Магнат Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 46

— На месте битвы?

— Нет, в той деревне, где у меня ветераны поселены, что вместе с Кутузовым всю Европу прошли и обратно вернулись.

— Вы ни мне, ни матушке об этом не рассказывали, — отстранённо заметил Александр.

— А разве обо всём нужно говорить? И, кстати. Раз уж мы затронули вопрос Веры, мне можно высказать пару своих мыслей на этот счёт, которые я считаю аксиомами?

Ох, как его проняло! Едва зубами не заскрипел.

— Извольте, — бросил Император, а тон его был настолько холоден, что им можно айсберги в Арктике замораживать.

— Самодержавие должно заботиться о народе, как Бог о своих детях.А крепостное право — грех перед Богом и Россией, — надавил я на больную мозоль Императора, зайдя с его слабого места — Веры.

Государь наш глубоко религиозен, оттого и считает наивно, что Вера в Бога многие косяки его управления исправит.

Ну-ну…

Глава 20

— Ваше Сиятельство, к вам Морозов Савва Васильевич просится, — доложил мне дворецкий, когда я после завтрака под кофе просматривал только что доставленные письма и газеты.

— Зови.

Савва зашёл с таким торжественным видом, словно его только что орденом наградили. На согнутой руке он нёс четыре отреза ткани.

— Чай будешь? — встретил я его вопросом, уже зная, что кофе он не любит и не понимает.

— Благодарствую, — осторожно присел он за стол, — Я вот новые ткани принёс. Всё получилось, как вы и говорили.

— Сейчас посмотрим, но ты пока мне своё мнение скажи. Годные ткани вышли?

— Не то слово, Ваше Сиятельство! — заблестели у него глаза, и он даже про чай забыл, начав рассказывать.

Повезло мне с фанатиком своего дела. А говорит-то как красиво. Не каждый поэт про любимую так расскажет, как Савва про ткани. Он то в кулаке ткань пожмакает, то ладонью пригладит, любуясь ей на отсвет, то растянет, чтобы показать возросшую эластичность ткани с добавлением вискозы.

Собственно, результат я заранее знал. Лариса каждый день про свой проект рассказывала, за которым сама же и приглядывала.

Но расскажу по порядку.

Всё началось с мозгового штурма. Увидел я, сколько соломы у нас без дела заскирдовано, и офигел. Впору Великую китайскую стену вокруг села из неё возводить.

Вот и заставил я своих тульп думать. Серёга, понятное дело, тут же про порох и взрывчатку всякую принялся рассуждать. А вот Лариса про вискозу вспомнила. А что такое вискоза? Правильно — обычная целлюлоза, разведённая в щелочи до кашеобразного состояния и пропущенная через фильеры, чтобы сформировать нить. Потом их обрабатывают кислотой — и вот тебе вискозные нитки готовы. Успевай только сматывать.

Целлюлозу у меня уже варят из соломы. А этой соломы у меня — завались. Не знаю куда девать, а держать такое количество пожароопасного материала страшно. Если полыхнёт на ветру — полсела выгорит.

Так что два отреза у Морозова — это лён плюс вискоза, в разных соотношениях. А вторые два отреза — это уже лён с шерстью.

Да, пошла уже первая шерсть от староверов. Не зря я для них почти тысячу десятин болот под пастбища осушил. Теперь шерсть вычёсывают. Тонкие сорта пойдут на ткани, а что потолще — на войлок и валенки.

Вот. Кому радость, а кому думай теперь, где я ещё хотя бы два — три котла — скороварки быстро раздобыть смогу. И у кого мне сланцев или угля заказать — дровами топить — это низкий пилотаж. Лес до слёз жалко.

— Ладно. Рад, что всё получилось. Ты мне лучше скажи, кто участие принимал?

— Два студента — химика, пятеро рабочих, и бабы, намотчицы и что на стане работали. Тех дюжина, — старательно перечислил Морозов, загибая пальцы.

— Значит так. Тебе триста, студентам по сто, — вытащив портмоне, начал я шелестеть ассигнациями, — рабочим по двадцатке и по десять женщинам. Передай, что я всеми доволен.

— А не многовато будет, Ваше Сиятельство? Все и так на окладе работали, и должен заметить, на хорошем, — поинтересовался Савва Васильевич, не решаясь взять пухлую пачку денег.

— По-моему, в самый раз. Мы же с тобой на этом не остановимся?

— Ещё что-то подсказать желаете? — живо вскинулся Савва, убирая деньги во внутренний карман.

— Не сегодня, но обязательно подскажу, а пока твоих предложений жду, — предоставил я ему право на эксперименты.

— Ваше Сиятельство, к вам купцы иностранные прибыли. Ганс и Фридрих Шульцы. Ганс по-нашенски сносно балакает, — не удержался мой дворецкий, вставив простонародные словечки в свою речь.

— У меня сегодня что — приёмный день? — проворчал я, но с улыбкой. Порадовал меня Морозов, сильно порадовал, — Ладно, зови купцов и самовар ставь, — вернулся я за стол.

Купцы зашли, представились. Оценил их вид. Одеты прилично, но не более того. Хотя какие-то вычурные перстни на руках имеются.

— Присаживайтесь, господа. Рассказывайте, что вас привело в Велье?

— Мы есть ваши постоянные клиенты. Мой брат торгует в Любеке, а мои лавки и склады находятся в Риге. — С заметным акцентом начал Ганс, — Я купил через Дерпт много лапши вашей фабрик. Мы хотеть покупать лапша без посредник.

— В каком количестве?

— По тысяча упаковок в месяц. У вас есть столько?

Я взял с полки амбарную книгу и открыл её на закладке сегодняшнего дня.

— Сейчас на складе больше пятнадцати тысяч упаковок, — пробежался я пальцем по строкам, пока не нашёл нужную позицию.

— Зачем так много? Лапшу не покупают?

Вместо ответа я открыл предыдущую страницу. Нашёл нужную строку и специально придержал палец, чтобы немцы смогли подглядеть, что там написано.

— Вчера было двадцать две тысячи. Как видите, покупают, и неплохо.

Ганс перевёл наш разговор брату, и немцы взгрустнули. Наверняка рассчитывали себе какой-то эксклюзив выторговать, вот только не с их оборотами. Зато мне удалось порадовать купцов отпускной ценой. Оказывается, посредник из Дерпта нагревал их на пятнадцать процентов.

— Мне сказали, что у вас есть хорошая парусина, — продолжил Ганс.

— Есть, но это не основная наша продукция. Впрочем, какое количество вас интересует?

Быстро выяснили, что с их потребностями мы справимся.

Потом Фридрих начал что-то говорить.

— Брат спрашивает, что за ткани вы имеете производить?

— Вот это новые образцы, — кивнул я на край стола, где Морозов оставил ткани, — А так — от батиста до костюмных тканей.

— Батист? Русский батист? Не может быть! — вскинул Ганс брови.

Вместо ответа я вынул из нагрудного кармана платок.

— Это Англия! — уверенно заявил Ганс.

— Это Велье. В Англии такого качества пока нет, — ухмыльнулся я в ответ.

И я не соврал. Мы с Морозовым, как только не издевались над батистом, сравнивая наш и английский. И наш лучше. Он тоньше и прочней. Секрет прост. На хорошо удобренной земле и при частой высадке наш лён сильно превосходит по высоте стебля любой другой, и снимаем мы его вовремя. Оттого волокна получаются более длинные и тонкие, а значит — и нитка прочней выходит.

— А как в Любеке обстоят дела со спиртными напитками? — дождался я, когда немцы осмотрят ткани на столе и обсудят их качество, — Точней, с их производством.

— Нужно покупать лицензия у магистрат, — уверенно ответил Ганс.

— Дорого?

— Пятьсот гульденов в год, — перевёл купец ответ брата.

— Примерно двести семьдесят рублей серебром, — тут же подсказал мне Виктор Иванович.

Мой тульпа давно уже сидел за столом, с интересом прислушиваясь к разговорам немцев, которые он мне переводил гораздо лучше и быстрей, чем Ганс.

— У меня есть пшеничный и картофельный спирт высочайшего качества и в большом количестве. Мне было бы интересно найти компаньона в Любеке, чтобы на равных с ним паях открыть там водочный завод.

Моё предложение оказалось для немцев полной неожиданностью. А мне куда деваться, если я недавно запустил в работу перегонный куб и ректификационную колонну. Мне их даже зарегистрировать успели. Приехала пара чиновников, представители казённого склада, что-то мерили, вычисляли, успели при этом нажраться, как свиньи, но клейма поставили.