Императрица Мария. Восставшая из могилы - Барятинский Михаил Борисович - Страница 70

Театр был заполнен военными и уже основательно пропах табачным дымом. За кулисами было относительно безлюдно, так как вход сюда охранялся казаками и офицерами охраны великой княжны.

Чуть отодвинув задернутый занавес, Николай посмотрел в зал.

– Ого, народу-то сколько!

Зал был полон, и если в первых рядах партера, где расположились старшие офицеры, еще соблюдался относительный порядок, то дальше люди буквально сидели друг на друге. Проходы вдоль стен и лож бенуара были уставлены стульями. Впрочем, и стоявших людей тоже было немало. Все ярусы также были забиты, причем там, наверху, среди военных были заметны и женщины. Штатских почти не было – из знакомых лиц Николай узнал только старшего Пепеляева и Михайлова, был кто-то еще, но незнакомый. Зал был неожиданно ярко освещен – люстра под потолком и все прочие светильники горели на полную мощность.

– Ого, – удивился подошедший Деллинсгаузен, – где-то что-то отключили. Давно не видел такого яркого освещения!

– Я не всех знаю в лицо, – сказал Николай. – В ложе вижу Болдырева, Колчака, Тимирева, Иванова-Ринова. В первом ряду – казаки. А остальные? Не подскажете?

– Извольте. Тэк-с, рядом с Болдыревым сидит генерал-майор Менде Михаил Константинович, командующий Западно-Сибирским военным округом. Там же полковники Лебедев и Сахаров, еще какой-то моряк, я его не знаю. В первом ряду сидят генерал-лейтенант Ханжин Михаил Васильевич, генерал, извините, уже полковник, – Деллинсгаузен усмехнулся, – Матковский Алексей Филиппович, генерал-майор Дитерихс, генерал-лейтенант Будберг Алексей Павлович – надо же, из Харбина приехал! А впрочем, не он один! Смотрите, Николай Петрович, видите колоритную личность, могучий старик, борода лопатой? Это генерал-лейтенант Хорват Дмитрий Леонидович!

– Это который начальник КВЖД?

– Он самый!

– Подвиньтесь чуть-чуть, я не вижу! – услышали они шепот и обернулись.

Из-за их спин, привстав на цыпочки и высунув кончик языка от любопытства, смотрела в зал великая княжна. Мужчины переглянулись и затряслись от смеха, настолько комичным и по-детски непосредственным было ее лицо. Маша надулась.

– Так смешно, право, я не знаю! Трудно подвинуться, да? Скажите, барон, а кто этот генерал от инфантерии, что сидит рядом с Хорватом?

– Это Василий Егорович Флуг.

– Получается, что он здесь самый старший в чине?

– Да, получается. В этом зале – да. Он приехал, скорее всего, как и Будберг, с Хорватом из Харбина.

– Интересно, зачем?

Мужчины опять затряслись от смеха.

– Мария Николаевна, вы действительно не догадываетесь? – на всякий случай поинтересовался Деллинсгаузен.

Великая княжна не ответила.

– А кто этот чех с повязкой на глазу, что сидит рядом с Гайдой? – спросила она.

– Это командир Чехословацкого корпуса генерал Ян Сыровы, а рядом с ним – Богдан Павлу, представитель Чехословацкого национального совета.

– Посмотрите, там в другой ложе – генерал Нокс, полковник Уорд, Элиот и еще кто-то, кажется, французы, – сказал Николай.

– Слетелись, стервятники, – с неожиданной злостью сказала великая княжна.

Перестав разглядывать зал, они прошли за кулисы.

– Надо прическу поправить, – сказал Николай, – немного примялась, от платка, наверное.

Они стояли вдвоем, чуть в отдалении от остальных. Офицеры охраны и еще какие-то люди, в том числе штатские – очевидно, сотрудники театра, – отступили от них на несколько шагов.

– Так лучше? – Великая княжна попробовала поправить. – Тут и волос-то мало!

– Нет, не очень.

– Тогда сам. – Маша наклонила голову.

Николай, передав ей папку с манифестом, достал из кармана гребешок и попытался сделать прическу попышнее, для чего пришлось переколоть пару заколок. Теперь «голливудская» прическа выглядела вполне пристойно. Окружающие молча смотрели на них. До трех часов оставалось еще несколько минут. За занавесом гудел зал.

Великая княжна отступила на полшага, посмотрела на Николая.

– Все нормально?

– Бледная очень, – ответил он.

– Волнуюсь.

Николай внезапно ударил ее по щекам, вызвав шок у наблюдавших эту сцену. Оторопела и Маша.

– Ты что?

– Ну вот, – удовлетворенно заметил Николай, – щечки сразу порозовели! Давай папку!

– Ну вы даете, Николай Петрович! Предупреждать же надо! – Маша отдала ему папку, перекрестилась, а потом внезапно шагнула к нему и поцеловала в губы.

– Занавес! – приказала она и, сжав кулачки, пошла на сцену.

На ярко освещенной сцене городского театра в Омске стояла молодая девушка в строгом черном платье, перехваченном через плечо широкой красной лентой с золотой каймой. Никому из находившихся в зале не нужно было объяснять, что это за лента и почему она на девушке. Никаких украшений, кроме тонкой нитки жемчуга на красивой гордой шее, на ней не было. Но она в них и не нуждалась, так красива, так ошеломляюще хороша настоящей русской красотой была она.

Зал оглушающе затих. И в наступившей тишине неожиданно громко раздался голос вице-адмирала Колчака:

– Господа офицеры!

Грохнув стульями, зал встал, приветствуя великую княжну.

– Здравствуйте, господа! – произнесла она и, коротко вздохнув, продолжила: – До сведения тех, кто еще не встречался со мной, довожу, что я – великая княжна Мария Николаевна, третья порфирородная дочь императора Николая Второго. Мой отец, государь император Николай Александрович, подло и безжалостно убит в ночь на семнадцатое июля сего года в подвале дома инженера Ипатьева в Екатеринбурге. Вместе с ним убиты моя мать, государыня императрица Александра Федоровна, мои сестры Ольга, Татьяна и Анастасия, мой брат – наследник-цесаревич Алексей. Их судьбу разделили и люди, до последнего остававшиеся с нами: доктор Боткин, повар Харитонов, камердинер Трупп и комнатная девушка Аня Демидова.

Волею Господа уцелела только я. В меня попали две пули, меня ударили прикладом по голове, а после пытались добить штыком. Но не добили – Господь решил сохранить мне жизнь и руками представителей простого народа, крестьянскими руками избавил от смерти.

Однако же мне представляется необходимым вернуться в более раннее время, обратиться к тем событиям, которые привели к этому убийству. Я хочу вспомнить день второго марта года семнадцатого, день отречения государя императора от трона. Было ли это отречение законным? Можно ли считать законным отречение монарха, полученное насильственным путем в результате заговора? Является ли достаточным в данном случае карандашная подпись государя на телеграмме начальнику штаба, выданной впоследствии за Манифест об отречении?

В зрительном зале была прекрасная акустика, звонкий голос великой княжны доносился до самых дальних рядов. Этому способствовала и мертвая тишина, стоявшая в зале. Такая тишина, что слышно было, как бьется осенняя муха о стекло какого-то светильника.

Великая княжна, немного помолчав, продолжила:

– Родзянко, Львов, Шульгин, Гучков, все командующие фронтами, включая и великого князя Николая Николаевича, – вот основные фигуры заговора! Угрожая государю оружием, шантажируя его угрозой расправы над членами семьи – женой и детьми – эти, с вашего позволения, мерзавцы вырвали у него отречение! О будущем России думали они? Ничуть не бывало! Все они искали только личной власти, личного своекорыстия! Править захотелось господам либералам! Получилось, но не долго! Выпущенный из бутылки джинн русского бунта, бессмысленного и беспощадного, смел их, как метлой! Кто-то в бегах, а кто-то и отдал Богу душу, как, например, генерал Духонин.

Главное же в том, господа, что любые обстоятельства, вынуждающие царствующего государя отречься от власти, можно рассматривать не иначе как преступление, бунт против законной власти императора и измена ему. А значит, отречение государя нельзя признать законным, как нельзя признать законными и все последующие события: формирование Временного правительства, созыв Учредительного собрания и уж тем более октябрьский большевистский переворот!