По следам мистера Волка (СИ) - Кофей Ева - Страница 3

— Да, и правда, — кивает он, скосив глаза на его руку. — Но, — возвращается к прежней теме, — не гони лошадей, к делу надо бы основательно подойти. Для начала хотя бы поговорим с нашим волком.

— Арестуем и поговорим, — кивает Людарик и отстраняется.

На нём обтягивающие кожаные штаны, рубашка с широкими рукавами и помпезным воротником, распахнутое мятое пальто и высокие сапоги на небольшом каблуке.

Стража во главе с Хизаром наблюдает, как Людарик, про себя все зовут его по имени, вальяжно поднимается по лестнице и принимается тарабанить в дверь.

— Если что стреляйте ему в голову, — ухмыляется он, — с такими лучше не рисковать.

И все сразу же, на всякий случай, поднимают оружие.

Граф открывает не сразу. Заспанный, бледный, с лихорадочно горящими глазами, он распахивает дверь резко, когда все уже было решили, что он и вовсе не подойдёт к ней.

— Чего ещё? — морщится от яркого света и обводит всех цепким взглядом. — Только приехал, а уже столько гостей! Но, — собирается закрыть перед ними дверь, — прошу простить меня, я никого не ждал.

И вновь морщится, только на этот раз от женских духов, которыми так пропах человек перед ним, что даже насморк не мог спасти его от сладкого, резкого запаха.

— Мистер Оуэн, уведомляю вас, что вы арестованы, — отходит на шаг Людарик, — и при любом сопротивлении ли, возражении, стража будет вынуждена открыть огонь. Сколько пуль нынче убивает оборотня?

Герберт медлит, почти уже скрывшись в тени замка, и всё же выходит к нему.

— Угрозы ни к чему. В чём меня обвиняют? И почему, — не выдержав, усмехается он, — так быстро?

Людарик хмыкает.

— Приезжая девушка убита сегодняшней ночью, — он кивает стражам, мол, пакуйте его, и отходит к своей лошади зевая. — Только отсидел ведь — и вот опять. Да ещё и в такую рань!

Герберта будто обдаёт кипятком. Он не сопротивляется, даже и не думает ни на кого рычать, когда его скручивают и ведут за собой.

Девушка, значит? Приезжая… Зря он не впустил ту малышку. Неужели погибла, блуждая где-то ночью одна?

Его не назвать чересчур совестливым человеком, но выяснить, что произошло, Оуэл посчитал делом чести.

Да и деваться ему, по сути, особо некуда.

Глава 2. Спасительный насморк

Герберт несколько долгих часов сидел в сырой одиночной камере, прежде чем его в колодках привели в уже куда более сухую и тёплую комнату для допросов наверху. С ним три стража, у которых наготове оружие. Такое чувство, что они только и ждут момента, когда подозреваемый дёрнется, чтобы застрелить его, закрыть дело и уйти домой пораньше. В тёплые объятья жён или горячие — девиц Морригона.

Герберт прикрывает глаза, пока ничего не происходит, и ухмыляется, когда в соседней комнате начинает шелестеть разговор между, очевидно, местным коронером и помощником главы сыскной стражи.

Местные блюстители закона не слишком-то озабочены его волчьим слухом…

— Время смерти совпадает. Условно. Оно как раз где-то между тем моментом, когда он вышел из бара, в восемь и до одиннадцати.

— Что насчёт девушки?

— Задрана волком. Честно говоря, похоже на то, что было с его женой, да и на неё саму… Я не работал в тот день десять лет назад, но легко могу представить…

— Хорошо, — Бернард Хизар, заядлый курильщик, откашливается и хлопает дверью.

Герберт одаривает его цепким, неприязненным взглядом, несмотря на то, что к нему лично не испытывает ничего плохого. Хизар и в прошлом, судя по всему, относился к нему с неким участием и если бы мог, скорее всего, даже высказался бы в его защиту. Но там… Герберт понимает, почему те, кто вроде и были за него, не рискнули вступиться. Слишком громким был скандал, слишком страшным оказалось убийство…

Из водоворота мыслей, которых он так старательно избегал находясь в тюрьме, его выводит хриплый голос Бернарда, раз в пятый повторяющий вопрос:

— … после того, как вы вышли на перрон?

— А? Нет, — мотнул волк головой. — То есть, да. В смысле я сразу зашёл в ближайший бар. Подтвердить это могут многие, если сумели, конечно, проспаться и что-то запомнить.

— А девушка? Та, с которой вы вместе ехали, была с вами?

— Я не понимаю, о ком идёт речь, — хмурится Оуэн, пытаясь вспомнить, кто находился рядом с ним в вагоне.

Его мучают вопросами ещё какое-то время, допытываются до каждого шага, а затем начинают спрашивать по новой. Видимо, проверяя, не начнёт ли Герберт путаться в своих показаниях.

— В замок вы возвращались в одиночестве, сразу после посещения бара?

— Да боже! — не выдерживает он. — Я никого не убивал. Тем более не смог бы убить именно так. Я оборачиваюсь в волка только в полнолуние, бесконтрольно. И после этого не ходил бы больным, — словно в подтверждение своих слов он гулко закашливается. — И раны, и болезни такого рода исчезают после обращения, — хрипло заканчивает Герберт, и слова его сопровождаются свистом в лёгких. — Идиоты…

— Я бы попросил, — предупреждающе бросает Бернард Хизар и что-то записывает в своём блокноте. — Что ж…

Метка у Герберта имеется, волки все обязаны регистрироваться, данные о них собраны в специальном отделе министерства. Однако бывали случаи, когда оборотни приобретали себе способности, отличающиеся от зафиксированных… Кто знает, что стало с Оуэном за десять лет в тюрьме?

Нужно мнение эксперта.

И Хизар вызывает волковеда, ждать которого приходится мучительно долго.

— Хотя бы чая предложили… — тянет Герберт, просверливая его взглядом.

Хизар подрывается с места, но затем, спохватившись, возвращается назад.

— Не положено.

— Девчонка-то… — задаёт Герберт тихий вопрос. — Девчонка та, она… В общем, ко мне вечером приходила одна, на работу просилась. Вместо тётки своей, что присматривала за замком. Не знаю, куда ушла в итоге… На ночь глядя. Ничего… ничего об этом не слышали?

— Молись, — хмыкает он в ответ, — чтобы она жива была и не оказалась той самой жертвой. Проверить-то это легко. Иначе тебе точно конец.

— Так… по времени ведь не совпадает, вроде, — с сомнением тянет Герберт.

Их разговор прерывает, изрядно раздражённый медлительностью процесса в деле вроде как очевидном, Людарик.

— Я знаю, как это бывает, — садится он прямо на стол между Хизаром и Оуэном. — Ты ведь молод был, когда оступился, ещё несознательный совсем. А потом десять лет тюрьмы. Ты там, считай, возмужал, а? Друзей завёл? Привык к однотипной работе и еде. И положение, наверное, себе отвоевал, статус. Как это называется? — переводит взгляд на помощника.

Но Хизар лишь пожимает плечами, сдерживаясь, чтобы недовольно не прицокнуть языком.

Вечно куда-то спешат эти молодые… А тут судьбы вершатся, разобрать бы основательно.

Герберт отвечает за него:

— Ни к чему я не привык и ничто не отвоёвывал! Я был одиночкой. И сидел там ни за что. И точно не собирался обратно, чтобы по пути домой девиц убивать! С чего вы вообще решили, что это я? Волков больше в городе нет? Всех уже извели?!

— А может всё-таки нравилось в тюрьме? Влюбился там в какую-нибудь повариху, а? Сторожиху? Там есть женщины?

Людарик отчаянно не хочет расставаться с ладным, прозаичным мотивом и, повалившись на спину, вновь переводит взгляд на помощника.

Хизар закатывает глаза, встаёт и как бы незаметно толкает его вбок, чтобы поднялся и сел как полагается.

Герберт вздыхает.

— Я отказываюсь говорить. Не собираюсь тут развлекать вас байками о своей жизни. Вы не имеете права меня посадить снова. Будет скандал. Потому что я не убийца. А от людей ничего не скроешь… Вы просто подорвёте их доверие. Начнётся паника.

— Ты убийца, — Людарик произносит это так искренни-возмущённо, будто ему пытаются доказать, что небо на самом деле зелёное. — Другие оборотни уже вызваны в участок и допрашиваются, но, знаешь, очень странно, что девушка погибла в день и даже час твоего приезда.

Он зевает, передёргивается и просит Хизара принести чего-нибудь горячего.