Железный лев (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 8

Все окружающие промолчали, сделав вид, что ничего не слышали.

Лев Николаевич же выдохнул.

Ему прямо явно полегчало и пришло осознание, что все не так уж и плохо и поле для маневра у него остается. Да и вообще нужно куда-то спускать пар, который в этом молодом, полном гормонов теле, буквально прет из ушей. Или драться почаще, или любовницу в самом деле какую-нибудь завести, или еще что.

Во всяком случае — не дурить.

Хотя и сложно сие. Разум разумом, а гормоны порой чудят — мама дорогая. Окружающие понимают и принимают это — молодые аристократы и не такое устраивают. Дело-то привычное. Но ему самому было стыдно. Да и глупо так подставляться. И с той же Анной Евграфовной требовалось поговорить. Приватно и серьезно, чтобы расставить все точки над «ё» или над «i», так как в местной графике эта буква все еще присутствовала…

[1] Квалифицированный рабочий в 1840-е зарабатывал 12–15 рублей в месяц.

Часть 1

Глава 4

1842, апрель, 14. Казань

— Лев Николаевич, к вам полиция. — доложился слуга, заходя в комнату.

С виду мужчина отреагировал равнодушно, но внутри все сжалось.

Он ясно себе представлял научно-технический уровень этих лет и понимал: вычислить его чуждость в этом теле никак нельзя. Разве что сам признается. Впрочем, даже в этом случае его попросту посчитают безумцем либо одержимым. Да и то — в самом негативном исходе. Скорее всего, воспримут за не очень удачную шутку. Благо, что аристократов, которые чудят, по всему миру хватало, и Россия в этом плане не была исключением. Но все равно он опасался, что его вскроют.

Как?

Да бог их знает, как? Он порой и про мистику думал. Да, на практике никогда не встречал подтверждение ее практической ценности там, в прошлой жизни. Сейчас же… а вдруг? Так или иначе он тревожился и накручивал себя, пусть и не сильно. Оттого ему и стало не по себе от этих слов слуги, хотя виде не подал.

— Кто там явился и чего он хочет? — максимально скучающим тоном он осведомился.

— Городовой какой-то. — пожал он плечами. — Сказывает, будто бы по вашему поручению.

— Ясно… зови.

Пара минут.

И в комнату, в которой молодой граф занимался, зашел его новый знакомый — Федор Кузьмич.

— Доброго здоровья, ваше сиятельство, — бодро произнес он.

— И вам не хворать, — спросил Лев Николаевич. — Судя по отличному настроению, вести вы раздобыли отменные.

— Так и есть, — кивнул городовой. — Тех оболтусов никто не отправлял. Сами вышли на промысел.

— А отчего же днем?

— А чего им по темноте на улицах делать? — растерялся городовой. — Там и грабить-то некого, все, кого можно пощипать либо носу на улицу не показывают, либо ходят там с большими и порой недурно вооруженными компаниями. Оно им совсем ни к чему. Днем же одиночке или малые партии можно встретить куда чаще.

— Тоже верно, — согласился Лев Николаевич, понимая, насколько он еще не понимает эту эпоху.

— Но человечек, что за ними стоит, очень расстроился.

— Серьезно⁈ — оживился граф. — И он, я надеюсь, пожелает отомстить или как-то иначе навредить мне?

— Надеетесь? — немало удивился Федор Кузьмич.

— Я люблю веселье. — пожал плечами Лев Николаевич, завершая свои упражнения с гирями.

— Кхм… ну, знаете, мне такое не понять, — покачал он головой. — Нет, на вас он не обиделся. Да и за что? А вот на своих балбесов — да, осерчал. За то, что с одним человеком не справились. Так что старшой их головы лишился.

— Его убийц, наверное, уже арестовали?

— Полноте вам, Лев Николаевич. — улыбнулся в усы городовой. — Сам он его и пальцем не тронул, а кто и когда сгубил уже не найти. Да и все молчать будут.

— Федор Кузьмич, — покачал головой молодой граф, глаза которого стали на удивление жесткие и холодные. — Мне ли вам рассказывать, что, если очень вдумчивом да с умением спрашивать… Впрочем, мне до того нет никакого дела, раз конфликт исчерпан. Преставился и ладно. А остальные что?

— Никто не знает. Полагаю, залегли, опасаясь расправы. Позор-то какой. Но тут пока ничего не ясно.

— Странно. Ну да ладно. Что-то еще?

— Вот, — протянул он папку. — Здесь все, что мне удалось добыть на ту болезную четверку. Кто, откуда, чем промышляли. Там же сведения о том, кто за ним стоит.

— Подставное лицо?

— Отчего же подставное? Дельное.

— А кто им верховодит? Ни за что не поверю, что такая шайка-лейка без хозяйской руки промысел ведет.

Федор Кузьмич как-то странно дернулся и покачал головой.

— Лев Николаевич, не надо вам сие знать. Да и мне.

— Неужто сам губернатор?

— Я вам в таких делах не помощник. — осторожно ответил городовой. — Сами понимаете: жена, дети. Птица я невеликая, раздавят и не заметят, коли нос куда-то не туда сунут.

— Хорошо. — кивнул молодой граф и подойдя к столу, взял специально заготовленный кошелек с отложенными десятью серебряными рублями, вручив их со словами: — Как и обещал.

— Рад стараться. — широкой улыбнулся Федор Кузьмич.

— Если эти трое объявятся — дай знать. Особенно хромой.

— Они не объявятся. — криво усмехнулся городовой. — Если спаслись, то уйдут из города, пересидев. Им тут не жить. Больше мы их никогда не увидим.

На этом они и распрощались.

Федор Кузьмич застал Льва Николаевича за утренней тренировкой, которую, в целом, он при нем и завершил. После чего отправился на завтрак. Точнее, на обед, если говорить честно, но здесь его именно так называли, принимая в полдень…

Укреплять свое тело молодой граф начал почти сразу, как понял, в какую историю вляпался. И теперь плотно работал на брусья, турнике и с отжиманием. Ну и гирями баловался с прочим подручным. В целом он для начала пытался прогнать сам себя через адаптированный курс молодого бойца. Слишком уж тело реципиента оказалось изнеженным. Да — понимание кинетики боя многое давало. Но он был далек от идей айкидо и «прочих форм изящной словесности», как говорил его тренер на заре карьеры.

Разумеется, упражнялся он по возможности не на виду. Да и слуг прикармливал, чтобы лишнего не болтали и слухи ему сами собирали, тратя на это часть тех денег, которые ему выделяла тетушка. Специально для того, чтобы он вел подобающий молодому графу образ жизни. В ресторациях питался, одевался прилично, в карты мало-мало мог поиграть по маленькой и так далее. Вот с них все что мог, не вызывая подозрений, Лев Николаевич и откладывал, на «черный день».

— Опять этот странный запах, — скривилась Пелагея Ильинична.

— А разве настоящий мужчина не должен быть вонюч, могуч и волосат? — вежливо осведомился племянник, выдавая уже дежурную шутку. Так-то после тренировок он обтирался влажными полотенцами, однако, кое-что оставалось, вот тетя и бурчала.

— Мужик — да! Мужчина — нет… — начала было она свою большую ответную реплику, но Лев ее перебил.

— Полно вам, тетушка. К чему эти споры? О вкусах не спорят, как говорил один мудрец. О запахах тоже. Может это у меня от природы… как их… феромоны выделяются?

— Что?

— Феромоны. — с видом, словно все знают, что это такое, повторил племянник.

— И все же — откуда этот запах?

— Я люблю утренние прогулки. А за все нужно платить. — ответил Лев Николаевич с немалым раздражением уставившись на тарелку овсяной каши.

— Вы, мой мальчик, зря на нее так смотрите. Очень полезная для здоровья пища. Ее вкушает сама королева Великобритании!

Граф улыбнулся и выдал всему семейству адаптированный анекдот, про овсянку, собаку и сэра Генри…

— Мельбурн, кто это так грустно воет на болоте по ночам? — спросила королева Виктория.