Муля, не нервируй… Книга 4 (СИ) - Фонд А. - Страница 26

— Где документы? — отсмеявшись, буркнул Большаков. — Давай сюда.

Гроза явно миновала, он уже не злился и разговор принял деловой тон. Однако направление данного разговора меня не устраивало. Поэтому я сказал:

— Не дам, — и отрицательно покачал головой; и от этого моего покачивания тараканьи усики цветка летучей мыши начали покачиваться вместе со мной.

Вот так мы и стояли в коридоре, и покачивались.

— Не дури, Бубнов, — усталым голосом сказал Большаков. — Я, конечно, оценил твои бойцовские качества. Но сейчас не место и не время. Давай сюда!

— Иван Григорьевич, — ответил я, — я не понимаю, зачем отдавать проект Александрову, чтобы он доложил его Сталину, если вы можете сделать это всё намного лучше⁈

— Потому что я не хочу связываться с Александровым из-за ерунды! — опять взревел Большаков, — мало мне его интриг и обвинений, так ещё из-за такой херни опять начнётся…

— Мой проект — не ерунда! И не херня! — возмутился я, а Изольда Мстиславовна сердито дёрнула меня за рукав и отобрала цветок.

— Муля, — устало потёр виски Большаков и тихо сказал, понизив голос почти до шёпота, — по сравнению с тем, что Александров творит, твой несчастный проект — это самая что ни на есть ерунда и херня…

— Иван Григорьевич, — твёрдо сказал я, — этот проект в будущем принесёт такие доходы и преференции, что мало кому и снилось!

— Я же не спорю, — вздохнул Большаков, — но это будет когда-то, в будущем. До которого мы можем и не дотянуть. Понимаешь?

Я понимал, но отдавать проект всё равно не собирался. Поэтому предпринял последнюю попытку:

— Давайте так. Вы сегодня с утра докладываете мой проект Сталину. Чтобы он остался нам. А я буквально за месяц уничтожу Александрова.

— Нет, Муля, — поморщился Большаков, — даже не думай. Убийство — не наш метод.

— Никого убивать я не буду. Я полностью уничтожу его репутацию, Иван Григорьевич, — твёрдо пообещал я. — Причём так, что там камня на камне не останется. Ни у него, ни у его шайки. Разотру их всех. Его даже дворником после этого не возьмут.

— Как? — глаза Большакова заинтересованно блеснули, он аж подался вперёд.

Рассказывать ему мой план я не собирался. Но и не сказать ничего тоже было нельзя. Поэтому, чтобы не быть голословным, я сказал:

— Вы же, наверное, знаете, что я из семьи нескольких поколений учёных?

Большаков кинул и с недоумением посмотрел на меня:

— Да, я читал твоё дело.

— А среди учёных секретов друг от друга мало… — и я с загадочным видом умолк.

— Ах, вот как… — пробормотал Большаков, зачем-то посмотрел на потолок, а потом уже на меня, — А если не получится?

— Сто процентов получится, — пообещал я. — Информация стопроцентная. Мне только нужно время, чтобы компромат собрать. Ну, чтобы он не отвертелся. Я несколько актёров подключил. Будем ловить «на живца».

Лицо Большакова приобрело заинтересованное выражение, даже Изольда Мстиславовна насторожила уши. Поэтому я сказал категорическим тоном:

— Но сейчас я ничего рассказывать не буду, Иван Григорьевич. Вдруг что-то сорвётся, а так вы вообще не в курсе были. Расскажу потом. Обещаю.

— Ты думаешь, может сорваться? — поморщился Большаков.

— Нет, я так не думаю, — покачал головой я, — но и исключать вероятность не надо.

Большаков умолк. По его лицу было видно, что внутри него шла нешуточная борьба. Я стоял и молча ждал. А внутри меня всё аж бурлило. От результата его раздумий зависело всё.

Наконец, я не выдержал и перевёл красноречивый взгляд на Изольду Мстиславовну.

Она нахмурилась и сделала вид, что она здесь вообще случайно оказалась.

Тогда я многозначительно посмотрел на цветок летучей мыши и криво усмехнулся. Изольда Мстиславовна заволновалась. Я опять криво усмехнулся, ещё даже более криво, чем в первый раз, и ещё более многозначительно.

Старушка мой намёк поняла и вмешалась:

— Ванечка, — сказала она обволакивающим материнским голосом, совершенно не стесняясь меня и давая понять, что я здесь «свой», — соглашайся. Если всё сорвётся, то ты ничего не теряешь. Ну, поругает тебя Иосиф Виссарионович немножко. Так в первый раз, что ли? Ты у меня мальчик умненький и найдёшь, что ему сказать. Но сам подумай, если всё получится — ты же какой проект будешь возглавлять! И от этого негодника избавишься. Давно пора. Сколько можно ему тебе нервы делать!

Большаков долгим-долгим нечитаемым взглядом посмотрел на Изольду Мстиславовну, но она убеждённо добавила:

— А Мулечка поможет. Я верю, что у Мулечки всё получится…

И при этом она взглянула на меня так, что я понял, что лучше бы у меня действительно всё получилось.

Большаков помолчал ещё какое-то время. Затем тяжко вздохнул и хрипло сказал:

— Проект у тебя с собой?

— Да, — с готовностью ответил я.

— Две недели! — вдруг прищурился он.

— Что две недели? — не понял я.

— Ты должен уничтожить его за две недели, — медленно сказал Большаков, и я почувствовал, как сердце аж ёкнуло. — Две недели и ни дня больше. Понял?

— Понял, — вздохнул я, кляня себя, что влез во всё это.

— Ну, пошли тогда, будем доклад писать… — он посмотрел на часы и скривился, — до утра надо кровь из носа успеть…

— Доклад я написал, — опять ответил я, — вам нужно только глянуть, может, где подкорректировать надо будет.

— Ну, вот видишь, Ваня, как всё хорошо получается, — радостно засуетилась Изольда Мстиславовна, крепко прижимая к груди цветок летучей мыши, — идите в кабинет. А я сейчас вам чаю принесу… с сахаром и сушками. За часик вполне управитесь.

Мы просидели в кабинете долго. Тщательно выверяли каждую фразу. Спорили. Я всё же доказал, что большую часть нужно оставить. Соглашался только с тем, если в каких-то местах идеологическая часть была слабовата и её можно было трактовать и так, и так.

Изольда Мстиславовна почти не ошиблась. Почти — мы просидели три часа.

— Всё! — хлопнул по папке Большаков и устало велел, — всем спать!

Изольда Мстиславовна, которая давно уже придремала на диванчике в кабинете Большакова, встрепенулась.

— Во сколько мне прийти? — спросил я.

— Как обычно, — поморщился Большаков, с трудом распрямляя задеревеневшую спину, — к началу рабочего дня.

— А вы же говорили…

— Ты считаешь, что я тебя к самому Сталину возьму? — ехидно хмыкнул он.

— Нет. Но я думал подождать…

— На работе подождёшь, — Большаков поднялся с кресла и выключил настольную лампу.

— А у меня больничный, — ляпнул я.

— Что-о-о-о? — вскинулся Большаков.

— Ну, а что! — развёл руками я, — я не хотел вас подставлять, Иван Григорьевич. Пришлось брать больничный.

Изольда Мстиславовна одобрительно хихикнула.

— Тем более, что если мне заниматься Александровым в такой сжатый срок, то на работу ходить я не смогу. Иначе не успею.

Большаков задумчиво нахмурился, что-то подумал, подумал, затем сказал:

— Ладно. Будь дома. Изольда Мстиславовна тебе информацию передаст.

А дома у меня был пионерский лагерь. Ну, не знаю, как ещё по-другому можно назвать, когда вся комната плотно забита спящими людьми. Валентина спала на моей кровати. Вера, очевидно, чтобы о ней не забыли, притащила раскладушку от Беллы ко мне и устроилась в проходе. Но мало того, Жасминов бросил одеяло на пол и спал сейчас на полу. Одна Дуся развалилась на своём диванчике и оглашала всё вокруг мощными раскатами храпа.

Я убедился, что места мне здесь однозначно не найдётся, и тихо-тихо, чтобы не разбудить гостей, взял покрывало и отправился в чуланчик Герасима, где прекрасно продрых до утра.

Не знаю, может, дрых бы и дальше, всё-таки чертовски устал. Но разбудил меня переполох. Кто-то охал и вроде как с кем-то переругивался в коридоре и на кухне.

Я прислушался — голоса все знакомые. Чужих вроде нету. Глянул на часы — время довольно позднее.

— Что случилось? — я выглянул из чулана Герасима.

— Муля! — увидела меня Вера и вдруг громко закричала, — Вот он! Смотрите! Вот Муля! Он вернулся, гад такой, и прятался в чулане!