По следам мистера Волка (СИ) - Кофей Ева - Страница 49

— Я же сказал, жди.

— А-а, я думала, ты… Думала, ждать придётся долго, — живот у неё урчит и Дина в смущении закусывает губу, отводя взгляд. И при этом — кому сказать! — не отступает, не отстраняется от него. — А ещё, — шепчет вдруг, — мне хочется… Знаешь, чего очень хочется?

Он, не стерпев, прижимает её к стене и ведёт холодной ладонью от горла ниже.

— М?

У неё перехватывает дыхание, она судорожно выдыхает томное: «ах», и всё-таки высвобождается из его рук.

— Позволяешь себе лишнее, — поправляет Дина блузку с гордым видом, будто не она только что едва не растаяла в его ладонях. — Не этого хочу! Сладкого мне принесёшь? Я люблю пудинг, например.

— Я же тебе его не приготовлю, — выдыхает Курт. — Это тебе не гостиница.

— Найди, — ведёт она плечиком, и бросает на него красноречивый взгляд, — где достать. Разве не можешь?

Он ударяет кулаком о стену.

— С огнём играешь!

А потом и сам пугается. И вглядывается в неё, ожидая реакции.

Но Дина смотрит на него строго и непонимающе.

— Да что с тобой? — спрашивает серьёзно. — Или… — совсем вдруг меняется её тон, и она снова отходит к окну, чтобы незаметно, как ей думается, взглянуть на себя в слабом отражении. — Правда, как корова выгляжу?

Он скрежещет зубами и выбегает на лестницу, чтобы там поколотить стены.

Наплевав в этот момент даже на то, что Кроули может его услышать.

Тем временем внизу все уже уселись за стол и даже успели немного переговорить о делах.

Кроули действительно слышит Курта и качает головой, скорбно объявляя Герберту:

— Снова еноты забрались.

Но граф не теряется и выходит из-за стола, виновато улыбаясь Элис, которая как раз подаёт им суп.

— Пойду проверю на всякий случай. Начинайте ужинать без меня.

Герберт спешит наверх, радуясь, что Курт, оказывается, на месте, и находит его на ступенях.

— Ну, здравствуй. Как ты здесь?

Курт совершенно не удивляется, ведь умудрился подслушать не так давно сотрясавший воздух разговор Герберта и Элис.

Что она, кстати, себе позволяет?

Маленькая… гадина.

— А, пёс, — выплёвывает с облегчением. — Ублюдок. Блохастая тварь. У… Ууу… Оо… Овощ, — казалось бы, приступ подступает к горлу, а слов на языке вертится не так много. Герберт усмехается будто недобро, однако голос звучит спокойно и даже с неким теплом:

— Ну-ну, что разволновался? Я соскучился, если честно. Но терпеть все твои выходки не стану, так и знай. А то совсем распустишься… Так, что, даже не поздороваешься?

Курт прокусывает губу до крови и набрасывается на него. Вцепляется отросшими ногтями в шею, бьёт в грудь (впрочем, не сильно), тихо поскуливает.

— Я не могу… Не могу…

Герберт теряется, настолько, что позволяет ему всё это и не делает ничего в ответ, кроме того лишь, что отступает к стене и… обнимает Курта, похлопывая его по спине.

— Что ты, сынок, — вырывается у него, хотя Герберт и не уверен, настолько ли стар, чтобы годиться ему в отцы, но думать об этом не спешит. Впрочем, и сказанного будто сам не замечает. Просто вырвалось. — Что случилось? Меня отпустили, — усмехается он. — Правда отпустили, я не сбежал и виселица мне не грозит, если ты вдруг подумал… Всё хорошо?

— Я не могу так с ней… — шепчет Курт. — А с тобой… — глаза его загораются странным блеском, — могу.

— Да что можешь-то? С кем не можешь?

— Вести себя, как урод… А ты… — у него дрожат губы. — Ты не должен был выходить. Кто тебя выпустил?

— Людарик выпустил, — Гербер смотрит на него растерянно. И произносит вдруг со строгостью: — Ты не урод. Успокойся же! — встряхивает он Курта за плечи. — Что с тобой, парень? Что ты вечно выглядишь так, будто в омут с головой собрался?!

И в этот момент к ним выходит Дина. Бледная, слегка встрёпанная, с ножом в вытянутой руке.

— Убийца, — рычит она, делает пару быстрых шагов в их сторону, замирает, обмякает вдруг и падает на пол, теряя сознание, чудом не скатившись со ступеней.

Герберт, наблюдая за этим, переводит вопросительный взгляд на Курта.

Тот рыкает, подрывается к ней и прижимает к себе.

— Чёрт… Вот дура, а… Вот же идиотка! Это ты виноват!

Герберт так и остаётся стоять на месте, не решаясь подойти, чтобы ещё на что-нибудь вдруг не спровоцировать Курта. Тем более когда рядом с ним и девицей лежит большой кухонный нож.

— Виноват в чём? — спрашивает холодно. — Что здесь вообще происходит, Курт?! Если не ответишь, вышвырну вас обоих на улицу!

— Она сестра Элизабет Картер, приехала к ней, а тут такое… Ей возвращаться некуда. Можешь выгнать! И Элис заодно.

Герберт тяжело вздыхает и возводит к небу (потолку) глаза.

— Объясни ей, что я не убийца, — произносит устало, с горечью, и собирается уходить. — И нож у неё забери, — бросает он уже через плечо. — Повезло же мне, свалились на мою голову…

— Откуда мне знать, что не убийца? И раз так, хорошо, я уйду… И умру под твоим забором!

— Никто тебя не выгоняет, — рявкает Герберт, — прекрати истерику, наконец! Просто уладь всё с ней, ясно тебе?!

— Почему ты это делаешь? — спрашивает Курт глухо и как-то бессильно. Герберт останавливается и пожимает плечами.

— Не знаю… Вы с Элис уже не чужие мне. А своим надо помогать. Но на шею мне ты не сядешь! — заканчивает он усмехнувшись. — Мальчишка. — Хочешь сказать, дело в доброте душевной? И ты вовсе не хочешь… её? Герберт передумывает так скоро уходить и возвращается к Курту.

— В каком смысле?

— У меня отличный слух. Так со слугами не разговаривают, как ты разговариваешь с ней.

— Она близка мне. И ты мне стал важен. Это плохо?

— Надеюсь, важен не тем же образом, что и она, — склабится Курт. — Я могу ударить тебя, — предупреждает граф, сузив глаза. — Ты позволяешь себе слишком многое. Я к тебе по-человечески отношусь, ты ко мне, как к дикому псу… Это не нормально, Курт.

— Мы с Элис никогда не ладили и вряд ли будем. Я считаю её омерзительной. Её это не волнует. Всем хорошо. Но если тронешь её — убью. — Похвально, что ты защищаешь сестру. Но палку не перегибай на ровном месте. Зла я вам не желаю, Элис тем более. Всё остальное — наши с ней дела. А теперь, — отступает он, — я пойду ужинать. Ты… огорчаешь меня, Курт. Он поднимает Дину на руки, шатаясь, и вдруг выдаёт:

— Она хочет пудинг. Где мне взять пудинг?

Герберт, уже спускаясь, начинает тихо смеяться.

— Я попрошу Элис приготовить. Курт провожает его мрачным, воспалённым взглядом.

***

Элис же болтает на кухне с Джоном, едва стоя на ногах от усталости.

— … а потом, — заканчивает он какую-то очередную свою историю, — я накрыл это тарелкой, а когда поднял её, огонька уже не было. Мне сказали в тот раз, что я всё выдумал, ведь был ещё мальчишкой, а в детстве фантазия бьёт ключом! Или это было солнечным зайчиком. Но я так не думаю!

Герберт садится за стол напротив него.

— Элис, ты достала из моей порции грибы?

— Ой, ещё и это… Граф, — упирает руки в бока, словно его старая нянька, — ну вы что, маленький?

Ставит перед ним тарелку с наваристым супом, где больше половины содержимого — лесные грибы.

Герберт кривится.

— Но я не люблю их, сказал же тебе.

Кроули тем временем принимается за еду и совершенно теряет интерес ко всему остальному, причмокивая и нахваливая суп.

— Я хорошо готовлю, — шипит Элис. — Такое в харчевне не купите и за пса с блохами!

И во взгляде её клубится отчётливое: «Жри или умри».

Герберт спохватывается (и заодно хватает ложку).

— Конечно, хорошо! Но там… Это не изменяет моих вкусов.

— Оно похоже на мясо. Правда, Джон?

— Угу, лучший суп, что я когда-либо ел!

Герберт, с трудом разомкнув стиснутые от отвращения челюсти, таки отправляет в рот ложку супа и прожёвывает гриб.

— Д-да, — выдавливает он из себя, — вкусный суп, но…

— Нравится, правда? А сколько шуму-то было, господин! Сделаем по средам грибной день, а по четвергам рыбный!