Адмирал Империи – 56 - Коровников Дмитрий - Страница 8

– Ничего удивительного, – она пожала плечами, но в голосе проскользнула старая обида. – Вы тогда были окружены женским вниманием сверх меры…

– Сверх меры? – усмехнулся я. – Это было… давно.

– Да, давно, – согласилась Настасья, и что-то в ее тоне заставило меня внимательнее посмотреть на нее.

Повисла неловкая пауза.

– Я всегда… – Зимина запнулась, потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение. – Неважно. Александр Иванович, просто… будьте осторожны. И возвращайтесь быстрее. Мне кажется, именно вы можете найти решение. Вы прирожденный лидер, всегда им были. Люди идут за вами, даже когда ваши идеи кажутся безумными.

– Лидер и даже без дивизии, – с иронией напомнил я. – Красиво звучит, но толку мало.

– Дивизия – это просто корабли, – возразила она, и в ее голосе появилась сталь. – А лидерство – это способность вести за собой. И у вас она есть. Была в Нахимовском. Есть и сейчас.

– Настасья Николаевна, – начал я, но она перебила:

– Просто Настя. Думаю, после всего, через что мы прошли, можно обойтись без формальностей.

– Настя, – повторил я, пробуя имя на вкус. – Спасибо. За веру в меня. Сейчас это… важно.

Она кивнула и направилась к выходу, но у самых дверей обернулась:

– Контр-адмирал Васильков?

– Да?

– Найдите ответы. И найдите их быстро. У меня плохое предчувствие насчет всего этого.

С этими словами она вышла, оставив меня наедине с мыслями и ароматом цветочных духов.

– Эй, Александр Иванович! – окликнул меня Борисевич, который терпеливо ждал окончания нашего разговора. – Раз уж остаетесь, пойдемте-ка. Провожу вас в аппартаменты Гинце. И по дороге расскажу пару анекдотов – а то вы больно задумчивый. Про что думаете? Про врага или про молодую адмиральшу?

– И то, и другое одинаково опасно, – пробормотал я.

– О, это точно! – губернатор расхохотался. – Знаете, что опаснее вражеского космофлота? Влюбленная женщина! А знаете, что опаснее влюбленной женщины? Женщина, которая ждала двадцать лет! Ха-ха!

– Генрих Христофорович, – вздохнул я, – боюсь, даже ваши шуточки сейчас не помогут.

– А вот это мы еще посмотрим! – Борисевич подмигнул и начал на ходу. – Значит, встречаются как-то три адмирала: русский, американец и китаец. Американец говорит: «У меня флот из трехсот кораблей!» Китаец отвечает: «А у меня – из пятисот!» Русский задумался и говорит: «А у меня зато есть Васильков!» Ха-ха-ха!

Я невольно улыбнулся:

– Это вы сейчас сами придумали?

– А то! – гордо заявил генерал-губернатор. – У меня талант! Вот еще: знаете, что сказал адмирал, когда его флот окружили? «Отлично, теперь можем стрелять в любую сторону!» Это, кстати, почти правда – адмирал Ушаков так однажды сказал. Или Нахимов? Черт, память уже не та.

Мы повернули обратно, и я размышлял о странности ситуации. Может, в этом безумии и есть своя логика. В конце концов, если мир рушится, почему бы не встретить конец с улыбкой?

За панорамным окном анфилады, на посадочной площадке, офицерские шаттлы один за другим взмывали в небо, унося адмиралов к их флагманским кораблям. К их дивизиям. К их иллюзии контроля над ситуацией. Реактивные струи расчерчивали голубое небо Суража-4, оставляя белые росчерки – как будто кто-то пытался зачеркнуть неудачный день…

– Кстати, о советнике Гинце, – продолжал Борисевич, пока мы шли. – Знаете, что он вчера за ужином сказал? Что эмоции – это просто химические реакции, которые можно и нужно оптимизировать. Представляете? Я ему говорю: «Густав Адольфович, а как же любовь, дружба, радость?» А он мне: «Дофамин, окситоцин, серотонин. Все измеримо, все контролируемо». Бррр! От таких речей у меня мороз по коже! Это ж не человек, а калькулятор!

– Старик всегда был склонен к рационализму, – заметил я.

– Рационализм – это одно, – возразил губернатор. – А вот это… Знаете, я вчера видел, как он смотрел на закат, когда мы после ужина вышли на балкон. Таисия Константиновна была… Так вот Густава Адольфович посмотрел пять секунд и говорит: «Преломление света в атмосфере. Длина волны 700 нанометров. Красиво, но непрактично». И ушел работать в свою нору!

Я промолчал, но внутренне содрогнулся. Старый Гинце часами мог рассказывать о том, как уравнения описывают гармонию вселенной. Он видел поэзию в цифрах. А теперь видит только цифры.

– А еще, – продолжал Борисевич, явно рад найти благодарного слушателя, – он не пьет! Совсем! Говорит, алкоголь снижает эффективность мыслительных процессов на двадцать три процента. Двадцать три, Карл! Он что, измерял? И как вообще можно жить без выпивки? Это ж противоестественно!

– Я вообще-то тоже не пью, – пожал я плечами.

– И очень даже зря, – буркнул толстяк Борисевич.

Мы прошли в левое крыло губернаторской резиденции и поднялись на третий, последний этаж. Впереди показалась дверь.

– Вот мы и пришли, – объявил Борисевич, останавливаясь у входа. – Александр Иванович, я вас тут подожду. Не хочу видеть, во что превратилась часть моего дома, когда здесь появилась техническая лаборатория корпорации. Раньше там хоть живые цветы стоял, а сейчас только стерильные белые стены, операторы, роботы и мониторы. Как в колл-центре.

– Спасибо за компанию, Генрих Христофорович, – я пожал руку губернатору.

– Да не за что! – он крепко сжал мою ладонь. – Александр Иванович, найдите ответы. И найдите их быстро. Потому что я старый солдат, много войн повидал, и нюх у меня на беду не подводит. А сейчас такая беда надвигается, что… В общем, поторопитесь.

Я кивнул и направился к входу. Автоматические двери бесшумно разъехались, впуская меня в стерильный мир новой корпорации Гинце.

«Что же ты насоветовал нашему юному императору?»

Глава 4

Место действия: столичная звездная система HD 30909, созвездие «Ориона».

Национальное название: «Сураж» – сектор Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется силами императора.

Точка пространства: столичная планета Сураж-4.

Правительственный квартал. Лаборатория корпорации «Имперские Кибернетические Системы».

Дата: 11 августа 2215 года.

Автоматические двери с надписью корпорация «Имперские Кибернетические Системы» разъехались с едва слышным шипением, впуская меня в царство стерильной белизны. Первое, что бросилось в глаза – полное отсутствие того творческого хаоса, который всегда окружал профессора Гинце у меня на корабле. Никаких разбросанных чертежей от руки, никаких наполовину собранных устройств, никаких кружек с недопитым кофе. Только белые стены, белый пол, белый потолок и ряды мониторов с бегущими строчками кода.

– Александр Иванович, как я рад вас видеть! – профессор встретил меня у входа, и я сразу отметил изменения в его манере держаться. Раньше Гинце при встрече расплывался в улыбке и начинал размахивать руками, рассказывая о своих последних изобретениях. Теперь – сдержанное приветствие, выверенный жест, рукопожатие ровно такой длительности, чтобы не показаться ни холодным, ни фамильярным.

– Взаимно, профессор, – ответил я, оглядываясь по сторонам и пытаясь скрыть свое разочарование этой клинической чистотой. – Впечатляющие изменения. Раньше ваша лаборатория больше напоминала… как бы это сказать…

– Свалку гениальных идей? – подсказал Гинце с легкой улыбкой. – Знаю, знаю. Но эффективность работы в организованном пространстве возрастает значительно. Я провел исследование – оптимизация рабочего места позволяет сэкономить до трех часов в день.

– И потерять душу в процессе, – пробормотал я себе под нос, но профессор услышал.

– Душа – понятие абстрактное, Александр Иванович. А время – ресурс вполне конкретный и невосполнимый. Но вы же не за философскими дебатами пришли?

Прямота – еще одно новое качество профессора. Раньше он мог часами ходить вокруг да около, прежде чем перейти к сути. Теперь – сразу к делу. Эффективно? Возможно. Но что-то важное терялось в этой эффективности.