Таких не берут в космонавты. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 18

Затем переспросил:

— Весёлую, говоришь? Есть такая. Причём, её написали для того же фильма, что и песню о медведях.

Я посмотрел на лица слушателей и объявил:

— Музыка Александра Зацепина, слова Леонида Дербенёва. Песня называется: «Если б я был султан». Исполняет ученик десятого «Б» класса сорок восьмой школы города Кировозаводск Василий Пиняев.

Я поклонился, потребовал:

— Поаплодируйте, пожалуйста.

Иришка и Надя неуверенно хлопнули в ладоши.

— Кончили аплодировать, — сказал я.

Гитарные струны ожили под моими руками.

Я улыбнулся и запел:

— Если б я был султан, я б имел трёх жён…

После вчерашнего концерта мои пальцы слегка побаливали. Они отвыкли от игры на гитаре: расслабились, поглаживая клавиши пианино. Но повиновались мне прекрасно. Как и вчера. Как и вчера на лицах моих слушателей заблистали улыбки. Идея «иметь трёх жён» Черепанову и Тюляеву пришлась по душе — Надя и Иришка отреагировали на эту серьёзную мужскую мечту, как на шутку.

— … Не очень плохо иметь три жены…

Я заметил: лежавшие на столешнице руки Черепанова и Степановой будто бы случайно прикасались друг к другу. Надя и Лёша слушали моё пение, улыбались. Они чуть покачивали головами — делали это синхронно, словно исполняли хорошо отрепетированный танец. Черепанов сидел за столом, горделиво приосанившись. Мне почудилось, что за прошедший месяц Лёша слегка подрос.

— … Но очень плохо, с другой стороны…

Не сутулилась и Лукина. Она замерла, расправив плечи и выпятив грудь (как я ей и советовал). Её распущенные волосы блестели. Блестели и Иришкины глаза: хитро и игриво. Я невольно отметил, что Лукина — красивая девчонка. Подумал, что Тюляеву не следовало расслабляться: во время учёбы в университете у моей двоюродной сестры наверняка появится множество поклонников.

— Зульфия мой халат гладит у доски…

Я отметил, что мои опасения так и остались лишь опасениями. После вчерашнего уличного концерта я чувствовал себя превосходно. Никаких хрипов, никакого першения в горле, никакой головной боли. Голос звучал идеально. Я легко менял его тональность, будто делал это переключением тумблера. По-прежнему наслаждался пением. Это моё наслаждение разделяли и мои слушатели.

— … Не очень плохо иметь три жены… — пропел я.

— … Но очень плохо, с другой стороны!.. — хором поддержали меня Иришка, Надя, Лёша и Геннадий.

Вечером вернулись домой Иришкины родители — наши гости разошлись по домам.

Иришка прибралась в гостиной. Я отнёс в спальню стопки писем — отметил, что сегодня мы не прочли ни одного письма.

Не приступили мы с Лукиной к чтению писем и перед сном. Иришка уселось на своей кровати, уткнулась носом в газету «Правда» (готовилась к завтрашней политинформации в начале классного часа).

Меня позвал на кухню Виктор Семёнович.

Иришка тоже, было, дёрнулась следом за мной. Но Виктор Семёнович остановил её. Он заявил дочери, что хочет со мной «серьёзно поговорить».

Я заметил вспыхнувшую в Иришкиных глазах тревогу — заверил сестру, что «всё будет хорошо».

Мы с Иришкиным отцов вошли на кухню.

Виктор Семёнович прикрыл дверь. Он уселся за стол напротив меня, вынул изо рта трубку.

Лукин склонился над столешницей и прошептал:

— Хочу поделиться с тобой, Василий, секретом.

Он смущённо улыбнулся, пожал плечами и добавил:

— Больше не с кем. Только тс…

Виктор Семёнович поднёс к губам палец, посмотрел мне в глаза.

Я кивнул. Провёл пальцем по своим губам, словно закрыл их на замок-молнию (такой жест обычно показывала моя вторая жена).

Иришкин отец бросил взгляд через плечо. На секунду замер: прислушивался (в гостиной бубнил телевизор).

Он снова взглянул на меня и заявил:

— Василий, я долго думал над нашим с тобой разговором. Помнишь, мы с тобой рассуждали о развитии автомобильной промышленности в СССР? Тогда мы говорили о строительстве нового завода по производству легковых автомобилей. Ты спрогнозировал, что его построят в Ставрополе… то есть, в Тольятти.

Я снова кивнул.

— Помню.

— Так вот…

Виктор Семёнович закусил загубник трубки и словно на пару секунд погрузился в раздумья.

— … Я решил, что поработаю на этом заводе.

Лукин посмотрел мне в глаза.

Он не дождался от меня бурной реакции — пояснил:

— У меня друг работает в Москве, в Министерстве. Мой бывший однополчанин. Мы с ним вместе в окопах около Южного Буга селёдку из бочек ели. Потом меня ранили — наши пути разошлись. Но мы переписываемся… впрочем, не суть.

Лукин махнул рукой.

— Василий, я тут подумал на днях, о том, что ждёт меня в ближайшие годы, — сказал он. — Дети выросли: сын уже уехал, а дочь в этом году в университет поступит, скоро и замуж выйдет. Будем мы Верой сидеть дома, ругаться от скуки…

Виктор Семёнович усмехнулся.

Заявил:

— Так и будет, Вася. Точно. Поэтому я пришёл к выводу, что ещё не созрел для спокойной домашней жизни около телевизора. Чувствую, что хочу движения, активной работы. Душа просит новых вызовов и новых свершений. Чувствую себя сильным и энергичным, понимаешь?

— Понимаю, Виктор Семёнович. Вы ещё не устали от жизни.

Лукин указал на меня трубкой.

— Вот-вот, — сказал он. — Не устал. Двадцать лет назад я устал от войны. В этом я был совершенно уверен. А сейчас я уверен в том, что до сих пор не устал от жизни. Покой хорош, пока растишь детей. Но затем он кажется… не покоем, а отсутствием жизни.

Иришкин отец вздохнул.

— Как бы тебе это объяснить, Василий…

— Виктор Семёнович, я понял, о чём вы сказали.

Лукин приподнял брови.

— Ты умный парень, Василий, — сказал он. — Понятливый, не по годам. Думаю, ты уже сообразил, почему я упомянул новый завод. Здесь, у нас, словно болото. А на строительстве нового завода забурлит жизнь. Вот это самое бурление меня сейчас и манит.

Виктор Семёнович вновь обернулся и взглянул на дверь.

Затем он сказал:

— Похожее бурление, определённо, было здесь, в Кировозаводске на тракторном заводе, после войны. Наш завод мы восстановили буквально из руин. Все мы понимали, что делали большое и нужное для нашей страны дело. Работали в четыре смены, не покладая рук.

Лукин взглянул поверх моего плеча на окно, улыбнулся.

Мне почудилось, что эта улыбка омолодила его лет на пять.

— Трудное было время, — заявил Виктор Семёнович. — Трудное, но интересное. Особенно для нас, для ветеранов. Ведь мы несколько лет мечтали о том, как вернёмся домой, восстановим страну и завод. Восстановили. Скоро выпустим наш миллионный трактор!

Лукин взмахнул трубкой.

— Представляешь, Василий, миллионный⁈ Мы уже решили, что напечатаем фото этого трактора в городской газете. Чтобы весь город гордился нашим достижением. Сказал бы мне кто в сорок втором, что такое случится — я бы не поверил. Но трактор будет.

Виктор Семёнович закусил загубник трубки и тихо добавил:

— Завод легковых автомобилей мы тоже построим. Хочу и в этом поучаствовать. Так и написал своему приятелю из Министерства. Опыт работы с кадрами у меня большой. На новом месте он пригодится. Да и упорства у меня хватит — мой друг об этом прекрасно знает.

Виктор Семёнович вздохнул и спросил:

— Что думаешь, о моём решении, Василий? Или считаешь: староват я для новых свершений? Дорогу молодым?

Я улыбнулся и ответил:

— Вы не старик, Виктор Семёнович. Опыт у вас, действительно, большой. Но и энергии ещё предостаточно. Всё у вас получится. Было бы желание.

— Вот и я так думаю, — сказал Лукин.

Он вздохнул и попросил:

— Василий, ты только моей дочери пока ничего не говори. Вера тоже ещё не знает о моём решении. Да и что тут знать-то? Пока ещё ничего не ясно. Ответ из Москвы я не получил. Ну, а там… посмотрим.

Перед сном я сказал:

«Эмма, найди мне информацию о Викторе Семёновиче Лукине. Год его рождения я не знаю. Место рождения… обойдемся и без него. Добавь в поиск фразы: „город Кировозаводск“ и „Кировозаводский тракторный завод“. Ещё, пожалуй, добавь в поиск словосочетания „город Тольятти“ и „Волжский автомобильный завод“. Есть что-нибудь?»