Троя. Пепел над морем (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 20

Мы так и не нашли никого из дарданцев, даже когда прошли небольшой полуостров из конца в конец. Мы брали в плен местных фракийцев-бригов (3), но и они только мычали невнятно, ничего путного не говоря. Это было странно. Мы же договорились с отцом, и он уже должен привезти сюда нашу родню и наемников из Вилусы. И да, холм, ручьи и полноводная река находятся на своем месте. Только вот холм, на котором должен будет встать великий и славный Олинф, занят совсем другими людьми. Там обосновался род фракийцев, которые нипочем не желают уступить нам свое место.

Сложенная из булыжников крепостца слова доброго не стоит, да и сам холм не особенно высок. Никакого сравнения с Афинским акрополем, стоявшим на отвесной скале. Просто стена, сложенная из больших каменюк, промежутки между которыми забиты каменюками поменьше. И никакого раствора, как и везде. Башен здесь нет, как нет и зубцов. Но зато лица людей, стоявших на стенах, весьма решительны. Они будут драться насмерть за свои запасы зерна, масла и сыра. И разговаривать с нами они отказались наотрез. За каменной стеной они чувствовали себя совершенно неуязвимыми.

Я подошел поближе, чтобы рассмотреть фракийцев, а фракийцы вовсю рассматривали меня, бестолково маша руками и тыча пальцами. Они никогда не видели рогов из чистого золота и теперь спорили, кто именно снимет шлем с моего хладного тела. Я неплохо понимаю фракийское наречие и слышу каждое слово. Ведь мы, дарданцы, соседи с этим народом, нас разделяет лишь Пролив. В мою сторону полетела одинокая стрела, которая воткнулась в паре шагов. Я вытащил ее из земли, повертел в руках и брезгливо отбросил в сторону. Наконечник костяной, оперение приделано кое-как. Нищета! Полнейшая, беспросветная нищета!

Терять людей при штурме этого курятника мне не хочется совершенно, но не уходить же отсюда несолоно хлебавши. У нас уже и еды не так чтобы и много. А ведь еще идти до самой Трои, где нас никто не ждет. Вот и приходится заниматься тем, чем занимаются все армии в походе: насильственной фуражировкой на местности. И, как назло, все нужное нам зерно лежит за воротами этой крепости. Зерно-то мы возьмем, а вот с мясом ситуация гораздо хуже. Фракийцы, которые какую-никакую разведку вели, всю скотину угнали в горы, не оставив нам ничего. По-моему, это просто свинство с их стороны.

Что там насчет стотысячных армий, осаждающих города по десять лет? Мне даже не смешно. Мои семь сотен парней съедают без малого тонну зерна в день. И эта тонна должна быть, иначе нам всем конец.

— Камнеметы собирайте! — сплюнул я в расстройстве.

Десяток треног с рычагом, веревочной сеткой и привязанным к нему льняным канатом воины собрали меньше, чем за день, а потом в городок полетели камни. Мы перекрыли выход из ворот рогатками и постами, и стали терпеливо ждать. Не так-то уж просто выжить в небольшом селении, когда тебе на голову день и ночь летят булыжники, разбивая крыши и калеча укрывшихся людей. Здесь непривычны к такой войне, они сломаются быстро.

Переговоры начались на третий день, когда количество камней, прилетевших за стену, уже исчислялось сотнями. Ворота отворились, и оттуда вышел лохматый мужик в козьей безрукавке и грязноватом хитоне. В руках он нес ветки, которыми размахивал изо всех сил. Видимо, не хотел схватить шальной камень или стрелу.

— Сардок, переводить будешь, — сказал я своему командиру пельтастов.

Переводчик при переговорах — дело обязательное, даже если знаешь язык. Будет несколько лишних секунд, чтобы подумать.

— Я Комо, — хмуро сказал фракиец, не подавая руки.

— Я Эней, царь Сифноса. — я все же ему руку протянул. — Это Сардок. Он геквет, спутник царя.

— Чего ты хочешь от нас, Эней? — зыркнул из-под бровей Комо, во все глаза разглядывая ожерелье на шее своего соотечественника. — Мы не так богаты, чтобы вести на нас такую армию. Твой шлем стоит дороже, чем все, что у нас есть.

— Мне нужно зерно, пятьсот мешков, и мясо, — любезно пояснил я. — Семьдесят баранов будет достаточно.

— Если отдадим, нам самим жрать будет нечего, — скривился фракиец.

— А если не отдадите, — равнодушно пожал я плечами, — то жрать будет некому. Соглашайся, Комо. Я возьму еду и уйду. Будешь упорствовать, я возьму город и перережу всех до последнего человека. Ты же не дурак, Комо, нас больше раз в пять, чем вас.

— Хорошо, — процедил фракиец, глядя на меня с нескрываемой ненавистью. — Если поклянешься богами, что после этого никого не тронешь, и что уберешься с моей земли, то получишь все, что просишь.

— Клянусь именем бога Поседао, которого почитаю, — поднял я руку. — Я возьму твою еду, а потом уведу войско. А если ты зимой наколешь досок из доброго леса без сучков и высушишь его в тени, я куплю его у тебя за серебро, ткани и красивую посуду.

— Жди, — сказал Комо, на лбу которого пролегла глубокая морщина, видимо, означавшая интенсивный мыслительный процесс.

Он ушел, а я задумчиво смотрел ему вслед. Да, я поклялся, что уведу армию, но я совершенно точно не обещал, что не приведу ее снова. Неужели мне придется согнать этих людей со своей земли? Не хотелось бы, мне пригодятся лишние руки. Мы слегка потесним их, компенсируя неудобство хорошей торговлей и железным инструментом. Место здесь просто отличное. И зерно можно растить, и разводить скот. Только вот почему отец не пришел сюда? На него это совершенно непохоже.

* * *

В то же самое время. Вилуса.

Сотни кораблей качались на волнах, и ни один из ахейских мужей не решался первым сойти на берег. Каждый знал о пророчестве, и никто из них не искал себе смерти. Даже отважнейшие из отважных, Ахиллес и Аякс, делали вид, что заняты чем-то важным. Диомед считал чаек, пролетающих мимо, а Менелай и Агамемнон, плывшие на одном корабле, весьма кстати устроили военный совет. Это было бы смешно, если бы не продолжалось уже не первый час. Троянцы, стоявшие напротив, даже заскучали. Они не понимали, что происходит, и начали клевать носом, утомившись на жарком солнце. У них уже и бранные слова закончились, и гениталии их ахейцы разглядели во всех подробностях. Фантазия воинов царя Париамы иссякла, и они погрузились в некоторую растерянность.

— Да чтоб вас всех! — Гектор, одетый ради такого случая в позолоченный доспех, отложил в сторону лук. — Парни! Разомните коней! Эти ахейские бабы будут до ночи на своих кораблях сидеть!

— Нет, смотри, брат! Кажется, один сейчас спрыгнет на берег, — хмурый здоровяк Деифоб, чья колесница стояла рядом, сплюнул на сухую землю и наложил стрелу на тетиву. — Лицо знакомое. Одиссей это. В том году у нас был. Сейчас я тебя от всей души приласкаю, ахейская собака!

Невысокий, коренастый воин в бронзовой кирасе и в шлеме из кабаньих клыков бросил на берег щит и встал на него обеими ногами. Он призывно заорал и замахал руками. Деифоб послюнявил палец, поднял его, ловя ветер, а потом резко натянул лук, коснувшись подбородка. Сухое дерево и рог скрипнули натужно, щелкнула тетива, ударив в кожаный наруч, и стрела улетела вдаль, жадно ища чужую жизнь. А данаец, стоявший на щите, все орал, торжествуя, и даже бронзовое жало наконечника, чиркнувшего по металлу панциря, не смогло утихомирить его.

— Ну кто так делает? Только хорошую стрелу понапрасну извел, — укоризненно посмотрел на брата Гектор.

— Ну стрельни ты, — недобро зыркнул на Гектора Деифоб, которому тоже было жаль стрелы.

— Учись, брат! Вот так надо! — самодовольно произнес Приамов наследник, любуясь оперением, задорно подрагивающим прямо в глазнице убитого им данайца. Но тут ни с того ни с сего воины посыпались с кораблей сотнями, и Гектор заревел.

— К бо-о-ю-ю!

— Протесилай уби-и-ит! — заорали со стороны ахейцев. — Он первым на землю Трои наступил! Пророчество сбылось! Прыгай!

— Пророчество сбылось! — молнией понеслось от одного племени к другому. — Пророчество сбылось! Теперь можно с кораблей сойти!

— Бей их, парни!