Золото Кёльна - Шир Петра - Страница 7

— Ваши подозрения? О чем это вы? — удивленно наморщил лоб ван Кнейярт.

Алейдис расправила плечи.

— Мой муж был убит. Я хочу выдвинуть обвинение.

Все домашние были подавлены горестным известием. Алейдис всю ночь не сомкнула глаз и наутро чувствовала себя так, словно ей на голову обрушили обух топора. Тем не менее она поднялась засветло, отправив уставшую и испуганную Герлин к прачке за свежевыстиранными простынями. Потом приказала Ирмель натаскать воды, а Эльз отправила разжечь огонь, чтобы нагреть ее. Еще никто и не задумался о завтраке, как прибыли два стража с телегой, на которой лежало тело Николаи. Алейдис велела положить его в гостиной и зажгла множество дорогих свечей из настоящего пчелиного воска, которые взяла из запасов, хранившихся в конторе Николаи. Затем она принялась сама обмывать тело мужа и готовить его к поминкам. Она не хотела, чтобы ей помогали, даже Катрейн, которая прибежала сразу же, когда узнала о смерти Николаи. Кристе, жене отца, она тоже отказала. Та отнеслась к этому с пониманием и взяла на себя заботу о двух девочках, горько оплакивавших смерть любимого дедушки.

Отойдя от оцепенения, которое вызвало у нее известие о том, что ее муж якобы покончил с собой, Алейдис полностью сосредоточилась на организации достойных похорон, чтобы почтить его память. Обмыв тело, она спросила у госпожи Йонаты, не знает ли та хороших плакальщиц. Затем она переговорила с отцом Экариусом, попросила монастырь Апостолов и бенедиктинцев из Большого Святого Мартина прислать монахов-псаломщиков и даже лично сходила к каменщику, чтобы заказать надгробие. После этого она отправилась в цех «Железный рынок»[8], в котором состоял Николаи, чтобы уладить формальности и передать приглашение на поминки.

Все это она делала главным образом ради того, чтобы отвлечься от скорбных мыслей. Она не давала волю чувствам, потому что боялась, что они помешают ей исполнить свой долг. Кроме того, ей предстояло найти убийцу мужа. После двух бессонных ночей, поутру в среду, она, захватив с собой Зимона, отправилась в ратушу на Юденгассе, чтобы узнать, кто именно из трех полномочных судей будет разбирать ее иск. Кристам Резе, единственный из этой троицы, которого она застала на месте, выразил ей соболезнования и направил ее к Винценцу ван Клеве, который, как и Николаи, состоял в цехе «Железный рынок», будучи менялой. Узнав, что ее дело поручено именно ему, а не кому-либо другому, Алейдис готова была взвыть от бессильной ярости. Она не была знакома с этим человеком лично, но знала, что он, а точнее, его отец был вовлечен в многолетнюю тяжбу с Николаи. В Кельне было много меняльных контор. Помимо евреев их держали в основном выходцы из Ломбардии, самым известным и влиятельным из которых был Николаи. Ван Клеве были одним из немногих кельнских семейств, которые выдавали ссуды под процент. Они были главным конкурентом Николаи Голатти.

— Госпожа, вы точно хотите пойти на Новый рынок?

Тонкий голосок Зимона вырвал ее из раздумий. Они стояли посреди оживленной Юденгассе. Вокруг царила обычная суета. Мастеровые покрывали побелкой фасад ратуши, а в доме по диагонали, на противоположной стороне улицы, устанавливали оконные рамы и ставни. Из другого здания на огромную телегу грузили столы, скамьи и кровати. Хозяйки и горничные с корзинами для покупок спешили на Старый рынок или Рыбный базар. Алейдис проводила рассеянным взглядом небольшую компанию мальчиков и девочек, которые с хохотом и визгом бежали за кожаным мячом, толкая его перед собой палками. Затем она подняла глаза на слугу.

— А что, у меня есть выбор?

Зимон неопределенно пожал плечами.

— Вы же знаете, что говорят о Винценце ван Клеве?

— Нет, Зимон. Что же о нем говорят? — раздался у них за спиной грубый низкий мужской голос.

Оба резко обернулись, и Зимон в испуге сделал шаг назад.

— Господин… господин ван Клеве! Я… Мы… вас совсем не заметили!

— Доброе утро, вдова Голатти, мои соболезнования по поводу вашей утраты.

Полномочный судья устремил» темно-карие глаза на Алейдис, не обращая больше внимания на слугу. Это был высокий широкоплечий мужчина с черными вьющимися волосами до плеч и аккуратно подстриженными усиками, которые переходили в уголках рта в такую же аккуратно подстриженную бородку. В Кельне Он снискал славу строгого, но справедливого служителя закона.

Конечно, Алейдис знала, что имел в виду Зимон: с виду и в общении Винценц ван Клеве был столь же грозен, сколь и приписывала ему молва. Он нисколько не заботился о том, чтобы сгладить ужасающее впечатление, которое он производил на окружающих. Ходили слухи, что одна девица, к которой он сватался, в последний момент сбежала, испугавшись его свирепого нрава, а несчастная женщина, на которой он впоследствии женился, утопилась в Мельничном пруду после нескольких лет брака. Официально ее смерть списали на несчастный случай.

Один взгляд в умные, почти черные глаза судьи заставил Алейдис согласиться с общим мнением, что с Винценцем ван Клеве стоит держаться настороже.

На подобные мысли наводила его мрачная физиономия, при взгляде на которую хотелось сбежать на край света. Но раз уж именно он был назначен разбирать ее дело, у нее не оставалось другого выхода, кроме как переступить через собственное нежелание и погасить в себе разгорающуюся искру панического страха. Если она хотела исполнить свой долг, ей во что бы то ни стало нужно привлечь этого сурового человека на свою сторону.

— Доброе утро, господин ван Клеве, и примите мою благодарность за сострадание.

Она вздохнула. Было ясно как божий день: никакого сострадания он к ней не испытывает.

— Господин Резе сказал мне, что вы…

— Рихвин ван Кнейярт уже передал мне известие о поданном вами иске вчера вечером, — перебил ее судья, повернулся и скомандовал: — Следуйте за мной.

— Куда мы идем?

Удивившись, Алейдис поспешила следом, то и дело поглядывая на Зимона, который, как всегда, следил за тем, чтобы нищие и карманные воришки не подходили к хозяйке слишком близко.

Полномочный судья бросил на нее быстрый взгляд через плечо.

— К вам домой, куда же еще? Если, конечно, вы позволите мне самому взглянуть на труп вашего мужа. Если потребуется, я также вызову городского медика Бурка, чтобы определить, насколько обоснованны ваши обвинения.

— Да-да, конечно-конечно.

Алейдис мчалась за ним, изо всех сил стараясь не отставать.

— Но палач уже подтвердил мои подозрения. И я уверена, что вы согласитесь со мной, когда увидите следы на шее мужа;

— Соглашусь с вами? — он внимательно посмотрел ей в глаза, и на этот раз в его взгляде отчетливо читалась насмешка.

Алейдис нахмурилась.

— Простите, господин полномочный судья, но, в конце концов, это я первой заметила следы. А все остальные лишь ухватились за этот факт, свидетельствующий о том, что сам он… — Она прервалась и перекрестилась.

— Это чистое совпадение.

— Что, простите?

— Что вы заметили это первой. Помощники палача, раз уж на то пошло, не отличаются особым умом или наблюдательностью. Им что этот труп, что любой другой. А вот мастер Бертрам, он совсем другое дело. Он определенно обратил бы внимание, если бы с трупом было что-то не так.

— Не так?

— Ему бы точно не потребовались подсказки куколки вроде вас.

— Что, простите?

Пунцовая от охватившего ее гнева, Алейдис одним прыжком обогнала его и преградила ему дорогу. Они остановились посреди моста.

— Ведь именно так Николаи назвал свою юную прекрасную невесту, да? У меня до их пор не было возможности разглядеть вас вблизи, но это прозвище вам подходит как нельзя лучше, госпожа Алейдис.

— Не смейте называть меня куколкой, господин ван Клеве! Да, Николаи называл меня так, но, в отличие от вас, не высказывал мне тем самым пренебрежения. Напротив, он говорил это с большим тактом и любовью. Возможно, вам не нравился мой муж, но это не дает вам права обращаться со мной так грубо. Если вы не прекратите, я пожалуюсь на вас в магистрат!