Новая жизнь (СИ) - Волков Тим - Страница 49

— Докажи, — рявкнул Иван Павлович. — Где улики? Книги? Письма? Или опять Субботин напел? Показания выбиты принудительно и ничего не стоят!

Гробовский лишь хмыкнул. И не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Не глупи. Иди лучше в больницу, лечи своих немощных и убогих. Пока еще можешь.

Глава 20

Идти на «квартиру» не хотелось. Хотя дежурить нынче была очередь Аглаи, Артем остался в больничке:

— Ступай, Аглаюшка, домой… отдыхай. Я подежурю… мне… мне надо! Все равно не засну.

— Ой, Иван Палыч… Да не корите вы себя так! — выйдя из-за стола, девушка сняла косынку и, взяв плотный платок, подошла к зеркалу. Глянула на себя, на веснушки, на широкое доброе лицо… Обернулась:

— Иван Палыч… вот я — девушка простая?

— Ну, наверное, да-а… — снимая пальто, удивленно протянул доктор. — А почему ты спрашиваешь?

— А с чего видать, что простая?

Санитарка проигнорировала вопрос, впрочем, и на свой сама же и ответила:

— Да со всего и видать! И — как говорю, и как веду себя, и одежка, опять же… А Анна Львовна? Да за версту видать — антилегенцыя! Не из простых.

— Ты к чему это, Аглая? — насторожился Артем.

— А к тому, Иван Палыч, не берите в обиду… Это с нами, с простым-то народом, можно, как хошь! — повернувшись, Аглая подбоченилась и облизала губы. — Хошь — в тюрьму, хошь — бей, издевляйся… А вот с Анной Львовной — я смекаю, не так. Антилигенцыя! Кто знает, что у нее за родня? Да кто друзья-подруги? Може, окромя тех сицилистов, еще и знатные есть? А вдруг, да вступятся? И что, Гробовский будет вот так запросто учительницу обижать? Он что ж, совсем дурень?

— Дурень-то не дурень… Но, ведь приказ! — усевшись за стол, доктор вытянул ноги. — Да и дело такое… отличиться можно. Вот он и… Хотя… А ведь в чем-то ты, Аглая, права! Анна-то не из простых… Не из деревенских… Ах, Аглаюшка! Ну, до чего ж ты умная!

Вскочив на ноги, Артем вдруг схватил девчонку в охапку и закружил, напевая что-то веселое… Нет, на «Параноид»… Скорей, из «Рамштайна» что-то…

Потом устыдился, поставил санитарку на пол. Та вдруг расхохоталась:

— Ой, Иван Палыч! Скажете тоже — умная… Даже читать да писать еще толком не научилась…

— Ничего, научишься! Вот, Анна Львовна вернется…

После вечернего обхода, доктор уселся за стол, открыл толстую амбарную книгу — журнал, обмакнул в чернильницу перо… Фронтовики потихоньку шли на поправку, а вот что касаемо недавно поступивших — так тут сделали, что смогли. Операции проведены, лечение назначено. Тут теперь — время. Пахомыч, староста, под наблюдением будет, а Чарушина на днях увезут в город, уже можно.

Ах, Заварский, Заварский, вот же ты черт! И точно такой же черт — Гробовский. Только с другим знаком. Лучше даже сказать — дьявол! Энергичный, беспринципный, наглый… И — умный, уж этого тоже не отнять. Умный… На этом и сыграть! Да-да, именно.

Приняв утренних пациентов, Иван Палыч оставил посетителей на попечение Аглаи и, заведя мотоциклет, резво покатил в город. Про новый «выезд» доктора в селе еще знали не все, а потому, завидев рычащий «мотор», прохожие раскрывали от удивления рты и ругались. Бабули же, крестясь, плевали в след — экая дьявольская колесница! Вот ведь, удумают же — все для погибели рода человеческого.

В город все равно было нужно — заехать на склады Нобеля, составить договор на бензин и смазочные масла, отвезти его в управу, Ольге Яковлевне…

У нее же доктор, как бы невзначай, спросил про тюрьму… Не про обычную, а в которой держат «политических»…

— Так в той же и держат, — оторвавшись от «Ундервуда», секретарша чиркнула спичкой. — У нас тут одна тюрьма — другой нету. А вы к чему спрашиваете, Иван Павлович?

— Да так…

— Насколько знаю, для политических там отдельные камеры, — выпустив дым, Ольга Яковлевна с неожиданной мечтательностью посмотрела в окно. — Хотя, и к уголовникам могут бросить. Одно слово — сатрапы!

— Ох, Ольго Яковлевна! — поежился Иван Палыч. — И не боитесь вы такие слова говорить?

— А чего бояться-то? — выпустив дым, секретарша глуховато хохотнула. — Нынче ведь не тринадцатый год! И даже не пятнадцатый! Что в Думе иные депутаты творят — уму непостижимо! Даже, вроде бы, и солидные партии — «октябристы», кадеты… Гучков, Милюков… Да тот же Керенский — ну, тому сам Бог велел, как социалисту… Да вы газет, что ли, не читаете, Иван Павлович? Хотя, в вашей-то глуши — какие газеты?

Выйдя из управы, Иван Палыч увидал мальчишек-газетчиков… Вернее сказать –услыхал…

— Покупайте «Губернские ведомости». Свежий номер!

— «Губернские ведомости», «Губернские…» — наперебой кричали мальчишки.

— Кровавое покушение на генерал-губернатора! Множество жертв!

— Подрывная речь господина Милюкова в Государственной Думе!

— Скандальное заявление господина Керенского!

Доктор подозвал мальчишек:

— Дайте-ка газетку… ага…

* * *

Уездная тюрьма, где так же содержались и просто взятые по стражу на период следствия, располагалась на южной окраине города, за железнодорожными путями. Артем добирался туда где-то около часа — навигаторов еще не было, как и толковых дорожных указателей. Приходилось останавливаться, спрашивать дорогу у извозчиков…

Наконец, на углу, за голыми вербами, показался высокий кирпичный забор и приземистое административное здание, тоже сложенное из красного кирпича. У ворот курили дюжие жандармы с шашками. Их доктор и расспросил.

— Политические? — служители прядка с любопытством пялились на мотоцикл. — Да есть… Вам кого надо?

— Да мне бы…

— А это что же — английский? На керосине?

— Наш! Бензиновый.

— Гляди-ко! И быстро бежит?

— Сорок километров в час! А под горку если — так и все полсотни.

— Иди-ка! Это и скаковую лошадь обгонит! А с виду-то… тьфу! Так, говорите, на бензине? А бензин, поди, у Нобеля?

— У Нобеля… Мне бы про госпожу Мирскую узнать. Понимаете, господа, ее совершенно случайно…

— Сицилистов послушать — так их всех случайно! Эх, в старые бы времена…

— Эвон, мил человек… — поправив башлык, один из жандармов указал рукой на невысокое крылечко. — Поднимайтеся — и налево. Там, в присутствии, спросите…

— Спасибо!

Поблагодарив жандармов, молодой человек со всех ног бросился в канцелярию… так называемое «присутствие»…

Какой-то тюремщик с мутными глазами — судя по широких поперечных нашивках на погонах — фельдфебель — долго буравил посетителя взглядом:

— Говорите — Мирская?

— Да-да! Анна Львовна. Учительница. Мне б свидание… передачку бы…

— Это все — к следствию! — тюремщик открыл журнал. — Мирская… Мирская… ага, вот… За господином поручиком Гробовским записана.

— Да, за Гробовским…

Однако — поручик! — Артем про себя хмыкнул. — Типа — старший лейтенант. Никогда в форме не видел! Так оно ж и понятно…

— Тогда повезло вам! — неожиданно ухмыльнулся прапорщик. — Господин поручик как раз здесь, на допросах. Так что ждите! Я сообщу…

В ожидании, Артем развернул газету.

«Выступление в Государственной Думе против министра внутренних дел г-на Протопопова, назначенного государем без согласия с думским большинством собрала много сторонников…»

Ну, господа депутаты! Ого, как! И впрямь, царя не боятся! Скорее, он их…

«О крамольной речи господина Милюкова…»

Что за речь такая? Все про нее пишут, да никто даже не цитирует!

«Сводки с фронтов: державам „Сердечного Согласия“ не удалось развить первоначальный успех под Соммой…»

«Сердечное согласие»? А, Антанта!

Ага, вот:

«Покушение на господина генерал-губернатора»… Интере-есно! Что тут? Давно выслеживали… ага, ага, как же… боевая группа социалистов… Прям уж группа! Его высокопревосходительство не пострадал… и вскоре отбыл в столицу.

Отбыл в столицу! Значит, Парфенова сейчас в городе нет…

Кто-то прошел… точнее, прошмыгнул мимо, кивнув дежурному прапорщику… Застыв в дверях, на миг обернулся, что-то спросил…