Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 24

— Верблюд! Верблюд! — бормотал он, шагая по городу. — Что такое верблюд? Никогда не слышал про такую животину(7)! Государь говорит, что он может не пить две недели и несет груз в семь талантов весом. Если это так, то я даже не представляю, сколько можно заработать. Я, наверное, себе дворец выстрою из чистого серебра… Нет! Из золота! Высотой до неба!

1 Солнце — официальный титул хеттских царей, равных по статусу ванаксу Аххиявы и фараонам Египта. В переписке они называли себя братьями, что подтверждает написанное.

2 Эбер-Нари — вавилонское название Сирии и тех земель, что располагались западнее Евфрата. В переводе — «за рекой».

3 Халеб — Алеппо.

4 В это время гиппопотамы еще водились в Палестине, в реке Иордан, но в Сирии уже вымерли. Слонов и туров истребили около 10 века до н.э. Страусы пережили вторую мировую войну, но тоже исчезли.

5 Ахламу — древнее название арамеев. Видимо, засуха погнала кочевые племена ближе к рекам, и они разорили процветающие города Сирии. Арамеи в это время не знали ни лошадей, ни даже верблюдов, пользуясь для перевозки грузов ослами. Колесницы в это время как боевая сила отсутствуют. Воевали кочевники в пешем строю.

6 Тухкантис — титул наследника престола у хеттов.

7 В этих землях верблюда как вьючное животное начали использовать не ранее X века до н.э.

Глава 11

Год 1 от основания храма. Месяц девятый, не имеющий имени. Дардания.

Дом, милый дом! Столько всего изменилось за это время, что и не передать. Дядюшка мой Акоэтес пал смертью храбрых в какой-то случайной стычке с данайцами, которые лезли в наши земли со всех сторон, и теперь царем в Дардане стал мой отец, избранный единогласно на сходке воинов. У него и выбора не было, ведь родная земля горела со всех сторон. Не таков Анхис, чтобы сбежать и бросить родню в трудный час, ведь как выяснилось, не только Троя подверглась набегам, но и вообще весь запад Малой Азии, от Апасы (будущий Эфес) и до самых проливов. Все вокруг стонало от ударов разбойников, сотнями и тысячами плывших сюда из-за моря. И да! Если кто-то думает, что царь Агамемнон смог организовать эталонный военный поход в стиле великого Александра, то он глубоко заблуждается.

На наши земли по большей части шел полуголодный сброд, сбившийся в более или менее крупные шайки. Войско Агамемнона втягивало их в себя как, большая капля ртути втягивает капли малые, или наоборот, отторгало, если цари не могли договориться между собой. Некоторые банды лютовали сами по себе, грабя земли южной Вилусы и Мисии. Особенно, по слухам, отличился Ахиллес, разоривший несколько городов Троады и остров Лесбос.

Разные ахейские племена и примкнувшие к ним банды фессалийцев, родосцев и горцев Эпира лезли в земли Вилусы чуть не с ранней весны, и эта война больше походила на переселение целых племен, чем на военную кампанию. Многие отряды шли вместе с женами и детьми, и возвращаться на родину не собирались. Их там никто не ждал.

Отец постарел еще больше, но это проявилось лишь в седине, которая обильно раскрасила его голову и бороду. Он все еще крепок как дуб, а глаза светятся живым огнем. Он не изменился ни в повадках, ни в своих привычках, хоть и стал править немалым куском побережья.

— Вот такие у нас дела, сын, — спокойно ответил Анхис, стукнувшись со мной серебряным кубком. Он переехал в дом покойного брата и взял за себя его жену. Все по обычаю. Женщина и ее дети не должны оставаться без защиты из-за такой мелочи, как смерть мужа и отца.

— Сколько их пришло? — спросил я.

— Тысячи, — коротко ответил Анхис, верхним пределом понимания которого было число дюжина дюжин. — И каждый день приходят все новые. Их куда больше, чем мы можем сдержать.

— Вот почему ты не уехал к Олинфу, — нахмурился я и пригубил вино. — Я так понимаю, ты занят только тем, что отбиваешь наш берег?

— Не только, — покачал головой Анхис. — Сюда отряд за отрядом идут со стороны Трои. Им нужно наше зерно. Кстати, сколько воинов ты привел?

— Семь с небольшим сотен, — ответил я.

— Сколько? — удивился отец.

— Ну кто-то же должен охранять острова в мое отсутствие, — развел я руками. — И мы потеряли около Коринфа два десятка парней. И раненых еще назад отправили. Семь сотен, больше не смог привести.

— Да как ты кормишь такую прорву народа? — не выдержал Анхис, который, не веря, разглядывал меня во все глаза.

— Как все, — пожал я плечами. — Торговлишку кое-какую веду с Египтом, Угарит под свою руку забрал, Наксос, Парос и другие острова помельче. Ах да! В Микенах зерном разжился. Там теперь правит новый ванакс. Эгисф, ты должен его помнить.

— Агамемнон больше не ванакс? — смакуя каждое слово, как будто не расслышав, спросил отец. — Ушам своим не верю. Он немедленно должен узнать об этом.

— Так и было задумано, — усмехнулся я. — Купцы с Лемноса уже знают, я об этом позаботился. А это самый близкий остров к Вилусе. Надеюсь, они совсем скоро разнесут эту весть по всему Великому морю.

— Да, — поморщился Анхис. — Лемнос озолотился на этой войне. Тамошние торговцы скупают у воинов рабов и добычу, а взамен везут еду и вино(1). В лагере ахейцев день и ночь пьянствуют и обжираются. Они уже всю округу на неделю пути обобрали дочиста. Ни зерна, ни коз, ни баб красивых не осталось. Словно саранча по Вилусе прошла. Если бы не твоя задумка с конными лучниками, нас бы уже давно до нитки ограбили. Хотя мы и так едва держимся.

— Я оставлю войско здесь, отец, — сказал я, — а сам с отрядом конницы схожу к Трое. Осмотрюсь там. Я не хочу потерять всех своих парней из-за глупости царя Париамы и подлости его сынка.

Оказывается, если убрать прочь дурацкие тележки и надеть на коней седла, полсотни колесниц можно легким движением руки превратить в сотню всадников. Правда, в конные лучники пошли в основном парни лет по шестнадцать-семнадцать, сухие и жилистые. Для меня, обросшего твердым мясом мускулов, коня нашли уже с превеликим трудом. Все же мелковаты еще здесь лошадки, им не хватает сочной травы. А чтобы сесть на таких в тяжелом вооружении, даже речи быть не может.

— Элим! Это ты, что ли? — с интересом смотрел я на сводного брата, который командовал этим воинством. Ничего не осталось от голенастого, вечно голодного мальчишки, каким я его запомнил. На меня смотрел гибкий, жилистый юноша с едва начавшим пробиваться пушком на щеках. Он диковато-красив, весь в рабыню-мать. Скамия в молодости была необыкновенно хороша собой, за что и попала в милость к моему отцу.

— Приветствую тебя, царь! — склонил тот курчавую голову.

Умен, не пытается встать на один уровень со мной. Он уже поболтал с Абарисом и теперь поглядывает на меня со священным ужасом, как и многие из родни. Те вообще понять не могут, как сопливый мальчишка, который еще совсем недавно с гиканьем носился на угнанной у отца колеснице, превратился в повелителя южных Киклад, о богатстве которого купцы прожужжали им все уши.

— Прими мой подарок, брат! — я протянул ему воинский пояс, украшенный золотыми бляхами, и длинный бронзовый меч.

Дело сделано. Я узаконил его статус, публично признав знатным человеком. Все вокруг ахнули, давясь слюной от зависти, а у парня даже слезы на глаза навернулись. Он едва сдержался, чтобы не разреветься от счастья. Я, не стесняясь никого, обнял его и прошептал на ухо.

— Не волнуйся, брат! Никто больше не скажет, что ты сын наложницы.

— Спасибо… брат, — прошептал он в ответ, всхлипнув едва слышно. — Мать за тебя Великой Матери жертвы приносит. И я бога Тархунта молю, чтобы удачи тебе дал. Умру за тебя, если понадобится.

— Умирать не надо, — укоризненно посмотрел я на него. — Побеждать надо. Мертвый ты мне ни к чему. Пошли!

Всадники запрыгнули на коней и выжидательно посмотрели на меня.

— Вперед! — крикнул Элим, картинно взмахнув мечом. Все-таки мальчишки, они такие мальчишки…