Хроники пилота: Звездолет для бунтаря (СИ) - Алексеев Евгений Артемович - Страница 15

Удар. Боль. Удар. Боль.

Я с трудом разлепил глаза. Надо мной сидело нечто мохнатое и било разрядом тока. Удар был слабый. Но башка болела ужасно, будто по ней прошлись кувалдой.

Я привстал, сбросил мерзкую тварь. Оказалось, мой скафандр успел включить силовое поле, которое защитило мне голову — шлем-то я надеть не успел. Мысленно включил отталкивающее магнитное поле. Встал на четвереньки, опираясь на край агрегата, поднялся.

Ух, как болел затылок. Попытался вспомнить, что произошло. Твари разом прыгнули на меня. Я не удержался и сверзился вниз, здорово приложился башкой о бетонный пол.

Медленно и осторожно поворачивая голову, огляделся. Куда подевался Зайцев?

— Толян! Зайцев! Ты где⁈

Может быть, услышу стоны, шевеленье? Боль в затылке чуть затихла, медпомощь скафандра вколола болеутоляющее. Поплелся в поисках напарника. Мерзкие твари пытались запрыгнуть на меня, но тут же отскакивали. А магнитные подошвы моих ботинок оставляли от них лишь грязные пятна.

За лестницей с проржавевши перилами, я обнаружил рельсы, которые уходили куда-то вбок, в глубокую нишу, закрытую длинными полосами светло-серого пластика. Видимо, оттуда выезжали грузы. Одна из вагонеток стояла брошенная поперек рельс. Пройдя по платформе поверху, я увидел белеющий скафандр.

В вагонетке лежал труп Зайцева. Ноги безвольно, словно лишенные физической основы, свесились наружу, а голова, или то, что от нее осталось — лежала внутри, на дне. Мерзкие твари обглодали всё лицо Толика. Остался лишь выбеленный череп. Постояв пару минут над телом, я вздохнул и двинулся к лестнице. На верхней площадке бросил последний взгляд и толкнул дверь.

И дух захватило. Открылся невероятный вид — потолок огромного зала уходил куда-то ввысь, так что я даже не смог рассмотреть, где он закончился. В центре в стеклянном цилиндре, окаймленным изящным бронзовым геометрическим орнаментом — платформа лифта. По бокам входа — статуи больших лежащих львов с окладистой гривой, из бронзы или какого-то другого золотистого сплава. Перед лифтом — прямоугольный газон. Здесь раньше, наверняка, благоухали прекрасные цветы, но сейчас на высохшей земле валялся лишь хлам, обрывки бумаг, ветки, засохшие лепестки, комки грязи.

С одной стороны зал закрывала высокая стеклянная стена, заключенная в квадратные рамы из того же золотистого сплава. Попытался задрать голову, чтобы понять, где она заканчивается, но боль вновь ударила по мозгам, выбив слезы из глаз.

Постоял задумчиво около стекла, бездумно рассматривая плывущий по сине-черной тьме космоса серебристый диск звезды, ослепительный свет приглушал светофильтр. И теперь казалось, что это лишь белая тарелка.

И тут безнадежное отчаянье охватило меня. Как теперь попасть в тот спортзал или бассейн? Где могли быть Дарлин и Ларри? Я не знаю, куда идти.

Рядом с лифтом я обнаружил на стойке схему станции, и понял, что надо опуститься на пару этажей. Но как? Если здесь электронный пропуск? Придется взломать.

Но тут я ощутил себя таким смертельно усталым, таким потерянным, что руки опустились. Отошел к диванчику, плюхнулся. И откинувшись на спинку, закрыл глаза.

Плюх! Что-то тяжелое свалилось рядом, заставив меня подскочить.

Рядом бледный и грустный сидел Зайцев.

— Ты живой, Толян! Как тебе удалось? А я тебя уже похоронил. Там, на складе труп нашел в скафандре. Думал, это ты.

— Нет, это не я, — совершенно без иронии проронил Зайцев.

Опустил голову, заложил руки между колен.

— Ты чего это?

Я попытался его обнять, но он отстранил меня, глухо проронил:

— Извини, что бросил тебя. Струсил. Я испугался, понимаешь? Увидел этих тварей и убежал.

— Ну и что? — не понял я. — Правильно сделал. А так бы они тебя сожрали. У меня скафандр такой. Включил силовое поле и всех тварей сбросил. Не переживай, парень! Все в порядке!

— Не смогу себе простить. Никогда.

— Да ладно тебе. Хватит киснуть. Нам надо моих ребят выручать.

— А у тебя сильно голова болит? — поинтересовался Зайцев уже более бодрым голосом.

— Ну да. Я затылком приложился о бетон. Больно.

Я врал, чтобы отвлечь Зайцева, но он воспринял все всерьез. Засуетился. Вытащил из своего ранца моток бинтов, квадратную подушечку.

— Давай я тебе перевяжу.

Тонкую подушечку-пластырь Зайцев приложил мне к затылку, замотал голову аккуратно бинтом. И действительно боль начала проходить, ушла, оставив лишь легкий туман в голове. Может быть, болеутоляющее подействовало? Или все-таки у Зайцева был какой-то чудодейственный способ облегчать страдания?

— Ну как? — спросил участливо.

— Прекрасно все. Сможешь лифт включить?

— Конечно, — обрадовался Зайцев, слабо улыбнулся.

Около лифта Зайцев остановился и взглянул на схему. Что-то там проверил, просмотрел.

— Нам надо на первый этаж спуститься, — наконец, выдал вердикт.

Я бросил взгляд и присвистнул:

— Так это пять этажей. Почему мы сразу на тот ярус не посадили мой спейсфайтер?

— Потому что, — с напором объяснил Зайцев. — Там не было роботизированной руки, чтобы пришвартовать твою птичку. Понял? Ничего, быстро доедем.

Провел пластиковой карточкой в электронном замке. Лязг, глухой нарастающий гул. Платформа остановилась и с едва заметным перезвоном створки раскрылись.

Мы уселись на мягкие диванчики по бокам платформы. И лифт начал спуск.

— Слушай, Толян, объясни мне, что такое «советский»? — захотелось Зайцева вывести из уныния, в котором он пребывал по-прежнему. — Я там на плакатах, на складе, прочел лозунг: «Слава советским людям — покорителям космоса».

— Подожди, — с каким-то явным недоверием, Зайцев поднял на меня тяжелый взгляд. — Ты же говорил, что читать не умеешь?

— Я не говорил, что не умею читать, — его слова меня задели. — Я не понимаю фразы, написанные от руки. Слова печатными буквами я пересылаю через нейроинтерфейс, и он переводит в мыслеобразы.

— Сложно у тебя как, — Зайцев вздохнул. — Ну ладно. Разберемся. «Советский» — это значит, человек, который живет в нашей стране. Советском Союзе.

— Вот как? А почему же «советский»? Что это означает?

— Да хрен его знает. Не объясню. Спроси Туровского, он мужик умный, всезнающий, он тебе объяснит. Я вот, что скажу. Раньше существовала страна, которая называлась «Союз советских социалистических республик». Потом её разрушили, уничтожили. Многие очень хотели вернуть ее назад. И вот наши учёные создали такую уникальную технологию, которая позволяет воскрешать людей.

Такая технология у нас имелась. И мы ее вовсю использовали. Эта разумная раса тоже смогла ее разработать. Но пока я не видел связи, между определением «советский» и этим воскрешением.

— И что? Как это связано?

— Да очень просто связано. Многие хотели вернуть страну и, чтобы это сделал самый лучший государственный деятель нашей страны за все время ее существования.

— И сколько страна существовала? — перебил я его.

— Семьдесят лет.

— Лет? Это сколько? Как вы это измеряете?

Он взглянул на меня непонимающе, поморгал.

— Что такое лет? Год — это один оборот Земли вокруг Солнца.

— Солнце — это вон та звезда, над планетой? — махнул рукой в сторону уходящего вниз серебристого диска. — Понятно. И значит, через семьдесят лет ваша страна была уничтожена? А что случилось? Война? Разбомбили все города? Население стало вымирать? Астероид упал? Вулканы взорвались?

— Да не война! Не вулканы! Территория и люди все остались. Сам государственный строй перестал существовать. Экономика. Закрылись заводы, фабрики.

Я пожал плечами. Чем больше Зайцев рассказывал, тем меньше я его понимал. Какая разница, какой у них там был строй, если все осталось — народ, территория? И зачем ради возвращения экономической системы кого-то воскрешать?

— Так. Ну и вы решили вернуть тот государственный строй. И что это за строй?

Зайцев задумался, почесал нос, огляделся. Лифт уже проезжал очередной ярус станции. На мгновение остановился, будто станция решила похвастаться очередным захватывающим дух дизайном этажа, похожего на зал роскошного ресторана с чашей бассейна (уже высохшего) в центре. Круглые столики из полированного темного дерева. Возле стен — кадки с пальмами, засохшие, с обвисшими серыми листьями. Наверно, раньше здесь было здорово.