Ковчег Времени, или Большой побег Рафала из Когда-то в Сейчас через Тогда — и обратно - Щигельский Марцин - Страница 23

— Будь очень осторожен, — наставляет меня Эмек.

— Буду, — киваю я, растроганный, что он так обо мне заботится, и неловко добавляю: — И это… спасибо, что помогаешь.

— Не за что. — Эмек пожимает плечами. — Но тут дело не только в тебе. Если ты вдруг попадешься, то можешь нас выдать.

— Да я никогда… — возмущенно начинаю я, но Эмек тут же перебивает:

— Я знаю, что ты не хочешь этого делать. Но тебя могут заставить. Поэтому помни, что речь идет не только о твоей безопасности, а еще и о нашей. Понял?

Старушка уносит с грядки охапку вырванных сорняков и высыпает их на землю возле низкого заборчика. Точнее, это даже не заборчик, а так — несколько колышков, вбитых в землю, а между ними натянуты веревки. Затем она прячет в корзинку овощи, что собрала на огороде, завязывает косынку под подбородком и медленно направляется к выходу из зоопарка. Видно, что старушка очень устала, она немного прихрамывает. Мы выжидаем еще несколько минут и вылезаем из зарослей живой изгороди.

— Помни: никогда не забирай слишком много сразу, — наставляет меня Эмек. — И всегда бери из нескольких мест, чтобы никто не заметил. Отсюда мы возьмем только петрушку.

Мы перепрыгиваем через ограду, сколоченную кое-как из кусочков поломанной мебели. Эмек осторожно вытягивает из земли белый корешок с пушистой зеленой веточкой. Какое счастье, что в Квартале были огороды! Благодаря им я хотя бы умею различать некоторые овощи по вершкам. У петрушки веточки пышные, с крупными листиками, а у морковки — как перья из подушки. Эмек старательно засыпает ямку, оставшуюся от петрушки, а потом наклоняет соседние веточки зелени так, чтобы они заслоняли пустое место.

Потом мы идем на другой огород, где забираем огурец и маленький пучок салата.

— А ведь мы воруем, — вдруг говорю я: меня мучает совесть при мысли о старушке, которую мы видели на грядке.

— Берем взаймы, — уточняет Эмек. — И не даром.

— Как это не даром?

— Увидишь.

Мы прячем добычу в зарослях, а потом Эмек показывает мне спрятанное неподалеку помятое ведро. Оно до половины наполнено водой.

— Я приношу воду по утрам, а когда могу, то и вечером, — объясняет он. — Колонка очень далеко, аж за белыми медведями. Я всегда, когда что-то беру, выпалываю потом сорняки и поливаю грядки. А один раз собрал тут почти всех слизняков. Они жрали салат как бешеные.

— И что ты с ними сделал?

— Вынес за самый дальний забор со стороны Вислы, — гордо заявляет он. — До чего же противные! Я в рубашке их нес.

— Прямо на себе? — заинтересованно спрашиваю я.

— Нет, ты что. Я связал рукава, получилось что-то вроде мешка. Все равно рубашка уже никуда не годилась. Я потом ее выкинул.

Мы черпаем воду консервными жестянками. Я усердно поливаю грядки в старушкином огороде. Увы, воды немного, она быстро заканчивается. Может, удастся найти второе ведро или какой-нибудь бочонок? Тогда мы носили бы воду вдвоем и запас был бы побольше.

— А знаешь, мы — зоологические огородные гномы, — закончив работу, говорю я.

Эмек смотрит на меня с комичным изумлением, а потом начинает смеяться и все никак не может остановиться. Он падает на траву, одной рукой держится за живот, а другую прижимает ко рту и хохочет до слез.

— Ты чего? — спрашиваю я, немного задетый его реакцией, но потом тоже прыскаю.

Мы лежим на траве и покатываемся со смеху. Я уже очень давно так не хохотал. Зажимаем себе рты, чтобы никто не услышал. Смеемся беззвучно.

Мы делим овощи пополам, Эмек провожает меня до погреба и исчезает. Я спрашиваю, где его жилище, но он не хочет рассказывать. Лучше мне не знать — так он говорит. Наверно, и правда лучше, и все-таки — если бы я знал, то чувствовал бы себя немного спокойнее. Пытаюсь читать «Машину Времени». Очень жалко, что здесь нет других книг, потому что время тянется ужасно долго. Хотя в погребе все равно слишком темно, чтобы читать, — я почти не различаю букв, и глаза уже болят.

Вечером начинается дождь, и на Варшаву наплывает гроза.

Сначала становится темно, а потом ударяет первый гром.

Я выглядываю наружу из люка, потому что в окно ничего не видно. Высовываю голову — и в этот момент начинается ливень, как будто на небе кто-то опрокидывает ведро за ведром.

«Выходит, зря мы поливали», — думаю я.

Захлопываю крышку люка и на ощупь возвращаюсь к ящику. Жалко, что здесь нет лампы или хотя бы свечки. Правда, это было бы опасно — кто-нибудь мог бы увидеть свет. Ливень барабанит по земле, гром все грохочет и грохочет. Я не боюсь, потому что точно знаю, что такое гром и молния, — читал об этом. Тучи трутся друг о друга в небе, прямо как коты, и электризуются, а когда ток уже не помещается в них, то летит на землю. Томас Эдисон открыл способ запереть ток в медных проводах и использовать его для разных целей. А молния — это ток, не запертый в проводах. Интересно, можно ли получать ток с помощью котов? Если, например, посадить много котов в одну комнату, чтобы они задевали друг друга при ходьбе, и прицепить им к хвостам проводки, тогда ток, наверно, проходил бы по этим проводам… И тогда электростанции были бы не нужны! Только придется собирать ток в специальные контейнеры. Надо об этом поразмыслить.

Что-то легонько ударяет по моему ящику, и у меня тут же волосы становятся дыбом от страха. Что это? Я таращу глаза в темноте, потом протягиваю дрожащую руку, нащупываю… Это коробка из-под овощей! У страха глаза велики, как говорил Дедушка. Особенно когда ничего не видно. Но почему коробка сама сдвинулась с места? И вдруг меня осеняет. Я быстро наклоняюсь, рука погружается в воду по самое запястье, прежде чем достает до пола. Меня заливает! Дождь такой сильный, что земля уже насквозь промокла и вода больше не впитывается! А что будет, если… Я подтягиваю колени под самый подбородок, прислоняюсь спиной к стене. Нельзя вылезать из погреба в такой ливень. Я же только-только выздоровел.

Внезапно вспомнив о «Машине Времени», я хватаю книгу и прячу ее под свитер. Может, через минутку перестанет лить… Но нет, не перестает. Воды все больше и больше, она уже доходит до моей постели. Я вскакиваю, становлюсь под стенкой. Когда вода поднимется еще выше — ну, скажем, до колен, — тогда убегу. Ничего, если слезу с ящика, то мне будет только по пояс. Но может, через минутку дождь все-таки закончится.

Глава 2

Дождь чуть приутих, но все еще идет. Вода продолжает подниматься — к счастью, медленно. Я чувствую, что ботинки уже наполовину мокрые. Немного подумав, я снимаю их, связываю вместе шнурками и перекидываю через плечо. Что бы я делал без ботинок?! Нельзя, чтобы они развалились. Вода холодная, ступни коченеют. Я стою то на одной ноге, то на другой. Ужасно хочется спать. Деревянный ящик из-под овощей! Я наклоняюсь и шарю вокруг себя. Наконец нахожу. Только бы он не сломался подо мной… Втаскиваю ящик на свою постель и залезаю на него. Стукаюсь головой о потолок, приходится согнуться. Приседаю на корточки. Вода не доходит до верха ящика и подниматься перестала. Хорошо. Я осторожно сажусь, как можно сильнее поджимая под себя ноги. Ящик небольшой, но мне удается упереться пятками в его край. Обхватываю колени, упираюсь в них лбом и тут же засыпаю.

Дедушка стоит во дворе и играет на скрипке. Вокруг очень высокие дома, окна уходят вверх, в бесконечность. Только далеко, далеко вверху виднеется прямоугольный лоскуток неба. Музыка отражается от стен, возвращается эхом. Из окон падают монетки и ломти хлеба. Я бегаю по кругу, громко смеюсь, собираю пожертвования в шапку. Но их слишком много — они льются как дождь. Столько денег, столько хлеба! Дедушка стоит, закрыв глаза, и играет все громче, все быстрее. Его седая грива вся растрепалась. Смычок снует в воздухе, как оса. Монетки и хлеб уже не помещаются в шапке. Быстро стягиваю рубашку, связываю рукава. Высыпаю в нее монеты, но это не спасает — денег и ломтей все больше и больше. Я брожу по колено в этих россыпях.