Муля, не нервируй… Книга 4 (СИ) - Фонд А. - Страница 45

Дальше всё было банально: Жаминов нёс меня на плечах через лес (на дорогу они выходить боялись), Вера бежала сзади, плакала и тихо причитала. В общем, толку от неё особо не было.

Повезло ещё в том, что Веркин знакомый дисциплинированно ждал нас возле машины. Поэтому, как только Жасминов притащил меня, как все сели и срочно рванули в больницу. Довезти меня успели.

— Вот такие дела, — подытожила Верка, а Дуся посмотрела на меня укоризненно, а на Верку с благодарностью и уважением.

— Спасибо вам! — от всего сердца поблагодарил я.

Верка вспыхнула. А Жасминов приосанился. Моя благодарность ему была приятна.

— Время вышло, — в дверь заглянула медсестра.

— А сколько я уже здесь лежу? — напоследок успел спросить я.

— Сегодня воскресенье, — буркнула Дуся.

Два дня! Я тут два дня!

— Мне нужно туда вернуться! — сказал я, подхватившись. — Где моя одежда?

— Лежи! — рыкнула Дуся, — ты чуть не умер, тебе нельзя…

— Но мне нужно! — я был непреклонен, вот только меня никто даже слушать не хотел.

— Я сейчас доктора позову! — гаркнула Дуся.

Кажется, Верка и Жасминов были с нею полностью солидарны.

Предатели!

Они ушли, а я остался в палате в одиночестве…

Но просто лежать я не мог. Я метался словно тигр в клетке. Так, что даже медсестра услышала мой топот, заглянула и сделала мне замечание:

— Больной, ложитесь на кровать. Вам рано ещё вставать и бегать! А не то я сейчас успокоительный укол поставлю!

Угроза подействовала.

Пришлось улечься. Неожиданно даже для самого себя я уснул.

Проснулся, когда ко мне пришёл милиционер. Он отрекомендовался и допросил меня. Я скормил ему версию про «поскользнулся, упал, очнулся и вот я тут». Видимо он тоже не хотел портить статистику, поэтому вполне удовлетворился моей версией. Попросил подписать протокол и отбыл восвояси.

А я задумался, что же мне делать?

Нужно срочно попасть опять в лес, забрать фотоаппарат, проявить плёнку, сделать фотографии и передать их Большакову. И осталось всего полвоскресенья. И вот как мне всё это осуществить?

Я так расстроился, что даже не понял, что именно мне принесли на обед. Проглотил, не глядя (а, может, это после Дусиных разносолов так оно мне показалось).

К сожалению, денег у меня с собой не было. Да и автомобилей возле больницы не наблюдалось. В это время люди передвигались пешком, или на рейсовых автобусах.

И вот что делать?

Я хотел, по привычке почесать затылок, рука наткнулась на плотную повязку с засохшей корочкой, и я торопливо отдёрнул руку. Кажется, в ближайшее время придётся отвыкать от этой привычки.

Я тихо сатанел, не понимая, как быстро и правильно разрулить ситуацию. Время неумолимо утекало, а я так ничего внятного и не придумал. Хуже всего, что если я сейчас вылезу отсюда в окно, то далеко в пижаме и тапочках я не уйду. А даже если я и уйду, то автомобиль мне нанять будет не на что. И так далее. О том, что придётся несколько километров идти по лесной дороге, посыпанной щебёнкой, в сваливающихся с ног, расхлябанных тапочках, я старался не думать.

И тут, когда я уже перебрал все варианты и уже надумал идти как есть и будь что будет, дверь в палату открылась и заглянул… тадам! — Козляткин.

Сказать, что я удивился — это не сказать ни о чём.

— Сидор Петрович? — я аж рот приоткрыл в изумлении. — Откуда вы узнали, что я тут?

— Зашел к тебе. А твоя тётушка рассказала, — пояснил Козляткин и потребовал, — рассказывай!

Я рассказал о всех своих злоключениях.

— … поэтому, Сидор Петрович, нужно срочно забрать оттуда фотоаппарат, найти, где можно в это время проявить плёнку и отпечатать фотографии. Даже не представляю, что и делать.

— Так! — Козляткин решительно взял всё в свои руки, — поехали!

— Меня не выпустят, — сказал я, кивнул на свою пижаму с отпечатанным на рукаве штампом и больничные тапки.

— Ничего, я на машине, — резко рубанул Козляткин, — заедем к тебе, переоденешься.

— Так Дуся…

— Дусю я беру на себя! — пообещал Козляткин.

— А из больницы меня не выпустят…

— Выпустят, — нехорошо усмехнулся Козляткин, и я сразу ему поверил.

Всё получилось, как и обещал Козляткин, быстро и технично. Я только успел заметить краем глаза, как медсестра торопливо спрятала в кармане халата радужную бумажку. Когда я крался по коридору, она ушла в дежурку и сделала вид, что не заметила.

С Дусей тоже всё прошло хорошо, Козляткин, раздуваясь от важности, сообщил ей, что мы сейчас должны подъехать на работу, где мне нужно расписаться в важных документах. А потом он лично отвезёт меня обратно в больницу.

Дуся поверила, хотя и зыркнула на меня строгим взглядом. Так, на всякий случай.

Мы подъехали к развилке у лесной дороги. Козляткин сначала хотел ехать почти к самому шлагбауму, но я отговорил. Дальше пошли пешком. Шли молча.

Как ни странно, голова у меня в лесу болеть совсем перестала. То ли из-за того, что проблема была решена, то ли потому, что лесной свежий воздух имел целебную силу.

Я быстро нашел нужное место, вытащил замотанный в рюкзак фотоаппарат и отдал его Козляткину.

— Прекрасно, — усмехнулся он.

Мы вернулись в больницу, успев как раз перед вечерним обходом. Так что никто из врачей мой «побег» не заметил.

Я был доволен и аж лучился, даже доктор это отметил.

Когда принесли ужин, состоящий из тарелки молочных макарон, тушенной капусты и опять того же стакана с некрепким чаем и куска хлеба с маслом, я стал абсолютно счастлив. Козляткин пообещал, что к утру фотографии будут готовы, и Большаков получит их ещё до планёрки.

Вот и чудесно!

Я довольно усмехнулся.

Пришла санитарка и забрала грязную посуду.

А у меня был кусок дусиного пирога с яблоками, и банка с компотом.

Живём!

Скрипнула дверь и в палату зашла первая медсестра, Тамара Сергеевна. Видимо, у блондинки дежурство закончилось.

— Как вы себя чувствуете, Иммануил Модестович? — проворковала она, ловко доставая шприц, — поворачивайтесь. Сейчас сделаем вечерний укольчик!

Я вздохнул и покорно повернулся на живот.

После укола я посмотрел на неё — она мялась и не уходила. То медленно и утрированно аккуратно сложила все свои медицинские прибамбасы в специальный эмалированный лоточек. Потом зачем-то расправила покрывало на соседней пустой койке. Потом переставила чашку и баночку у меня на тумбочке…

— Да говорите уже! — не выдержал я первым.

— А вот скажите. Это же Жасминов к вам приходил? — смущённо спросила она.

— Ну конечно, — кивнул я и спросил, чтобы поддержать разговор, — вам нравится его творчество?

— Да! Он такой… такой… — от восхищения она аж захлебнулась эмоциями.

— Хотите, познакомлю? — подмигнул я ей.

Тамара Сергеевна хотела.

А я пообещал, мне не трудно. Да и хорошие отношения с медсестрой нужно поддерживать. Хотя и как человек Тамара Сергеевна была приятная. А уж как женщина, с такими размерами — тем более.

Скажу честно, хоть и принято в моём мире, что худые девушки и женщины — это эталонно и красиво (я не спорю, пойти в ресторан или на мероприятие лучше с девушкой, на которой платье сидит хорошо), но мне всё-таки всегда нравились женщины с формами. Чтобы был животик, чтобы были складочки. А Тамара Сергеевна была именно такой, как надо.

Поэтому, когда она вечером, перед сном, пришла ко мне с обязательным градусником, я аж залюбовался нею, и она вспыхнула.

— Иди сюда, — хрипло сказал я…

Глава 23

Понедельник начался отрадно: в больничное окно светило солнце, деревья ласково шумели молодой листвой, легкий ветерок доносил пряные ароматы цветов, которые хоть ненадолго, но перебивали въедливый больничный запах. Я крепко, с подвыванием потянулся — настроение было радостным-радостным, а на лице блуждала дебильная улыбка.

Впервые со времени попадания сюда я чувствовал себя отдохнувшим и умиротворённым. Что человеку для полного счастья надо? Если брать пирамиду Маслоу — то не так уж и много.