Миллионщик (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 12

Я с облегчением вздохнул. Кажется, мы нашли то, что искали. Молодой, энергичный, полный энтузиазма и желания работать доктор, готовый разделить с нами все тяготы таежной жизни.

— Я очень рад это слышать, Леонтий Сергеевич, — сказал я, крепко пожимая ему руку. — Уверен, мы сработаемся. Со своей стороны, я гарантирую вам достойное содержание, отдельное жилье, все необходимые инструменты и медикаменты, которые мы сможем достать. А также — уважение и всемерную поддержку. Уверяю, что сделаю все, чтобы обеспечить вам и вашим пациентам достойные условия!

Так в нашем отряде появился еще один очень нужный человек — наш первый штатный доктор. И это было еще одной маленькой, но очень важной победой на пути к нашей большой цели.

Как оказалось, вещей у Овсянникова совсем немного, так что он со всеми пожитками уместился в одни-единственные сани. Пользуясь оказией, я закупил в Кяхте небольшую партию чая, некоторые инструменты для доктора и какие только сумел найти. Ну и, конечно же, я не упустил случая вновь заглянуть в оружейную лавку, прикупить еще несколько револьверов и ружей, а так же пороху и патронов.

Через два дня Сафар вместе с Овсянниковым во главе небольшого каравана отправился на прииск. Нам же с Изей предстояла новая поездка — в Читу.

Глава 6

Проводы небольшого каравана, увозившего на прииск доктора и необходимые грузы, прошли быстро и по-деловому. Я смотрел, как скрываются за припорошенными снегом сопками последние нанятые нами сани. Сафар, сидевший на облучке передних саней, в своем основательном овчинном тулупе, даже не обернулся — его мысли были уже там, на далеком Амбани Бира, рядом с его Улэкэн.

Молодой доктор Овсянников, напротив, то и дело оглядывался, с юношеским восторгом махая нам рукой в толстой меховой рукавице, словно отправлялся не в дикую, полную опасностей тайгу, а в захватывающее кругосветное путешествие. Что ж, дай бог, чтобы этот энтузиазм не угас при виде первой рваной раны или вида цинги.

— Ну вот, Курила, мы таки одно дело сделали, — проговорил довольно Изя, зябко потирая озябшие руки и топая валенками. Пар от его дыхания тут же превращался в иней на длинном лисьем мехе его шапки и воротнике необъятного кожуха. — Можно сказать, будет свой доктур. Теперь бы и нам с делами не затягивать. Надо бы и оставшееся золотишко продать, а там и в Читу покупать землицу. Жду не дождусь, когда мы все устроим с прииском и будем наконец чувствовать себя богатыми и уважаемыми людьми!

— Ты прав, Изя, — согласился я, ощущая, как утренний холод пробирается под кухлянку. — Завтра попробуем продать золотишко, есть парочка купцов на примете, да и Верещагина обещала поспособствовать. А там уже и в дорогу. Путь предстоит неблизкий.

После обеда на нашем постоялом дворе появился слуга из дома Верещагиной. Молодой крепкий парень с редкой белокурой бородкой вырос словно из-под земли, заученно поклонился, не сгибая спины, и протянул мне небольшой плотный конверт из дорогой рифленой бумаги с оттиснутым на сургуче гербом — переплетенными буквами «И» и «В».

— Аглая Степановна просит господина Тарановского пожаловать к ней сегодня вечером, — безэмоциональным голосом произнес он. — Для сугубо конфиденциального разговора.

Я удивленно вскинул бровь. Приглашение, переданное с такой помпой, выглядело почти как приказ.

«Может насчет оставшегося золота? Хотя не похоже» — промелькнуло у меня в голове.

— Что это ей еще понадобилось? — прошептал Изя мне на ухо, когда дворецкий, получив мое молчаливое согласие, так же бесшумно удалился. — Ой-вэй, не нравится мне это, Курила. Как бы она не передумала… Не бывает так, чтобы все было так гладко!

— Узнаем вечером, — коротко ответил я, хотя и у самого на душе заскреблось легкое беспокойство. Уж больно настойчивым и официальным было это приглашение.

Вечером, оставив Изю сторожить наши капиталы, я вновь направился в знакомый особняк. На этот раз меня провели не в парадную гостиную с портретами и роялем, а в небольшой, уютный кабинет хозяйки на втором этаже. Обстановка здесь была совершенно иной: строгой, деловой и какой-то… не женской, что ли. Тяжелый письменный стол из темного мореного дуба, заваленный образцами чая и папками, перевязанными тесьмой, кожаные кресла с высокими спинками, книжные шкафы до самого потолка, заставленные фолиантами в тисненых переплетах. На стене висела огромная, пожелтевшая от времени карта Российской Империи с отмеченным на ней маршрутом Сибирского тракта. В массивной голландской печке с сине-белыми изразцами тихонько гудело пламя, а в воздухе витал тонкий аромат дорогих духов, крепкого кофе и старой кожи. Все говорило о том, что это не место для светских бесед, а действительно рабочий кабинет.

Аглая Степановна сидела в глубоком кресле у огня. На ней было элегантное и строгое платье из темно-зеленого бархата, которое выгодно подчеркивало ее стать и отливало в свете огня почти черным. Выглядела несколько напряженно, но ее умные, проницательные глаза смотрели на меня все так же внимательно и цепко.

— Прошу, господин Тарановский, присаживайтесь, — кивнула она на кресло напротив. — Не желаете ли хереса? Говорят, он помогает вести откровенные беседы.

Я не отказался. Когда слуга принес хрустальный графин и бокалы и бесшумно удалился, Аглая Степановна заговорила первой, медленно вращая бокал в тонких пальцах.

— Разрешите, Аглая Степановна, еще раз поблагодарить вас за неоценимую помощь с доктором Овсянниковым! — галантно произнес я, прикладываясь к ее прохладным пальцам.

Верещагина любезно улыбнулась.

— Я очень рада, что смогла помочь вам с доктором. Искренне надеюсь, что он сумеет избавить от мучений жену вашего верного товарища. И, Владислав Антонович, хочу вам сказать, что вы поступили как благородный и дальновидный руководитель. Такие люди редкость!

— Я лишь сделал то, что должен был, — пожал я плечами. — Еще раз благодарю вас за содействие!

— О, пустяки. Не стоит благодарности! — отмахнулась она и сделала небольшой глоток из своего бокала. Ее взгляд стал серьезным. — Однако, давайте говорить начистоту, Владислав Антонович. Или мне следует называть вас как-то иначе?

Я внутренне напрягся, кровь застучала в висках, но я заставил себя остаться невозмутимым, медленно поднеся бокал к губам.

— Можете называть меня так, как вам будет удобнее, сударыня.

Она усмехнулась, оценив мою выдержку.

— Хорошо. Не будем ходить вокруг да около. Вы не австрийский коммерсант, а я не наивная девица. Не знаю, кто вы, но уж точно не австрияк и не поляк. Есть в Вас, что-то наше! Я вижу перед собой человека дела, с железной хваткой и большим будущим. То, что вы смогли сюда привезти не плохой караван с чаем, без знакомств и понимание, меня удивило еще в первый раз. А теперь смогли за несколько месяцев намыть почти пятнадцать пудов золота в дикой тайге, меня поразило, и это говорит о многом. А поразить меня не просто!

Она сделала паузу, внимательно глядя на мою реакцию.

— Я навела некоторые справки, — продолжила она так же ровно, и ее голос стал похож на шелест стальных лезвий. — В общем стало известно об одном Владиславе Антоновиче Тарановском из Австрии, во время Крымской войны он был в плену у наших войск. А зная злопамятность поляков, сомнительно, что он стал бы вести дела у нас. Подумайте над этим!

Верещагина же улыбнулась улыбкой акулы и продолжила:

— Зато в последние месяцы пошли слухи о дерзком побеге с Карийских приисков. Говорят, беглецы неслыханно удачливы… и очень опасны. Я не собираюсь лезть в ваше прошлое, господин… Тарановский. Меня интересует будущее. Ваше и мое.

Сердце у меня на миг пропустило удар, но я сохранил каменное лицо. Вот так. Она знает. Или догадывается, что почти одно и то же. Ладно, мы разговариваем не в присутствии урядника — и то хорошо!

— Я вас слушаю, Аглая Степановна, — ровно ответил я.

— Я хочу повторить свое предложение, но уже в более конкретной форме. Я хочу войти в ваше дело. Стать вашим полноправным партнером.