Муля, не нервируй… Книга 4 (СИ) - Фонд А. - Страница 40

И вот в изложении товарища Глыбы, выяснилось, что написал он свою пьесу и стал ходить по театрам и предлагать её поставить. Соответственно недалёкие и глупые режиссёры в силу своей ограниченности и глупости совершенно не прониклись потенциалом будущего шедевра и не разглядели у себя под носом Эльдорадо и Клондайк в одном флаконе. В общем, никто эту пьесу ставить не хотел. И вот отчаявшийся уже драматург случайно подслушал разговор Глориозова по телефону. И узнал, что некто Иммануил Бубнов из Комитета искусств продвинул какой-то необычайно успешный советско-югославский проект, который поддержали все «наверху» и даже «сам». Осталось только найти сценарий к фильму, а так уже всё готово и ждёт не дождётся старта — и смета, и декорации в Югославской Ривьере, и ракия для вдохновения талантов.

Эмилий Глыба сразу понял, что это его звёздный час. Узнать адрес упомянутого Бубнова было дело техники. Тем более, что на работе его, в смысле меня, не оказалось, поэтому, невзирая на поздний час, он пошел ко мне домой, справедливо рассудив, что нужно опередить конкурирующих драматургов.

— Так что я готов! — выдохнул Эмилий Глыба и улыбнулся. Он достал из пухлого портфеля толстую пачку отпечатанной на машинке бумаги и с нежностью положил её на стол.

Дуся аж икнула.

Нужно было спасать ситуацию.

И я сказал:

— Всё так, товарищ Глыба. Пьеса о мелиораторах — это именно то, что и должно лечь в основу советско-югославского фильма.

— Она идеологически выверена! — торопливо добавил Эмилий Глыба и просиял.

— Даже не сомневаюсь в этом, — заверил я драматурга. — Но тут есть один маленький момент, который нужно учитывать…

Эмилий Глыба напрягся.

Но я был бы не я, если бы не попытался завернуть данную ситуацию в свою пользу. Поэтому я сказал:

— Я же простой чиновник, далёкий от искусства, понимаете?

Эмилий Глыба понимал.

— Поэтому мне доверили посчитать смету, выбить финансирование, написать техническое задание и тому подобную скучную ерунду. А дальше проект передали Завадскому. Знаете же его?

Эмилий Глыба знал.

— И теперь, насколько мне известно, он ищет талантливых драматургов-сценаристов. Во всяком случае по информации до моего больничного так было. Мне кажется, вам нужно обратиться напрямую к нему. Можете, кстати, даже сослаться на меня.

Эмилий Глыба просиял:

— Спасибо! Спасибо, товарищ Бубнов! — он невнимательно пожал мне руку, прихватил свою стопочку бумаги и торопливо ретировался.

Спасть я ложился с доброй улыбкой на устах. То-то Завадскому будет сюрприз.

Уверен, Эмилий Глыба пойдёт к нему прямо сейчас.

Утро встретило птичьим щебетанием: в раскрытую форточку вместе с трелями лился напоенный цветочными запахами и выхлопами бензина воздух. Солнце шпарило уже с самого утра, день обещал был солнечным и жарким.

Благодать.

Сегодня был последний день моего липового больничного и его следовало употребить с пользой.

Позавтракав вчерашними пирожками, и чтобы не слушать Дусино ворчание, я вышел из дома (просто у Дуси сломался примус, и она не смогла приготовить мне полноценный, по её понятию, завтрак и поэтому была сердитая и ворчала).

Я прикинул, что времени у меня до обеда ещё полно, Валентина знает, что ей предстоит делать, поэтому я со спокойной душой отправился на встречу с актрисой, которую обещала познакомить со мной Вера Алмазная.

Ранним утром все актрисы и прочие труженики сцены сладко спят, поэтому, когда Вера назначила встречу в кафе в десять часов утра, я сильно удивился.

Кафе «Нивушка» в этот ранний час было почти пустым — советские граждане трудились на работе, дети были в школе, и только такие тунеядцы, как я, да пенсионеры могли позволить себе заглянуть сюда в это время. Из всех посетителей была только пожилая женщина за дальним столиком, которая с умилением наблюдала, как её внук, карапуз лет четырёх-пяти, уминает пирожное «картошка». У стойки скучала продавщица, поэтому нам никто помешать не мог.

Я пришёл самый первый, взял чашку чаю и чебурек и приготовился долго ждать.

К моему изумлению, Вера и эта актриса пришли практически вовремя. Десять минут опоздания не считается.

— Муля, привет! — проворчала Вера, с усилием сдерживая зевок, — знакомься. Это — Люда. Она актриса. Люда, а это — Муля Бубнов. Муля из Комитета искусств, я тебе говорила.

Посчитав свою миссию выполненной, Вера таки зевнула и побрела к стойке выбирать пирожное.

Мы остались с Людой вдвоём.

— Очень приятно, Люда, — галантно сказал я и словно между прочим, пробормотал с восторгом, но так, чтобы она услышала, — какой типаж! Именно то, что надо!

И уже гораздо громче сказал:

— Люда, вы будете пирожное? Или лучше чебурек? Здесь замечательные чебуреки. Ещё горячие. Только-только привезли.

Люда представляла собой тот тип актрис, судьба которых быть даже не на вторых, а на третьих ролях, в массовке и на подтанцовке. Нельзя было сказать, что она некрасивая. Наоборот, даже очень привлекательная: белокурая девушка с голубыми глазами и носиком пуговкой — она была миловидной, но совершенно не обладала той неуловимой харизмой, той «изюминкой», которая заставляет сердца зрителей биться в унисон игре на сцене и в кино.

— Я не ем сладкое и мучное, — скривила носик Люда, голос у неё, кстати, был высоким и чуть писклявым, — он него толстеют.

— Тогда минеральной воды? — всё так же галантно спросил я.

— Он газа изжога, — манерно насупилась девушка.

Она была довольно молодая, вчерашняя школьница, ну, может, чуть постарше. На её фоне Вера выглядела, конечно, сильно подзатасканной.

— Ну, тогда даже и не знаю, что вам предложить, — развёл руками я и с огорчённым видом улыбнулся.

— Давайте просто поговорим, — передёрнула она плечиками, затянутыми в алую ткань блузки.

— Давайте, — согласился я.

— А это правда, что вы с Завадским дружите? — без обиняков спросила она.

«Напористая девушка, далеко пойдёт, даже без харизмы» — подумал я, а вслух ответил:

— Конечно. Я же работаю в Комитете искусств, всё финансирование через нас проходит. Через мой отдел, если говорить конкретно. Вчера только порекомендовал ему хорошего драматурга с очень перспективной пьесой. Вы же в курсе, что я позавчера передал Завадскому советско-югославский проект на съемки фильма, который уже одобрен «сверху»?

Люда была не в курсе. Судя по широко распахнутым глазам, в узких театральных кругах она явно не вращалась.

— Ну так вот, — продолжил заливаться соловьём я, — сценарий уже есть, но у нас с Завадским затруднение. Большое затруднение. Главным режиссёром согласно международному договору будет Йожи Галле, это югослав, ученик самого Франце Штиглица.

Дав Люде пару мгновений проникнуться звучанием иностранных имён, я продолжил:

— А вот актриса на главную роль согласно договору нужна наша…

— Так он, наверное, Марецкую возьмёт, как обычно, — вздохнула Люда и печально посмотрела на меня.

— Но там по сути две главные роли, — улыбнулся я и добавил, — женские. И одна из ролей словно прямо под вас написана… Под ваш типаж…

— А когда пробы? А вы можете меня порекомендовать? — моментально засыпала вопросами меня Люда.

— Конечно, — кивнул я, — ваш типаж прекрасно подходит. Просто идеально! Только есть небольшая загвоздка…

Люда вскинулась, а я пояснил:

— Вы блондинка, а там по сценарию, насколько я помню, нужна брюнетка. Но я думаю, гримёры вполне должны справиться с изменением образа.

Люда заверила меня, что это вообще не имеет значения. А если надо будет, то она готова не только перекраситься в чёрный цвет, но и остричься налысо. Лишь бы утвердили.

— Когда вы меня порекомендуете? — опять спросила она и с придыханием, призывно проворковала. — Муля, мы можем поехать сейчас ко мне, и я вам продемонстрирую свою актёрскую игру и всё, что я умею…

Она наклонилась ко мне так, что края блузки, расстёгнутые аж на три верхние пуговички, разошлись, и мне продемонстрировали всё внушительное содержимое.