас в ОБН уже условный рефлекс — если рядом кто реагирует на ладан, проверь, уж не нечисть ли?

Вася, продолжая кашлять, замахал руками, размотал замызганный шарф и полез за ворот, доставая из-за него крест. Ну… будем считать, что ложная тревога…

— Не поверите, — развел Вася руками, — Слюной поперхнулся. Сутки не евши, а тут дымком пахнуло, прям так сразу мясца жареного захотелось…

Не бросать же человека погибать от голода? Пришлось за кипятком идти, чаем поить, сушками угощать. Прибыл к нам рязанский гость, как выяснилось, в поисках одного мошенника, который, пообещав жениться, обманул аж трех рязанских вдовушек на очень красивую сумму. Обманул — и, по имеющейся информации, рванул тратить добытое в злачных заведениях города Москвы. Вот Васю за ним и отправили.

Тем временем в отдел вернулись Треф с фелинологом и некой бабкой. Кот, не отреагировав на незнакомца, сразу же запрыгнул на подоконник и закрыл глаза, мол, устал я с вами, людьми, дальше без меня. А фелинолог принялся записывать сбивчивые и путаные слова бабушки, жалующейся сразу и на разгул нечисти в ее доме, и на соседа-стрекулиста тонконогого, и на цены на дрова, которые растут, как скаженные. Цены, понятное дело, не дрова.

А тут и курьер Митрофан — ни в коем случае не Митроха! Обидится! — принес мне аж два конверта с бумагами.

В первом было письмо из Воронежа, в котором сообщалось, что от них к нам едет известный мошенник, благополучно облегчивший карманы воронежских граждан и кассы воронежских же учреждений, после чего… правильно, рванувший в Москву.

— Отдел по борьбе с нечистью… — проворчал я под нос, копируя отсутствующего Чеглока, — мошенниками не… А, вот оно что…

Мошенниками мы, правильно, не занимались. А вот людьми, которые для своего неблагого ремесла используют колдовские внушения — занимались. И еще как.